Генрих VIII и его королевы - Дэвид Лоудз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности ее имя уже в 1520 году связывалось с именем Джеймса Батлера в матримониальном торге, который должен был положить конец спорам о наследовании ирландского графства Ормонд. Томас Батлер, предшествующий граф, умер в 1515 году, что определило тяжбу между его наследником по мужской линии сэром Пиерсом Батлером и основными наследниками — сэром Джеймсом Сент-Леджером и сэром Томасом Болейном. В 1520 году дядя Анны и шурин сэра Томаса, граф Серрей, был лейтенантом Ирландии и получил от короля инструкции решить этот спор в пользу Болейна. Однако Серрей обнаружил, что сэр Пиерс абсолютно непреклонен, а местная община во многом на его стороне, в то время как позиция короля была непрочной и его собственные возможности недостаточны. Поэтому он предложил брак между сыном сэра Пиерса, Джеймсом, и дочерью сэра Томаса как более или менее дружеский компромисс. Джеймс в то время находился при кардинале Уолси, и кардинал постарался способствовать этому союзу. Он не свершился по целому ряду причин, связанных с тонкостями ирландской политики, и только в 1529 году сэр Томас Болейн наконец обеспечил себе этот титул Ормонда. Между тем незамужняя и весьма привлекательная как партия Анна Болейн была допущена к английскому двору в начале 1522 года. Ее первое публичное появление произошло на празднестве, связанном с турниром в последний день масленицы — взятием Chateau Verte, во время которого Анна предстала в виде аллегорической фигуры Упорства. Ее сестра Мария изображала на этом же празднике Доброту, а герцогиня Саффолк (давно вернувшая себе милость) — Красоту[49]. В отличие от сестры короля, Анна не была красавицей, как позже все считали, даже менее хорошенькой, чем ее сестра или Елизавета Блаунт. Однако она отличалась чрезвычайной привлекательностью и выделялась на любом фоне. Она была высокого роста, темноволосой, с благородной посадкой головы, но по существу эта привлекательность в определенной мере состояла в ее приобретенной французской изысканности, а также в своеобразном животном магнетизме, суть которого трудно объяснить, но который, возможно, является попросту сексапильностью.
Довольно странно, но сэр Томас после неудачи, постигшей проект брака с Батлером, не сразу начал переговоры по поводу своей дочери. Это не было связано с тем, что она привлекла внимание короля. На этой стадии не она, а Мария делила королевское ложе. Скорее всего, будучи очень умной девушкой, она ясно дала понять, что больше не желает быть отвергнутой. Без сомнения, она нисколько не скучала. Игра в куртуазную любовь, изобретенная трубадурами из Лангедока за четыре столетия до этого и возродившаяся среди бургундского рыцарства, столь любимого Тюдорами, предлагала широкое поле действий молодой женщине, одаренной остроумием. Екатерина никогда не имела реальной возможности ей предаваться. При английском дворе ее знали только как королеву, не считая случайностей, которые ей были дозволены, и хотя сам Генрих одарял ее вниманием, никому больше не дозволялось делать то же самое. Однако ее дамы, в особенности незамужние, скорее всего с удовольствием приняли во всем этом участие. При дворе всегда было мало женщин, и его постоянным врагом была скука, так что эта относительно безвредная игра была очень популярна, и королевских фрейлин всегда осаждали кавалеры[50]. Обычно обмен комплиментами и подарками, замысловатый диалог и тайные свидания мало что значили, в особенности потому, что число игроков-мужчин превышало число женщин в пропорции пять или шесть к одной. Анна, которой после возвращения из Франции было отведено место в штате Екатерины, была исключительно искусным игроком, в гораздо большей мере, чем обычно требуется. Это могло иметь плачевные последствия. Согласно церемониймейстеру Уолси, Джорджу Кавендишу, она походя ввергла несчастного Генри Перси в безрассудную страсть. Перси, который был сыном и наследником графа Нортумберленда, жил в это время в резиденции Уолси (между 1522 и 1524) и был довольно неловким юношей. К тому же он по контракту должен был жениться на Марии Тальбот, дочери графа Шрусбери. Все это завершилось своего рода скандалом и опалой несчастного юноши[51].
Сама Анна, как кажется, получила лишь головомойку от собственного отца, но к 1525 году она стала для него источником некоторого беспокойства. В свои двадцать четыре года она была самой изысканной придворной да мой, пребывающей в центре самого престижного брачного рынка Англии, однако никаких перспектив брака не обнаруживалось. Еще несколько ситуаций, подобных ее флирту с Генри Перси, — и она могла бы попросту лишиться своего места в свите королевы, которая всегда отличалась известной строгостью, а теперь становилась все более старомодной. Именно в этот момент, зимой 1525–1526 года, она затеяла куртуазную игру с самим королем. В этом не было ничего особенного. Генрих был неутомимым волокитой в течение многих лет, но, сохраняя должное внимание по отношению к жене, он никогда не строил свои отношения таким образом. Ничего неизвестно об их первоначальном сближении. Это ясно свидетельствует о том, что оба они в этот момент не считали свои отношения сколько-нибудь серьезными. Однако во время масленичного турнира 1526 года король появился «… в изысканной шляпе с лентами, на которых было написано Declare ie nose, что по-английски значит „Объявить не смею“…»[52].
Это был далекий отзвук «Львиного Сердца», но сам по себе он мало что означает. Только когда, через год или чуть позже, Генрих намекнул на постоянство своей любви, это показалось многозначительным. В первые месяцы 1526 года условная куртуазная игра незаметно стала приобретать серьезность, и на этот раз партнером был не наивный юный дворянин, а сам король. Если Анна рассчитывала на такое продолжение, то она вела очень опасную игру. Скорее она была вовлечена в нее совершенно случайно. Она знала свою собственную привлекательность, но по сравнению с Франциском, мужем ее прежней госпожи, король не отличался живостью, а его двор был воплощением благопристойности в сравнении с французским. Анна знала, как вести себя в обычных обстоятельствах, но к лету 1526 года она поняла, что подцепила на крючок очень опасную рыбу.
Тюдоры всегда желали идти собственным путем, как в любви, так и во всем остальном. Генрих женился на Екатерине, потому что он ее хотел, не считаясь с политическими последствиями этой ситуации. Мария упорно стремилась заполучить Чарлза Брэндона, хотя прекрасно знала, что он совершает настоящую измену, вступая с ней в отношения без согласия короля. Маргарита после смерти своего первого мужа Якова IV, погибшего в битве при Флоддене в 1513 году, вышла замуж за Арчибальда, графа Энгуса, и весьма вероятно, без согласия своего брата или кого-либо еще. В политическом смысле это не был разумный шаг. Она подвергала опасности и себя, и собственного сына. Позже она его покинула, к притворному во многом гневу Генриха. Следовательно, когда король решил, что он хочет Анну Болейн, единственный вопрос состоял в том, как ему этого достичь, и никто не рассчитывал, что ответ появится незамедлительно.
Глава вторая. «Великое дело» короля: Екатерина и Анна, 1525-1533
Куртуазная любовь была игрой, полной противоречий. Часто сами ее участники, кажется, не знали, насколько она серьезна, а зрители, несомненно, с удовольствием следили за ее развитием. Когда мы встречаем профессионального поэта, вроде Джона Скелтона, пишущего страстные вирши, каких требовал этикет, но на сочинение которых у многих кавалеров недоставало искусства, нам предлагается попросту вообразить себе ролевую пьесу. Однако если такие сонеты становятся произведением дворянина, который одновременно был одним из утонченнейших поэтов этой эпохи, не столь уж легко понять истину. Сэр Томас Уайет, несомненно, в этом куртуазном контексте адресовал свои любовные песни Анне Болейн, и на этой основе впоследствии была сочинена история, имевшая целью доказать, что у нее были с ним сексуальные отношения, прежде чем король начал оказывать ей серьезное внимание. Если так и было, то это должно было происходить в конце 1526 года, но реальных доказательств такого эпизода не существует. Ранние стихотворения Уайета, которые предположительно намекают на нее, или имеют сомнительное авторство, или очень туманны по форме выражения. Единственный сонет, который содержит эти строки:
Охотники, я знаю лань в лесах,Ее выслеживаю много лет,Но вожделений ловчего предметМои усилья обращает в прах
и заканчивается знаменитыми словами
Повязка шею обвивает ей,Где вышиты алмазами слова:«Не тронь меня, мне Цезарь — господин,И укротит меня лишь он один»[53]
(Пер. В. Рогова)