И корабль тонет… - Владимир Гурвич

Услышав приглашение войти, Суздальцев обреченно вздохнул и переступил порог так, словно вступил на вражескую территорию.

Супружеская пара сидела за столом перед включенным ноутбоком. Шаронов что-то быстро печатал.

— Андрей Васильевич, я вам не помешал? — совершенно неожиданно для себя осведомился Суздальцев. Еще десять секунд назад он не собирался ни о чем таком спрашивать.

— Совсем нет, я переписывался с единомышленниками.

Какой ужас он такой не один, у него есть единомышленники, подумал продюсер. Было бы замечательно, если бы судьба уберегла его от встречи с ними.

— Я пришел к вам по поручению Георгия Артемьевича. Через полчаса он просит вас к нему на яхту. Начинается работа.

— Я готов, — спокойно, почти безучастно проговорил Шаронов.

— Я в этом нисколько и не сомневался. Только могу я обратиться к вам с просьбой? — Помимо его воли голос Суздальцева прозвучал подобострастно.

— Разумеется, — неожиданно улыбнулся или оказался близок к этому состоянию Шаронов. — Вы же мое начальство.

— Ну, какое я вам начальство, считайте меня что-то вроде распорядителя работы.

— Пусть так, Спрашивайте.

— В общих чертах мы уже с вами об этом говорили. Но сейчас я бы хотел поговорить на эту тему конкретно. Хотя понимаю, это не самый приятный разговор.

— Не беспокойтесь, я к разным разговорам привык.

— Я прекрасно сознаю, что вы человек очень независимый¸ у вас есть собственные убеждения. Это замечательно, я всячески приветствую это. — Суздальцев заметил, как супруги при этих словах понимающе переглянулись. Он вновь ощутил, как нарастает в нем раздражение. Ну что за создания, почему бы им все же не быть обычными людьми. Это так удобно для окружающих. — Георгий Артемьевич не любит, когда ему возражают, особенно оспаривают его суждения. То есть, никто не требует беспрекословного поддакивания, можно ему возражать, но до определенных пределов. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Мы понимаем, — произнесла жена Шаронова.

— Я не собираюсь с ним спорить. Но и не намерен, как вы сказали, ему поддакивать, — произнес Шаронов. — Я собираюсь вести себя, как свободный человек. Я приехал сюда не для того, чтобы стать безмолвным рабом.

— Никто от вас этого и не требует, — пробормотал продюсер. Он живо представил, какие баталии развернутся совсем скоро и к чему они способны привести. Ему стало тревожно. Но как внушить этому упрямцу, как следует вести себя в этой ситуации, он не представлял. Суздальцев привык к тому, что сценаристы, как впрочем, и весь киношный люд, податливы, стараются сделать так, как им говорят. Они отлично сознают, что строптивость, неповиновение легко могут привести к изгнанию из кинорая. И никаких особых проблем раньше у него не возникало. А этот не желает пойти даже на самый маленький компромисс. А ведь ему по окончанию работы обещаны очень приличные деньги. Другой бы ради такого куша голым бы на яхте этого толстосума танцевал. — Хорошо, поступайте, как считаете нужным, — уныло пробормотал он. — Больше разговаривать с ним ему не хотелось. — Я пойду, предупрежу Ромова. А вы ровно через полчаса приходите на яхту. Шаповалов терпеть не может, когда опаздывают. К тому же пора туда совсем переселяться. Это распоряжение хозяина.

— Я не опоздаю, — заверил Шаронов. — Выполнение этого пункта он как раз имеет полное право требовать от нас.

Хоть что-то, уныло подумал Суздальцев.

Вид Шаповалова удивил всех, вместо уже ставших привычными шорт и футболки, на нем был строгий черный костюм, белая манишка и бабочка. Он выглядел так, словно бы собрался в дорогой и престижный клуб. Он поздоровался с каждым за руку и предложил садиться. Стол был уставлен напитками и фруктами. Но Ромов обратил внимание, что алкоголя не было.

Он сел и осмотрел каюту. Судя по всему это бы плавучий кабинет миллиардера, стоял письменный стол, на нем компьютер, на стене висела огромная панель телевизора. Были еще какие-то приборы, о назначение которых он не догадывался.

Внезапно Ромов почувствовал на себе чей-то взгляд. Только сейчас он обнаружил, что в кабинете находилась и Алла. Она сидела в уголочке, скромно одетая. Почему-то ее присутствие удивило его, ему казалось, что эта затея любовника не могла ее заинтересовать. Впрочем, какое ему до этого дело. Ему надо сосредоточиться на работе.

Но Ромов уже почувствовал, что это ему будет сделать не так уж и просто. Его взгляд упирался прямо в упругую грудь бывшей модели, а затем невольно перескакивал на ее длинные голые ноги. Его обожгла мысль, что этот толстый противный человечек имеет эту красавицу, где хочет, когда хочет и сколько хочет. И почувствовал, как наливается ядом зависти. А от него, Ромова, ушла его женщина, и теперь он вынужден жить как анахорет. И он Марину даже в чем-то понимает; что по большому счету он способен ей дать. Хотя это нисколько не уменьшает порции его злобы против нее. Интересно, где она?

— Все готовы начинать? — раздался вдруг голос хозяина яхты.

— Разумеется, Георгий Артемьевич. — тут же откликнулся Суздальцев. — Для того мы и здесь, чтобы работать.

— Вы готовы, Андрей Васильевич? — вдруг посмотрел Шаповалов на Шаронова.

— Готов, — кратко ответил он

— Замечательно, тогда начинаем.

Ромова обожгла обида, а об его готовности этот богатый индюк не поинтересовался. Почему-то он посмотрел на Аллу и увидел, что она тоже глядит на него. У него возникло подсознательное ощущение, что она проникла в его чувства. Если так, то ему совсем не хочется, чтобы это случилось. Ей совсем не обязательно знать что-то о них.

Шаповалов сел в кресло, положил ногу на ногу, но почти ту же вскочил. Было заметно, насколько он возбужден и взволнован.

— Я хочу, господа, чтобы вы поняли мой замысел. Это крайне важно, иначе ничего не получится. А я привык, что у меня всегда все получается. Я намерен создать фильм, который станет мировой сенсацией. Иначе, какой смысл что-то вообще делать. Вы согласны? — Он снова посмотрел на Шаронова.

— Полностью согласен, — поспешно произнес Ромов.

Шаповалов повернул к нему голову.

— Рад, что мои слова находят у вас понимание. А что думаете вы¸ Андрей Васильевич?

— Для меня успех не является критерием, — пожал плечами Шаронов.

— Вот как? — удивился миллиардер. — А что же тогда критерий?

— Внутреннее согласие с самим с собой.

— Безнадежный номер. Для человека оно не достижимо. Я это понял еще в молодости. Поэтому и добился успеха. Тот, кто ищет внутренней гармонии, обречен на пассивность. Меня никогда внутренняя жизнь по большему счету не интересовала. Зато внешняя всегда возбуждала. Чем больше любишь внешнюю жизнь, тем на большее способен. Мы должны жить здесь и сейчас. Уметь получать удовольствия, уметь наслаждаться всем, чем делаешь, всем, что посылает судьба, вот настоящая мудрость. Разве не так? — Шаповалов сначала одарил взглядом Ромова, словно бы проверяя его реакцию на свои слова, и лишь затем взглянул на Шаронова.