Питомка Лейла - Сергей Григорьев

Утром Саблин послал вслед Хрущову эстафету с известием о смерти жены. В зале над покойницей при свете восковых свечей дьячок читал псалтырь. Саблин разослал по соседним селам за понятыми, а в городской острог за опытным кузнецом, кандалами и колодками.

Саблин считал, чти искру бунта зажгла Лейла, но не осмелился что-либо против нее предпринять — Александр Павлович стал суеверен и, наверное, надолго запомнит колдунью.

Ранним утром арестованных привели в зал, где на одном столе под образами покоилась Хрущова, а на другом, поставленном посредине, лежали деньги, десяток яблоков, новый шелковый платок и три пары лозовых розог.

Вид гроба, по расчету Саблина, должен был пробудить в бунтовщиках совесть, розги — ужас, а соблазнительные подарки — поощрить к предательству.

Прибывший с военной командой чиновник казенной палаты приступил к следствию в присутствии генерала Саблина. Следователь указал на стол:

— Тот, кто укажет нам главного бунтовщика, получит вот эти деньги и подарки, если же вы не выдадите его, то мы всех вас поголовно пересечем.

Ни гроб с покойницей, ни подарки не оказали действии. Арестованные, угрюмо потупясь, дружно молчали. Тогда Саблин измыслил другое.

— Дайте нам, — сказал он, — одного умного человека, чтобы нам поговорить с ним, чем же вы недовольны.

— Это вот дело! — ответили из толпы. — Гузно, выходи-кось. Ты вечор ладно с царем разговаривал… Он у нас, ваше высокое превосходительство, говорок!

— А что-ж и пойду! — ответит Гузно, выходя к столу. — Спрашивайте, о чем хотите.

Вид гроба должен был пробудить совесть, розги — ужас, а подарки — поощрить к предательству.

Старика увели. Следователь и Саблин ушли его допрашивать. Через несколько времени Саблин вернулся к арестованным и говорит:

— Дайте мне еще одного. Этот бестолков.

— Умней Гузна у нас нету!

— А он говорит, что есть-де толковей его: Василий Былинка… Давайте его.

Толпа арестантов дрогнула от смеха.

— Вот это верно!

— Васька, да неужели и ты, шут, здеся?..

— А где же мне быть-то…

— Ну, выходи. Это правильно. — Былинка куда умней, умней Былинки у нас сыскать нельзя.

Арестанты пропустили вперед Былинку. Перед грозным генералом предстал тонкий, точно былинка, малолеток. Глаза его светились весельем. Чистая холщевая рубашка на нем под самыми мышками подпоясана лычком, а синие домотканые штаны хватали чуть пониже колен. Босые ноги парня были белы и чисты.

— Пожалуй, ваше высокое превосходительство, — задорно крикнули из толпы — это он и есть!

— Кто «он»?

— Да главный-то бунтовщик…

Опять ропот смеха пробежал в толпе арестантов.

— Дяденька, дай яблочко, — жалобно проговорил Былинка, глядя на приготовленные предателю подарки.

Саблин понял, что к нему, смеха ради, выслали дурачка.

— Добро же! — вскричал генерал. — Так вы еще думаете со мной шутки шутить? Я вам покажу, какие со мной могут быть шутки! В колодки его!

Былинку увели и заковали в колодку. После этого ни старожилы, ни новопоселенцы ничего не хотели говорить. Их выгнали под конвоем на площадь. Саблин сам выбрал, судя по дерзкому виду, — кто смотрел прямо в глаза, не поникая под взглядом генерала, — двадцать пять человек. Этих заковали в кандалы. Закованных тотчас поведи в острог. Прочим же набили колодки на шею, перевязали назад руки и с понятыми отправили пешком по разным окрестным деревням с крепким наказом стеречь их и никуда не отпускать до нового распоряжения.

Поезд царской жены следовал за поездом Александра Павловича через три дня. Саблин знал наверное, что питомцы будут жаловаться и ей. Генерал устроил с помощью понятых и солдат большую облаву: тех, кому удалось заранее скрыться, искали везде — днем обошли все гумна, лес и болота, ночью шарили с фонарями. Никто не попался. Саблин больше всего опасался, что жаловаться теперь будут женщины в надежде, что они скорее найдут дорогу к сердцу чувствительной супруги Александра Павловича. Поэтому Саблин распорядился всех баб запереть в избах, а к окнам поставил понятых с наказом: «Если какая посмеет выглянуть или что закричать — бейте в рыло». Смену лошадей под царицу назначили в пяти верстах от Горянова, о чем поселенцы узнали поздно. Лошадей переменили, поезд тронулся скорой рысью — царице осторожно сообщили, что питомцы в Горянове шалят. Напрасно горяновцы, опоздав с прошением, бежали вслед царицыной карете и не могли догнать. Делу помог Генерал. Мирское стадо паслось близ дороги. Генерал издали увидел необычный поезд. Форейторы, фурьер и гусары царицыной кареты были одеты по новой моде в ливреи с короткими плащами из красного сукна в гербовой яркой оторочке. Средь придорожной зелени плащи нестерпимо для взора Генерала сверкали. Бык взревел и, нагнувши голову, галопом кинулся навстречу карете. Передняя в цуге пара лошадей, испуганная Генералом, смаху остановилась. Мальчишка форейтор в испуге соскочил с лошади и пустился бежать прочь. Генерал за ним погнался, настиг и принялся бодать, перекатывая по земле… Царица лишилась чувств. Питомцы с прошением настигли карету и упали перед нею впрах на колени. Один из просителей держал на голове бумагу. Около царицы суетились слуги и лекарь, приводя ее в чувство. Саблин приказал схватить просителей, связать и, заткнув им рты, чтобы не кричали, положить в кустах.

Тем временем мальчика отняли у Генерала. Пастухи загнали быка головой в густой чапыжник. Распутали упряжь цуга и, кое-как приведя в порядок, тронулись дальше, везя полумертвую от испуга царицу. По улице Горянова карета промчалась вскачь, сопровождаемая бабьими воплями из распахнутых окон и отчаянной руганью сторожей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

УТОПЛЕННЫЕ ЦЕПИ

I. О «царском сыне», который лег поперек улицы, дабы прекратить на ней всякую езду

В конце 1825 г. Александр Павлович умер в Таганроге. У него не было прямого наследника. Короне надлежало перейти к брату царя Константину. Тот отрекся, и царем приходилось быть второму брату Николаю. Произошло краткое междуцарствие; пользуясь им, северные и южные тайные общества подняли восстание. В Петербурге 14 декабря восстали, руководимые Северным тайным обществом, гвардейские полки, требуя конституции. Под влиянием участников Южного тайного общества взбунтовался Черниговский полк. И в Петербурге, и в провинции восстание было подавлено. Вожаки декабрьского восстания принадлежали к служилому дворянству, многие были гвардейскими офицерами. Новый царь Николай Павлович жестоко наказал восставших. Главные вожди восстания были казнены, остальные сосланы в далекие края Сибири. Восстание декабристов весьма озаботило Николая Павловича. Везде искали корней и признаков вольномыслия, причин и возбудителей недовольства.

Перебирая случаи возмущений, вспомнили и о горяновских питомцах. Своим поведением они подавали пример окрестным крестьянам. Те рассуждали: «Если уж „царские дети“ бунтуются, то нам и бог велел». Новый управитель от Опекунского совета, назначенный вместо Хрущова, немец Лоде был не менее жесток, чем прежний, по отношению к крестьянам и питомцам. Наказания при нем не прекратились. Однако Лоде получил инструкцию не маять питомцев казенной работой, следовательно поселенцы выиграли от первого бунта и начали еще выше носить головы. Питомцы и старожилы, разосланные во время бунта по деревням и посаженные в острог, были постепенно возвращены в Горяново. От кого, неведомо, бывшие в остроге набрались еще большего своеволия и говорили, что скоро не будет ни рабов, ни господ — все будут вольны. Наказания теперь вызывали со стороны питомцев прямые угрозы.

Вместе с приказом о своем назначении Лоде получил коротенькую меморию о том, что среди питомок Горянова существует почитаемая цыганкой питомка Леонила Дурдакова, по прозванью Лейла; эту цыганку умерший царь отметил особым вниманием при посещении Горянова, а уезжая, запретил ее наказывать и словесно завещал всячески оберегать. Вместе с тем, Лоде обязывался меморией внимательно наблюдать за поведением Лейлы, чтобы преимущества, ей дарованные, не давали повода к возмущению других питомок. Меморию надлежало хранить в тайне. Однако же через письмоводителей опекунства тайное сделалось явным — о секретном приказе узнали питомцы и сама Лейла; она еще более уверилась в том, что судьба ее чрезвычайна, а среди питомок-хозяек зависть к Лейле вызывала недовольство их собственной печальной судьбой.

Лейла чуждалась хозяек. Да и понятно. У тех и от милых и от немилых мужей пошли дети, а с ними заботы и тяжелый материнский труд. У Лейлы не было детей. Иные из питомок глумились над ней, завидуя ей в том, что она бездетна. Зато среди незамужних товарок и подрастающих девочек-малолеток Лейла нашла себе верных подруг. Старше многих летами — в хороводе, в песне, в пляске Лейла была моложе всех. Если на горке пляшут, то уж Лейла тут. Если поют песни, то уж голос Лейлы покрывает хор. Она скоро переняла у старожилок старинные смоленские песни и сделалась у Горяновских девиц «краснопевкой», нечто вроде хорового регента, солиста, уставщика и запевалы. Многие холостые товарищи по Лейле вздыхали и добивались ее любви — она отвечала со смехом: «Полно-ка, милый друг, я замужем». А если ее корили завистливые бабы за то, что она гуляет с девицами и молодицами по ночам, то отвечала: «Полно-ка, милая хозяйка, я не баба, а девица — сама себе царица».