Непримиримые (сборник) - Сергей Тютюнник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Руки вверх! – звучит вдруг тонкий голос Невестина, втихаря выбравшегося из палатки с автоматом в руках. В Невестина стреляют от бедра, вгоняя пулю в живот. Чихория вздрагивает от выстрела и тут же получает прикладом в лицо…
– Передай своему начальству, – доносится до его замутившегося сознания, – что чеченцы не потерпят здесь свинячьей русской армии! Пусть отводят войска! Иначе мы вас, засранных вояк, опозорим на весь мир. Понял?!
Георгий лежит на сырой земле, видя над собой сквозь туман темные очки… Когда он поднимается, три «уазика» вместе с боевиками и оружием роты уже уходят вдаль. Невестин стонет и корчится от боли у палатки. Растерянные солдаты, не зная, что делать, топчутся возле него, как стреноженные кони…
Через полчаса ошалевший Иванченко, перетаскивая в машину Невестина, бормочет:
– Позор! Ешь-твою-вошь! На час отлучился!
– Радуйся, что отлучился. Теперь все шишки полетят на меня, – равнодушно говорит Георгий, загружая в кузов стонущего Сергея.
– Какой радуйся?! Какие шишки?! Позор на весь свет! – Глаза Иванченко лезут из орбит. – Отмудохали, как сопливых пацанов, да еще оружие забрали!.. Жора, сука, как ты мог клювом прощелкать три машины?!
– Они не по шоссе шли, а по пашне. Из-за лесополосы подкрались, – мямлит Чихория, размазывая ладонью кровь под носом. – Дудаев в машине сидел, я и растерялся.
– Растерялся! Дудаев! – хлопает себя ладонями по коленкам Сашка. – Ну и хули?! Надо было вмазать из всех стволов, чтоб вдребезги полетели!.. Манда ты, Жора!
– Инструкция не позволяла. А вдруг – провокация? – сердито бурчит Георгий. – Угрозы для жизни людей не было.
– А это что?! – тычет пальцем в кузов на Невестина Иванченко. – Не угроза?!
– Саня, хватит орать, ну тебя в задницу! – машет рукой Чихория. – Езжай быстрее в полк и докладывай. И Серегу спасешь, и с нами быстрее все определится…
– Чего тут определяться?! Трибунал нам с тобой однозначный! И позор по гроб жизни!
Георгий садится на землю и опускает голову. Иванченко, задыхаясь от злости, садится в кабину и с силой лязгает дверцей.
Пока водитель запускает двигатель, Сашка выскакивает из кабины и подходит к Чихории:
– Жора, поклянись, что не застрелишься!
Георгий обхватывает голову руками, медленно раскачивается всем телом и молчит.
– Поклянись дочкой, что не застрелишься! – повторяет на крике Иванченко.
– Клянусь, – наконец выдавливает из себя Чихория и добавляет уже равнодушно: – Да и стреляться не из чего. Они все автоматы забрали.
– А пистолет? – вспоминает Сашка. – Дай сюда пистолет!
Георгий не двигается.
– Дай сюда пистолет, я сказал!
Иванченко наклоняется и сам достает «макарова» из кобуры своего взводного.
– Вот так будет спокойнее, – и снова лезет в машину. Чихория продолжает сидеть на сырой земле, и Сашка, оглядываясь назад из кабины, долго видит его сгорбленную спину…
XI
Роту убирают с позиций в этот же день. Возвращают десантников. В Москву летят доклады об успешном налете Джохара Дудаева и его «гвардейцев» на подразделение федеральных войск.
Досада и ругань царят в генеральских и правительственных кабинетах. В плевках и матюгах уезжает рота Иванченко во Владикавказ. В ожидании разбирательства ее прячут подальше от людских глаз – на полигон, для охраны беженцев-ингушей, до сих поp не эвакуированных…
Чихория вспоминает генерала Соколова и его судьбу, сравнивает со своей и долго не оставляет мысль о самоубийстве.
Но за ним зорко следит Иванченко, а дома Майя не дает ему даже в ванной остаться одному, чтоб вены не порезал.
– Гарик, что ты переживаешь? – журчит ее голос. – Ну, уволят тебя из армии. Ну и что? Жизнь спокойней будет. Может, это и к лучшему… Нет худа без добра. Вон даже нос тебе прикладом выправили. Операция теперь не нужна, – улыбается жена. – Тут, в городке, никто тебя не осуждает. Ведь все простые офицеры и их жены понимают, в каких условиях вы оказались. Каждый мог, да и может еще попасть в подобную ситуацию. Плюнь и разотри!
Георгий равнодушно слушает Майю, смотрит на играющую в кубики двухлетнюю Тамару и вспоминает свою клятву дочкой, данную Иванченко на границе с Чечней. Душа его ноет, и сердце тонет в крови. Святой Георгий в серебряном кафтане на белом коне летит над ним, презренным, и Чихория теперь стыдится своего имени…
У въезда на полигон митингует сотня осетин, у которых родные – в заложниках у ингушей. Железные прутья и палки в руках.
– Вы укрываете не беженцев, а бандитов! Они убивали наших женщин, стариков и детей! – кричат ожесточенные люди. – Они всех осетин, которые жили в Чечне, обратили в рабов! Они забавляются и торгуют нашими сестрами, как тварями!
Перед закрытыми воротами стоят солдаты. Но на них напирают, оттесняя к железным створкам. На шум прибегает Чихория и кричит:
– Люди, опомнитесь! Тут точно такие же несчастные женщины, старики и дети, как и ваши соплеменники на «той стороне»!..
Юркий парень в дутой болоньевой куртке с наркотическим блеском в глазах подскакивает к Георгию и тычет в него потной рукой.
– Посмотрите! Он же не русский, он – грузин! Эти подлые грузины убивали наших собратьев в Южной Осетии и тут нам житья не дают! Бейте его, люди! – кричит с пафосом.
Толпа закипает и наваливается на Чихорию. Юркий парень достает из дутой куртки приготовленную для ингушей заостренную спицу и сует ее под ребра офицеру, нанизывая на свой кавказский шампур измученное сердце Георгия. Чихория оседает на землю, цепляясь слабеющими руками за одежды бурлящих вокруг людей.
– Убили! – кричит женщина, следя за потухающими глазами офицера, и народ расступается…
Через две минуты старший лейтенант Чихория умирает.
Через два часа его больной отец, полковник Чихория, вскакивает на ноги и тут же падает от инсульта.
Через два дня в шестнадцатилетнем сердце сестры Георгия – Светланы Чихория – умирает любовь к однокласснику-осетину.
Через две недели с холодных вершин Кавказа в долины сползает зима.
Через два месяца Иванченко и поправившийся Невестин увольняются из армии.
Через два года в Чечне начинается война.Привет от Эдипа
I
Ночью мне приснился ангел. Странный ангел с неясными чертами бледного лица. Он был одет в белый хитон. Но вместо крыльев за спиной – генеральские огромные погоны. Это могло бы вызвать улыбку, если бы не жуткое остервенение, с которым ангел вламывался в мое окно. Оцепенев, мы с отцом сидели во мраке комнаты, а посланник небес раз за разом чуть удалялся для разгона и вновь стремительно бился в стекло, пытаясь ворваться в квартиру. От досады бледное лицо его перекосилось…
Я проснулся от грохота своего сердца. Короткая июньская ночь уже вылиняла в ожидании рассвета. К полудню я забыл о страшном сне. А вспомнил только через три месяца – в конце сентября.
Недели за две до этого наш шеф собрал редколлегию.
– Вы знаете, что в одном из субъектов Российской Федерации здесь, на Северном Кавказе, грядут выборы президента республики. Одним из основных претендентов является генерал армии Тугаев, бывший заместитель министра обороны, недавно снятый со своего поста за темные дела. Мы – газета военного округа и по закону не должны вмешиваться в политику. Но, думаю, и в стороне от этого события оставаться нельзя, – и редактор посмотрел в мою сторону, поскольку я – начальник отдела общественных проблем.
Между бровей у шефа нарисовалась вертикальная морщина. Значит, дело серьезное.
– Тугаева мы все прекрасно знаем. Сволочь высокой пробы, – начинаю я, поглядывая на притихших коллег. – Он в Чечне боевикам и вертолеты продавал, и «Грады»… Да и сейчас в предвыборной борьбе на бандитов опирается. Чеченские полевые командиры и местные ваххабиты ездят по русскоязычным районам и запугивают людей, чтоб голосовали за Тугаева. За ним стоят мусульманские экстремистские организации. Это новый Джохар Дудаев. Он начнет гражданскую войну. Будет вторая Чечня.
– Откуда вы знаете? – вставляет вечно сомневающийся замредактора.
– Собкоры из центральных газет рассказывали, – пытаюсь рассеять его сомнения, хотя информацию мне подкинули знакомые ребята из спецслужб. – Тугаев на встречах с избирателями говорит, что Россия – банкрот, фактически ее больше не существует, ориентироваться нужно на Турцию, Международный исламский банк и так далее. В общем, позиция ясная как божий день. Считаю, по Тугаеву нужно нанести точечный удар.
– Вот ты и наноси, – вставляет редактор. – Ты у нас рулишь общественными проблемами, околополитические дела – твоя сфера. Пиши!
– У Тугаева связи в Минобороны и Генштабе. К тому же он до сих пор в кадрах: то ли советник, то ли инспектор, – осторожно говорит замредактора, глядя в стол и теребя авторучку. – Нас раздавят за антитугаевскую публикацию.
– Ну, раздавят не нас, а лично меня, – вздыхает редактор и трет наморщенный лоб.
