Святой Ириней Лионский. Его жизнь и литературная деятельность - С. А. Федченков

Кроме того, уже в нем допускаются исключения, когда кандидат отличается особенными духовными дарованиями, или по Нужде времени. Ввиду этого ссылку на правила и вообще нельзя брать в качестве основания, так как нужно предварительно доказать, что в данном случае не было исключения.[247]

Если обратим внимание на церковную практику около времени Иринея, то увидим, что в епископы нередко ставились люди сравнительно очень молодые. Апостол Павел назначил епископом Ефеса Тимофея в его юности (νεότητος — 1 Тим. 4, 12). Св. Игнатий также говорит о Дамасе, епископе Магнезии, как о еще юном.[248] Сам Цан замечает о Поликарпе, что тот уже в 30 лет был епископом Смирны.[249] Св. Афанасий Александрийский получил эту степень, будучи только 33-х лет.[250] Враги его, возражая и клевеща по поводу его избрания, не поставили ему однако в вину его молодости;[251] а это свидетельствует весьма ясно, что тогда в виду особых потребностей времени не следили строго за возрастом посвящаемых. И можно с уверенностью сказать, что если бы даже существовало ограничительное правило, оно не послужило бы препятствием посвятить св. Иринея во епископа, хотя бы он и не достиг определенного возраста. Это был человек высоких духовных дарований, свою ревность к завету Христову и Церкви он уже засвидетельствовал;[252] да и времена гонений были не таковы, чтобы справляться с годами'кандидата на епископский престол.

Еще менее значения имеет ссылка Цана на «господствующее правило» о летах посвящаемого в пресвитера.[253] Неокесарийский собор (во 2-м правиле) и Пято-Шестой Трулльский (14-е правило), действительно, устанавливают 30-летний возраст как минимальный в данном случае. Но в таком виде это правило ничуть не опровергает мнения Гарнака. Мы не знаем, сколько времени был пресвитером св. Ириней, и имеем поэтому право вычесть из 177 только 30 канонически определяемых лет. Получается 147 г., что, конечно, Цану вовсе нежелательно. Поэтому он снова обращается к практике и утверждает, что во времена Иринея и близкие к нему в пресвитеры ставились люди очень пожилые, почти старики.[254] Но ведь это не правило (Regel), а только практика, по его же признанию; к тому же он не доказывает, что она везде существовала в такой форме и была обязательной для всех Церквей. Да и при определении самой практики у него получается противоречие. С одной стороны, оказывается, что пресвитерами были почти старики; епископами же (Игнатий, Поликарп) являются 30-летние и даже моложе юноши,[255] тогда как по каноническим правилам нельзя поставлять во епископа ранее, чем кандидат не пройдет служения пресвитера.

Ввиду всего этого мы не можем признать за основанием, выдвинутым Цаном, не только положительного, но и отрицательного значения при определении даты рождения св. Иринея.

Корссен придает ему несколько иную форму. В отличие от практически-юридического понимания Цана, он становится на психологическую почву. В Contra haereses, II, 22, 5 св. Ириней (на основании Евангелия и предания старцев) устанавливает возраст Христа, когда Он выступил в качестве учителя, приблизительно в 50 лет. Защита этого положения с его стороны была бы, однако, не понятной психологически, если бы сам он был посвящен во епископа, будучи 35 лет. Отсюда Корссен делает вывод, что более правильно относить дату рождения Иринея ко времени ранее 130 г., нежели позже этого срока.[256] Как видим, и у Корссена так же, как у Цана, это основание имеет более отрицательное, чем положительное значение, имея целью опровергнуть точку зрения Гарнака.

Но и в этом виде мы не можем признать за ним ценности, хотя вывод Корссена и совпадает в общем с нашим мнением о времени рождения Иринея.

Несколько слов прежде всего о психологических проникновениях в чужую душу. Нам кажется, что в научных работах к таким приемам нужно прибегать весьма редко, так как никакой исследователь не застрахован здесь от излишнего субъективизма.[257] Что же касается фактической стороны дела, то мы должны внести маленькую поправку в рассуждения немецкого ученого. В Contra haereses, II, 22,5 начало возраста учителя (пятый по счету Иринея и греческой рукописи) определяется не в 50, а в 44-45 лет.[258] И эту, собственно, цифру мы имеем право вычитать из 185-189 (время появления Contra haereses и, в частности, значит, заметки И, 22,5).[259] Но получающееся число 141 -144 одинаково гармонирует с мнением как Цана, так и Гарнака.

Таким образом, и поправка Корссена не увеличивает значения разбираемого основания.

VI.

Цаном же выдвинуто еще новое соображение для решения вопроса о годе рождения Иринея. Св. отец в нескольких местах своего большого сочинения (см., напр.: Contra haereses, IV, 27-32; V, 33,3-4 и др.) говорит, что он слушал других, кроме Поликарпа, мужей апостольских, видевших Иоанна и еще нескольких учеников Господа. А из истории известно, что особенным долголетием отличался среди мужей апостольских только Поликарп. Про других мы не знаем этого. Следовательно, они умерли гораздо раньше 155 г. (смерть Поликарпа); по мнению Цана, вероятно, даже перед 145 г. Но Ириней мог учиться у них уже в более или менее сознательном возрасте; поэтому и дату рождения его нельзя полагать позднее 120 г.[260]

Первая посылка, от которой отправляется Цан, что св. отец слушал кроме Поликарпа других учеников апостольских, вполне соответствует действительности (вопреки Гарнаку),[261] как мы покажем ниже.[262] Точно также верны соображения его о долголетии Поликарпа по сравнению с остальными представителями второй генерации верующих и о том, что Ириней во время обучения у последних не мог быть совсем ребенком.[263]

Но из всех этих посылок мы имеем законное право вывести только отрицательное заключение. Именно, по всем соображениям дату рождения св. отца нельзя относить ни к 142, ни к 147 или 150 г.,[264] так как тогда не остается времени для слушания им «пресвитеров». Это первое. Далее, так как более или менее сознательное время в жизни человека наступает, как признают и Гарнак,[265] и Цан,[266] и как мы показали при разборе письма к Флорину, не ранее 10 лет, то на основе данной ссылки и вообще должно признать 130 г. как самую крайнюю дату, ниже которой едва ли можно отодвигать рождение Иринея.

Естественнее же всего установить ее опять-таки в середине 20-х гг. I в. Тогда Ириней около 134-135 г. оказывается уже 10-15-летним мальчиком, почему и мог в течение также 10-15 лет слушать мужей апостольских. Впрочем, с точки зрения этого основания допустимы и все другие даты выше 120 г., но не входящие в век самих апостолов, так как о знакомстве с последними Ириней ничего не говорит.

VII.

Додвель, желая доказать истинность своего мнения о годе рождения Иринея (97 г.), ссылается на то, что еретики, против которых направлено главное сочинение св. отца и современником которых он был, жили еще во времена Адриана.[267] Но неверное в историческом отношении,[268] это основание может служить только для определения времени появления в свет сочинения Иринея. Что же касается года его рождения, то даже у самого Додвеля оно служит не столько для доказательства истинности его даты, сколько для оправдания возможности (только) отнести ее к началу II в. Но в таком виде основание это совместимо, конечно, со всеми другими раннейшими датами (Грабе, Цана и др.).

* * *

Резюмируя же все сказанное о годе рождения св. Иринея, мы считаем себя вправе выставить следующие положения:

1) При настоящем состоянии источников нельзя точно установить эту дату.

2) Гарнак, Цан и близко к ним стоящие авторы неправы в своем определении ее.

3) На основании разбора большей части относящихся сюда данных следует признать наиболее вероятным мнение, что св. отец родился в 20-х гг. (между 120 и 130) II столетия.

Глава II. Ранние годы св. Иринея

Характер деятельности всякого человека, наиболее полно выявляющийся в зрелом возрасте, помимо природных способностей, в значительной мере определяется теми условиями, в каких протекают его ранние годы. «Что мы узнаем в юном возрасте, то, укрепляясь вместе с душой, укореняется в ней», — говорит св. Ириней.[269] Влияние среды, воспитателей и учителей очень велико. Впечатления детства, юности, первых годов сознательной жизни оставляют такой след, что какое бы направление ни приняла потом жизнь человека, на каком бы поприще он ни работал, каким бы ударам и превратностям судьбы ни подвергался, их нельзя уничтожить; и рано или поздно, так или иначе они выявятся наружу. — Поэтому-то во всех научных биографиях описанию среды и условий, в каких протекали ранние годы известного лица, отводится достаточное место.