О зверях и людях - Карл Гагенбек

По прибытии в Александрию снова началась выгрузка животных, которых нужно было отвести во двор к кораблестроителю Миголетти, брату моего африканского путешественника, где они нашли себе временный приют. Сюда же прибыл и второй караван с животными. Вечером я снова увидел моего бедного друга Казанову, в котором едва теплилась жизнь. Больной очень обрадовался, увидев меня. Тихим голосом он расспрашивал о благополучно завершившемся переезде каравана животных, но когда уходя я стал прощаться, то почувствовал, что это прощание навеки.

Его преемником позднее явился венгр Эслер, который шесть лет был рабом при дворе абиссинского негуса Теодора и был освобожден из рабства англичанами. Он присоединился к одному из транспортов Казановы, а впоследствии сам объезжал вверенный ему участок в Абиссинии.

Быть может, читателю интересно дослушать до конца рассказ о злоключениях этого транспорта зверей, которые во многих отношениях являются типичными. Наиболее трудная и опасная работа заключалась, само собой разумеется, в выгрузке и размещении животных. Жирафы, слоны, буйволы, антилопы, ящики с хищниками должны были быть погружены паровым краном на борт парохода «Уран», направлявшегося в Триест. Можете мне полностью поверить, если я скажу, что при виде болтающихся между небом и землей животных мною овладел страх. Снимать с животных путы было гораздо труднее, чем надевать их. Жирафов, например, нужно было класть набок. Иначе они не давали снимать с себя веревки, и как бы быстро это ни делалось, все же длинноногие животные успевали угостить окружающих изрядным количеством пинков. Брат мой Дидерих получил однажды такой удар в грудь, что упал без чувств. К счастью, он вскоре пришел в себя. В Триесте наш пароход встречали отец и мой шурин. Они уже заранее заказали необходимое число вагонов для нашего транспорта зверей. Прибытие животных в Триест вызвало необычайную сенсацию среди местного населения. Соединенные караваны Казановы и Миголетти составляли самый большой транспорт; кроме других животных, в нем были один носорог, пять слонов, четырнадцать жирафов, двенадцать антилоп и газелей, четыре нубийских буйвола, шестьдесят хищников и шестнадцать взрослых страусов, из которых одна самка была такой огромной величины, какой мне более никогда не приходилось встречать. Она легко доставала кочан капусты, положенный мною на высоте 11 футов. Транспорт дополняли двадцать больших ящиков с бородавочниками, медоедами, обезьянами и разнообразными птицами, а также семьдесят две нубийские молочные козы — странствующая молочная ферма, которые снабжали молоком наш молодняк. При выгрузке зверей у пристани стояла тысячная толпа, с любопытством смотревшая на редкое зрелище. Каждый раз когда слон или жираф повисали в воздухе на стропах подъемного крана, набережная оглашалась неописуемым гулом голосов. Однако это скопление публики было ничто в сравнении с тем, что творилось на улицах города, когда наш африканский караван направился из порта к вокзалу, растянувшись длинной лентой.

По пути следования животных скапливались такие толпы народа, что требовалась помощь специального отряда полицейских для расчистки дороги. Для меня и сейчас остается загадкой, как при этом не произошло ни одного несчастного случая.

По мере движения каравана через Вену, Дрезден, Берлин в Гамбург он распадался на части. В королевском зверинце Щёнбрунн в Вене остались два жирафа, один слон и много мелких зверей. В Дрездене обрели свое новое местожительство также два жирафа и несколько других животных; Но большую часть животных взял Берлинский зоологический сад, в котором только что были отстроены новые павильоны. В Берлине остался носорог, первый из африканских носорогов, привезенный в Европу со времен римского владычества. Когда я покидал столицу, мой транспорт зверей уже значительно уменьшился. 8 июля мы благополучно прибыли в Гамбург. Невиданные никогда ранее суданские жирафы и молодые африканские слоны, а также другие заморские животные из Нубийской пустыни произвели здесь, на побережье Северного моря, сильный фурор. Художник Лейтеманн поспешил сюда, чтобы сделать зарисовки для «Gartenlaube». Зоологический сад в Гамбурге приобрел четырех жирафов, за ними последовали буйволы, медоеды и некоторые другие звери; остатки каравана впоследствии попали в Лондон и Антверпен. Если это описание перипетий, происходящих с этим большим транспортом животных, заинтересовало читателя, то я хотел бы отметить, что это только половина всего рассказа, причем половина наименее интересная, так как история транспортировки зверей по Европе далеко уступает по своей увлекательности и занимательности истории их перевозок по диким областям Африки, о чем будет рассказано в последующих главах.

С тех пор как я в начале 1866 года взял в свои руки все дело торговли зверями, я уже не знал покоя. Я был то на берегах Рейна, то у Красного моря, и когда возвращался домой, телеграммы, полученные в мое отсутствие, снова призывали меня куда-нибудь вдаль. Поездки не стали реже и тогда, когда я И марта 1871 года, уже под новым, черно-красно-белым флагом, обзавелся собственным домашним очагом. Все же мое свободное время принадлежало теперь семье. Из десяти человек детей, которых подарила мне моя жена, только пять остались в живых — три девочки и два мальчика. Оба — Генрих и Лоренц — стали сегодня моими компаньонами, они тоже давно уже счастливые супруги, а дочери самые старательные хозяйки. Живое Доказательство этого благополучия — тринадцать окружающих меня внучат.

Средства передвижения так усовершенствованы за последние годы, что трудно себе представить затруднения, какие приходилось преодолевать когда-то при перевозке людей и животных. Так, однажды я купил у владельца зверинца Августа Шольца партию зверей и перепродал ее за крупную сумму — 70 тысяч франков — хозяину одного из французских зверинцев Пияне. Чтобы доставить животных к месту назначения — в Италию, нужно было перевалить через Сен-Готард, так как туннель в этих горах был пробит лишь спустя десять лет. Понадобилось по крайней мере сто двадцать мулов, чтобы переправить транспорт животных через горы. Это был самый большой в наше время караван животных, и должен признаться, что, проведя его, я еще больше восхищался Ганнибалом, который за две тысячи лет до меня прошел примерно по этому пути со своими слонами.

При оформлении этой сделки я впервые столкнулся с дрессировкой животных, которая сыграла столь большую роль в нашем предприятии впоследствии и которой я дал совершенно новое направление. В караване находилось несколько групп дрессировщиков, которые возглавлялись специально приглашенным Робертом Даггезеллом.