Ночная Сторона Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

— Одно мгновение, и я истолкую вам, что это означает, — пообещал он. — Но сначала я хочу объяснить вам, что авторы этих Писаний знали не только состояние витка в их время — и раньше, — но знали и то, что произойдет.

— Я имею в виду, — он выдержал паузу, его глаза остановились на каждом лице, — План Паса. Любой, кто понимает План Паса, понимает будущее. Ясно ли я выразился? План Паса — это и есть будущее; понимать его, следовать ему — главный долг любого мужчины, любой женщины и любого ребенка.

Зная План Паса, как я сказал, хресматики понимали, что лучше послужит нам каждый раз, когда эта книга будет открыта, — что твердо поставит ваши и мои ноги на Ослепительный Путь.

Шелк опять остановился, чтобы изучить юные лица перед ним; он заметил проблеск интереса там и здесь, но не больше, чем проблеск. Он вздохнул.

— Сейчас мы возвращаемся к самим строчкам. Первая — Действительно ли ради песни нужно продать десять птиц? — имеет по меньшей мере три значения. Когда вы станете старше и научитесь думать более глубоко, вы узнаете, что каждая строчка Писаний имеет по меньшей мере два смысла. Одно из значений применимо ко мне лично. Чуть позже я объясню это значение. Остальные два применимы ко всем нам, и вначале я расскажу о них.

Итак, мы должны предположить, что птицы, о которых говорит эта строчка — певчие. Отметим, что в следующей строчке, которая не имеет в виду умеющих петь птиц, это становится совершенно ясно. И тогда, что символизируют эти десять поющих птиц? Безусловно, самая очевидная интерпретация — дети в классе, то есть вы сами. Вас можно назвать так, потому что вы читаете вслух нашим добрым сивиллам, вашим учителям, звонкими голосами, похожими на щебет певчих птиц. Выражение «купить что-либо ради песни» означает «купить это дешево». Тогда значение, как мы видим, такое: надо ли продать, очень дешево, много юных учеников? Ответ: конечно нет. Вспомните, дети, как много вещей ценит Великий Пас, и как он опять и опять рассказывает нам, что ценит любое живое существо в витке, каждую ягоду каждого цвета и вида, каждую бабочку и больше всех — человеческие существа. Нет, птиц не продают ради песни; птицы драгоценны для Паса. Мы бы не жертвовали птиц и других животных бессмертным богам, если бы они не имели ценности, верно? Это было бы оскорблением для всех богов.

Действительно ли ради песни нужно продать десять птиц? Нет. Нет, дети существуют не для того, чтобы их дешево продавали.

Сейчас они заинтересовались. Все проснулись, и многие даже наклонились вперед со своих сидений.

— Теперь давайте на секунду рассмотрим вторую интерпретацию. Заметим, что десять поющих птиц легко могут спеть не десять, а десять тысяч песен. — На мгновение перед его внутренним взглядом возникла картина, которую, возможно, видел давно умерший автор Хресмологических Писаний: маленький садик в патио, фонтан и много цветов, над ним раскинута сеть, которая удерживает соловьев, дроздов, жаворонков и щеглов; их голоса сплетают богатое полотно мелодии, которая, не прерываясь, тянется через десятилетия и, возможно, столетия, пока, наконец, сеть не сгниет и птицы, освободившись, не улетят.

Но даже и тогда, почему бы им иногда не возвращаться? Что не дает им вернуться, отважно влететь через прорехи в сети, напиться из звенящего фонтана и свить гнездо в безопасности садика патио? Их длинный концерт закончился, но продолжится после своего окончания, подобно оркестру, играющему, когда все зрители уже ушли из театра. Почему бы им не играть все дальше и дальше, ради наслаждения музыкой, когда последний театрал ушел домой, когда зевающие капельдинеры задувают свечи и гасят огни рампы, когда актеры и актрисы смывают грим, снимают то, что они носили на работе и надевают обычные одежды — коричневые рубашки и брюки, скучные блузки, туники и пальто, — в которых они пришли в театр, пришли на работу, как и многие другие, которые ходят на работу в таких же скучных коричневых одеяниях, простых, как коричневые перья соловья?

— Но если птиц продать, — продолжил Шелк (актеры и актрисы, театр и зрители, садик, фонтан, сеть и певчие птицы уже исчезли из его сознания), — как могут зазвучать песни? Мы, прежде столь богатые песнями, стали бедняками. Даже если мы вымажем ворона, вымажем черную птицу тонкой красотой жаворонка или скромной коричневой краской соловья, это нам не поможет, как авторы-прорицатели и указывают нам в следующей строке. Он не запоет, даже если позолотить его, как золотого щегла. Он все равно останется вороном.

Шелк глубоко вздохнул.

— Как вы знаете, дети, любой невежественный человек может занять пост, который даст ему почитание и власть. Предположим, например, что некий необразованный человек, — хотя честный и достойный, скажем один из тех мальчиков, которых майтера Мрамор исключила из своего класса и которые не смогут получить образование, — благодаря какой-нибудь случайности стал Его Святейшеством Пролокьютором. Он может есть и спать в большом дворце Его Святейшества на Палантине. Он может держать скипетр и носить украшенную драгоценными камнями одежду, и все остальные из нас будут вставать на колени, ожидая его благословения. Но он не сможет передать нам мудрость, передавать которую — его долг. Он будет как каркающий ворон, вымазанный разноцветной краской.

Мысленно считая до трех, Шелк глядел на пыльные балки мантейона, давая картине врезаться в память слушателей.

— Вы, я надеюсь, поняли, что следует из моих слов — ваше образование должно продолжаться. И я надеюсь, вы тоже поймете, что, хотя я взял пример из Капитула, я мог бы так же легко взять его из обычной жизни, говорить о торговце или купце, управляющем или комиссаре. Вам нужно учиться, дети, потому что однажды виток будет нуждаться в вас.

Шелк опять выдержал паузу, держа обе руки на старом треснувшем камне амбиона. Солнечный свет, струившийся через высокое окно над широкой дверью на Солнечную улицу, заметно потускнел.

— Таким образом, Писания сказали нам избыточно ясно: ваша палестра не будет продана из-за долгов или по какой-нибудь другой причине. Я слышал слух, что она будет продана, и многие в это поверили. Повторяю, это не наш случай.

Какое-то мгновение он грелся в их улыбках.

— А теперь я расскажу вам, какое значение имеет этот абзац для меня. Именно я открыл Писания, и, как вы понимаете, этот отрывок содержит значение как для меня, так и для всех вас. Сегодня, пока вы учились, я был на рынке. Там я приобрел прекрасную говорящую птицу, ночную клушицу, для личного жертвоприношения —