ОСЕННИЙ ЛИС - Дмитрий Скирюк

Жуга подмигнул музыкантам, Иваш поднял смычок.

Грянула плясовая. Глухо, сбивчиво бухал барабан. Жуга притопнул, всей пятой ступил вдруг на угли и – вперед, вперед, шажками мелкими, как горох, двинулся по кругу в лихом переплясе!

Народ ахнул, загомонил. Кто-то под напором людской толпы оступился на угли, ругнулся и отскочил назад. Все засмеялись, захлопали в ладоши.

Жуга спрыгнул на землю. Музыканты сделали паузу.

– Еще! – крикнул кто-то. В подставленную шляпу полетели менки, полушки, пятаки. – Еще! еще!

– Во, народ, застояться не дает! – веселился Реслав. – Кто не верит, пускай проверит, да потом все одно никто не поверит! Эй-эй, посмотри на нас, раскрой глаза да уши, смотри да слушай веселый пляс!

Ударили по струнам.

Жуга разошелся вовсю, угли так и летели во все стороны. Реслав ощутил вдруг веселую дрожь в груди, сел, стянул единым махом сапоги и, забыв, для чего он тут, припечатал босой ногою горячие угли. Припечатал и пошел, разбрасывая тлеющие огоньки, выгоняя из башки пьяную дурь, засмеялся от нахлынувшей радости – «Могу!»Поймал веселый взгляд Жуги – тот подмигнул лукаво – знай, мол, наших! «Эх, эх, жги!»

Было жарко и больно, но на удивление терпимо. Реслав вприпрыжку пересек огненный круг, постоял на холодных камнях и двинулся сызнова. Кое-где в угли упали медяки, Реслав, памятуя наставления Жуги, старался обходить их стороной, Жуга же нагибался, выхватывал их руками, пока не нагрелись, скалился весело.

Угли почти погасли. Реслав подскочил к жаровне: «А ну, берегись!»– опрокинул. Толпа подалась назад. Свежие угли были горячее, мерцали красно, вспыхивали бегущими огоньками. Реслав заробел было, но Жуга уже махнул рукой: «Давай!»– и первым выскочил на круг. И вновь плясали оба, крича шутки-прибаутки, пока не растоптали угли в пыль, в мелкую золу…

…Толпа разбрелась. Владек оборачивал свои цимбалы в чехол. Реслав сидел на земле, рассматривая попеременно свои босые ступни: ожогов и впрямь не было, лишь краснели две-три царапины, да пахло копченым.

Жуга вытер ноги тряпицей, надел царвули. Посмотрел на Реслава.

– Ну, молодец! – одобрительно сказал он. – Не ожидал я. Эй, Иваш, сколько там?

– Три сотни, сорок две! – объявил тот. – Хоть на серебро меняй – почти четыре талера. Ну, вы и задали жару! Отродясь такого не видывал. Как это у вас выходит? Держите, – он протянул кошель и Сажека (кота на время прятали в мешке, чтобы не попался под ноги). Жуга взял, хотел что-то сказать, но тут послышался грохот, цокот копыт – запряженный четверкой лошадей, проехал и свернул на улицу богатый экипаж. Мелькнуло морщинистое лицо старика, вислые усы, копна седых волос.

– Ишь, поехал! – пробормотал Иваш. – На четверке…

– Кто это? – спросил Балаж.

– Михай Пелевешич, вельможный пан… Поместья у него тут и замок за городом. Да и в самом Маргене он большую власть имеет.

Сзади послышался непонятный шум. Все обернулись: Жуга стоял, глядя вослед экипажу. Сажек в диком страхе повис у него на рукаве, расцарапав руку до крови.

Жуга повернул голову. Взгляд его был страшен.

– Жуга! – всполошился Реслав. – Ты чего, Жуга?!

– Сколько ему лет? – хриплым голосом спросил он. Все молчали, и Жуга, не дождавшись ответа, закричал: – Сколько ему лет?!!

* * *

Ночь выдалась темной и ненастной. Шелестел по крыше дождь. В корчме у Ладоша было пусто, лишь в углу за столом сидели четверо. Теплилась желтым язычком свеча. Чуть в стороне на лавке спал котенок.

– …Лараш Зегальский, городской каштелян, – сосредоточенно загибая пальцы, вспоминал Иваш. – Вильгельм Штох, купец Бременский, тоже давно тут живет. Олекса Григулевич, тоже купец. Гжегож Пшимановский, шляхтич знатный… – Иваш показал два сжатых кулака. – Вот… Всем почти под девяносто, остальным – немногим меньше.

– Н-да… – Жуга сидел, подперев голову рукой, глядел на свечу. – Не знаю, что и думать… Ничего не примечаешь, Реслав?

– Все из разных краев, – подумав, сказал тот.

– Вот-вот, – кивнул Жуга. – И все – богатые.

Балаж растерянно глядел то на одного, то на другого.

– Ну и что? – спросил он. – Что тут такого?

– Помолчи ты… – отмахнулся Жуга. Глянул на Иваша. – Чей замок там, по дороге на запад?

– Там, что ли? – тот махнул рукой. – Да как раз пана Пелевешича замок и есть. Мы, кстати, завтра туда ехать собираемся.

– Вы?! – поразился Жуга. – Зачем?

– Так праздник же! Сыну его, Мареку двадцать пять стукнуло. Народ соберется, музыкантам там рады будут.

Жуга встрепенулся, многозначительно глянул на Реслава. Тот понял без слов – слишком уж много совпадений. Упускать такой случай было нельзя.

– Возьмете нас? – спросил Жуга.

– Отчего не взять? – отозвался Иваш добродушно. – А может, ты и сам на чем-нибудь играешь? Тогда еще лучше. Не знаю, правда, на телеге поместимся, нет.

– На свирели играть могу, – сказал Жуга. – А не поместимся, так пешком пойдем. Лишними не будем, верно, Балаж?

Балаж к этому времени уже совсем перестал что-то понимать.

– Пожалуй, что и верно… – пробормотал он. – Только… Гм!

– Вот и ладно, – подытожил Реслав. – Ну, будем здоровы!

Приятели сдвинули кружки.

* * *

На телеге поместились.

Музыкантов подобралось четверо – Иваш, Владек, грузный, немолодой уже Михай со струнной волынкой, и веселый, ладно сбитый Григораш, который, казалось, мог играть на чем угодно. Выехали засветло. До городских ворот добирались без малого час – так узки были улочки Маргена. Михай правил. Григораш прикорнул на куче соломы. Жуга, Балаж и Реслав прикупили новые рубашки, обзавелись шляпами. Жуга вдобавок раздобыл гребень, еле расчесал рыжие вихры. Сажек свернулся у котомок, спал.

У ворот неожиданно повстречали Олега.

– Здорово, Реслав! – окликнул он, ухмыльнулся весело. – Никак, до Пелевешича? А, и Жуга здесь! Здравствуй, здравствуй. Как поиски-то ваши?

Реслав закряхтел, заерзал.

– Ничего пока…

– Что ты ему наплел? – тихо спросил Жуга. Реслав пожал плечами: «Не помню!» Олег тем временем уже запрыгнул на повозку.

– Подвезете?

Михай обернулся, глянул неодобрительно, но кивнул – поезжай, мол.

– Может, возьмете в долю? – Олег подтолкнул Реслава локтем, подмигнул. – Вчетвером-то сподручнее. Мельница все равно пока стоит, а лишние менки никому не помеха. Чай, и мне чего отсыпется. Узнали хоть что-нибудь?

Жуга посмотрел так, что Реслав чуть не спрыгнул с телеги, ничего не сказал, лишь потянул к себе Сажека, погладил. Кот разнежился в руках, замурлыкал.

Миновал полдень. Лошаденка неспешно тащилась по дороге меж лесов и полей. Слева голубой лентой вилась Длава. Роса уже высохла, от ночного дождя не осталось и следа. Частенько встречали прохожих, обогнали груженую дынями да арбузами телегу. То и дело слезали на ходу, шли рядом, разминая ноги.

Ближе к вечеру появились комары, зудели, толклись серыми облачками. Пора было подумать и о ночлеге.

Жуга глядел куда-то в сторону. Реслав перехватил его взгляд, посмотрел туда же. Меж деревьев был просвет – там, на поляне розовели в закатных лучах щербатые камни древнего дольмена. Жуга вздохнул, отвернулся.

Проехали мимо, а версты через три нашли удобное место у реки, где и расположились. Развели костер, отужинали. Михай и Владек улеглись на телеге, остальные расположились под деревом у огня. Стреноженная лошадь паслась неподалеку.

Стемнело. Стараниями Жуги поспел душистый травяной отвар, достали кружки. Олег отхлебнул, крякнул одобрительно, зачерпнул еще. Жуга молчал, присматривался к путникам, думал о чем-то своем.

Григораш поежился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем – на небо, вынул из мешка свирель, поднес было к губам, да покосился вдруг на Жугу.

– Эй, рыжий!

Тот поднял взгляд.

– Что?

– Сказывали, ты на свирели играешь, – Григораш ухмыльнулся, сощурился лукаво. – Покажи, а?

Жуга поколебался, взял протянутую свирель, повертел в руках. С минуту сидел неподвижно, слушая ночной лес. «Ну же!» – подначил было Григораш, но Реслав осадил его: «Не лезь».

Жуга поднял свирель.

Полилась мелодия, тихая, незатейливая, с мягкими бегучими переливами, смолкла неожиданно, и вдруг за рекой залился, затенькал, отвечая, трямка-пересмешник – птица малая ночная.

Музыканты переглянулись.

Жуга играл, полузакрыв глаза, мелодия словно бы разделилась на два голоса, и уже не уловить было мотива и не понять, кто ведет – то ли свирель в руках рыжего паренька, то ли ночная птица за рекой, за лесом…

Все смолкло.

Неожиданно все вздрогнули: вниз по темному стволу дерева скользнула легкой тенью рыжая белка-веверицэ. Скакнула парню на плечо, блеснула черными глазами-бусинками, ткнулась ему в ухо – словно бы сказала что-то, и через миг, сполохом метнувшись вверх, затерялась в листве.

– Дивно играешь, Жуга, – выразил общее мнение Олег. – И звери, эвон, как тебя любят. Чудные дела!