Генрих VIII и его королевы - Дэвид Лоудз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пристрастие Екатерины к наукам может оказаться столь же истинным, как и ее приверженность благодеяниям, но в связи с ним благочестивый экстаз был не столь выражен. Учителя, нанятые матерью, научили ее хорошему латинского языку в стиле Цицерона, и она писала на своем родном кастильском с достаточной элегантностью и правильностью. Эразм, мнения которого никогда не были до конца свободны от личного интереса, заявил, что «королева любила хорошую литературу, которую она успешно изучала с самого детства». Поэтому он был разочарован, когда она покритиковала его греческий перевод «Нового Завета» в 1516 году на том основании, что он вознамерился быть умнее святого Иеронима. Создается впечатление, что интерес к новой науке развивался медленно и никогда не посягал на ее ортодоксальные религиозные воззрения. Лорд Маунтджой, сам покровитель ученых, стал в 1512 году ее камердинером, а позже она сделала своего выдающегося земляка, Хуана Луиса Вивеса, наставником принцессы Марии. Вивес приехал в Англию в 1523 году, и в том же самом году Екатерина поручила ему написать трактат «Об образовании женщин-христианок». Эта работа была написана не специально ради образования Марии, но скорее в связи с общим интересом королевы к данной проблеме[35]. Вивес был не единственным ученым, которому покровительствовала Екатерина, но, вероятно, самым близким ей по настроению и целям. Похоже, что она скорее была хорошо начитана и умна, чем образованна в чисто академическом смысле, и, быть может, считала глубокую образованность несовместимой ни с ее полом, ни с социальным положением. Ее задачей было покровительство и поддержка, а не соперничество со своими подопечными, и Томас Линакр, Джон Колет, Ричард Пейс и Ричард Уитфорд были в определенной мере облагодетельствованы ее щедротами. Она поощряла Генриха в его довольно дилетантской интеллектуальности и была достаточно умна, чтобы льстить его самолюбию в этом отношении. Возможно, единственным видом искусства, в котором ее муж преуспел, была музыка, но по крайней мере в начале своего брака они, как кажется, обсуждали многие проблемы таким образом, что это удивляло их страны и вызывало восхищение в литературном сообществе. Такая блестящая репутация мало помогла Екатерине, когда после 1525 года разразились политические бури. Только Джон Фишер защищал ее умело и решительно и, вероятно, действовал лишь во имя ее дружбы, поскольку был признанным ученым и аскетом задолго до того, как она имела какую-либо возможность предложить ему свое покровительство.
Джон Колет (1467?-1519), настоятель собора Святого Павла, 1504–1519, и основатель школы Святого ПавлаВ 1520 году Екатерина стала решающей фигурой в своей области. Поскольку она перестала быть лишь украшением и фоном для Генриха, постепенно определялась ее собственная личность. Во время «Лагеря из золотой парчи» она была гораздо менее заметна, чем кардинал Уолси, выполнявший ее поручения с минимальной готовностью и желанием. Раз Генрих стремился к дружбе с Францией, она не могла ему препятствовать, но у нее не было желания способствовать тому, что превратилось бы в военный союз против ее племянника-императора. В действительности, как подозревал Франциск, Генрих вел двойную игру, и, может быть, по этой причине принцесса Мария, которую французы так желали видеть, оставалась в Англии[36]. Это решение наверняка должно было понравиться королеве, даже если она не имела к нему никакого отношения. Карл посетил Англию незадолго до «Лагеря золотой парчи» и впервые встретился с Екатериной в Кентербери. Если у королевы было какое-то намерение восстановить политическое влияние, которое она уступила Уолси, то эта встреча предоставляла такую возможность. Император, вероятно, прекрасно знал, что его тетушка за кулисами действует в его интересах, но мог скептически оценивать ее влияние. Однако после трех дней, проведенных с Генрихом, он вполне мог восстановить свое доверие. Разговоры создавали обстановку семейной встречи, и на многие из них не были допущены даже самые доверенные советники. Екатерине все это должно было напомнить золотые дни десятилетней давности, за возврат к которым было дорого заплачено неприятными воспоминаниями о встрече с Франциском. Генрих, однако, был менее послушен, чем в то время, когда Фердинанд делал из него дурака. Уолси старался сохранить мир, который он так последовательно возводил в Лондонском договоре, а королева осторожно подталкивала его к имперскому союзу, но за эти годы он стал архитектором своей собственной политики. В начале 1521 года, торжественно заверяя Франциска, что их дружба прекрасна и нерушима, король начал закидывать удочку насчет брака своей дочери с Габсбургами. Его расчет был тонок, так как в мае король Франции воспользовался преимуществом в связи с тем, что его соперник был занят мятежом communeros, чтобы вторгнуться в Испанскую Наварру и захватить ее. Обострение вражды было неизбежным, и английские акции на дипломатическом рынке в значительно выросли в цене. Сначала Генрих предложил свое посредничество, но 29 июля он официально уполномочил Уолси заключить новое соглашение, и 14 сентября был подписан договор в Брюгге[37].
Томас Линакр (14607-1524), изображенный неизвестным художником. Врач и гуманист, он был учителем латинского языка у принцессы Марии в 1523 годуПятилетняя Мария была обручена с императором двадцати одного года, чтобы выйти замуж, как только достигнет минимального канонического возраста — двенадцати лет. Если бы она к этому времени все еще оставалась наследницей Генриха, ее доля составляла бы 80 000 или 120 000 фунтов. Хотя Генрих и Екатерина относились к этому одобрительно, всерьез все это воспринято быть не могло. Готов ли в самом деле Карл ждать семь лет, пока дитя-невеста подрастет? Генрих понимал, что такой договор «… не помешает императору жениться на любой женщине соответствующего закону возраста, прежде чем наша дочь достигнет зрелости, и он связан только тем, что возьмет ее, если будет свободен»[38]. Это обручение было в сущности скорее символическим, чем реальным. Реальный смысл договора состоял в том, чтобы оказать императору вооруженную помощь, если французы не прекратят своих враждебных действий к ноябрю 1851 года, хотя Англия не была связана обязательством широкомасштабной военной кампании до мая 1523 года. Зная отвращение Уолси к войне и не до конца доверяя своему союзнику, Карл вернулся в Англию в мае 1522 года и пробыл здесь больше месяца. Его визит имел огромный успех. Он точно знал, как польстить тщеславию Генриха, и ко времени своего отъезда 6 июля добился ратификации договора в Брюгге и возобновления соглашения об объединенной военной кампании в следующем году. Он также повстречался со своей предполагаемой невестой. 2 июня, когда он приехал в Гринвич, «у дверей зала его встречала королева и принцы, и все дамы принимали и приветствовали его… и император с великой радостью увидел королеву, свою тетушку, и в особенности свою кузину леди Марию»[39].
Генрих VIII садится на корабль в Дувре (неизвестный художник, около 1545). Флот отправляется во Францию, 1520. На переднем плане видны пять главных кораблей, а слева — Дувр «Лагерь из золотой парчи», изображение встречи Генриха VIII и Франциска I Двойной портрет Генриха VIII (справа) и Карла V, вероятно после визита Карла в Англию в 1522 году (неизвестный художник). На картине перед ними какой-то документ, скорее всего договорПосле этого вечером они танцевали, и он обращался с этой девочкой с величественной галантностью, которая произвела впечатление на всех присутствующих и о которой ей придется вспоминать еще долгие годы. Подобно своей матери, Екатерина не имела особого отвращения к войне, если она считала ее справедливой, и призналась одному из посланников своего племянника, что считает французского короля хуже турок, которые в это время угрожали Венгрии и Венеции. По крайней мере в этом отношении дочь Изабеллы сильно разочаровала Эразма, но она была достойной спутницей воинственного короля.
К 1523 году можно было не сомневаться в том, что этот брак был только простой формальностью. Елизавету Блаунт сменила в постели короля Мария Болейн, старшая дочь сэра Томаса Болейна и Елизаветы Ховард, дочери герцога Норфолка. Мария в 1520 году вышла замуж за Уильяма Кэри, придворного из штата короля. Был ли этот брак простой ширмой, устроенной королем для сокрытия реальной ситуации, или она стала его любовницей после свадьбы, неизвестно. Их отношения закончились к 1525 году, и после них не осталось законных детей. Позже предполагалось, что Генрих Кэри, который родился к концу этого года, в действительности был сыном короля, но это почти наверняка не соответствует реальности. Мария родила своему мужу двоих детей: в 1525 и 1527 годах, из чего следует, что она начала жить с ним не раньше 1524 года. Из этого также следует, что плодовитость короля была сомнительной. Или его обычно плодовитые любовницы не могли зачать, когда попадали в его постель, или они, как и королева, имели выкидыши или недоношенных детей. Как бы ни обстояло дело, это имеет значение для всей эпопеи его супружеской жизни. Уильям Кэри получал щедрые королевские дары ежегодно с 1522 по 1525 год, что также является предположительным. Спустя годы, когда Генрих пытался расчистить себе дорогу к браку с Анной Болейн, сторонники Екатерины обвинили его в том, что он «имел дело» и с ее сестрой и с ее матерью, на что король смог ответить весьма жалкой фразой — «только не с матерью». Клевета в связи с Елизаветой Болейн возникла, вероятно, как предполагает Эрик Ивз, от того, что ее спутали с Елизаветой Блаунт[40]. После 1525 года король должен был или ограничиться случайными связями, о которых не сохранилось сведений, или вступить в долгий период воздержания. К этому времени он отказался от надежды иметь детей от Екатерины и почти полностью прекратил сексуальные отношения с нею.