Вероятно, дьявол - Софья Асташова

люди, я бы рассмеялась этому человеку в лицо, но мне нестерпимо хотелось с кем-то поговорить. Мне нужно было с кем-то поговорить.

Очнувшись от сладкого вяжущего гипноза, я вспоминаю, что у меня были друзья, которые знали меня задолго до поступления в Школу. Их было трое, и в сумме мы тесно дружили уже три года. «Они же ничего не знают, – думаю я, – и не должны узнать. Рот на замок».

Как бы мне ни хотелось, но придётся всё-таки жить свою прежнюю жизнь, по крайней мере, какое-то время. Профессор уезжает из города почти на месяц. Он – куратор приёмной кампании для молодых абитуриентов в регионах. Ему предстоит ездить по городам, проводя открытые мастер-классы, рассказывать о преимуществах и достоинствах нашей Школы. В душе поднимается горькое сожаление от одной лишь мысли об этом. Я боюсь, что за это время он забудет, что между нами произошло.

Я созвонилась с Ромой. Нет, я не врала Мастеру, когда говорила, что у меня нет молодого человека (ненавижу слово «парень», оно такое вульгарное) – на кривой отношений мы находились попеременно где-то между серединой и конечной точкой, но, как я идеалистически полагала, оставались близкими друг другу людьми. Мы договорились встретиться в сквере Героев Пограничников – так называл его Рома, а я не знала, верить ему или нет, и не называла его никак.

– Пожалуйста, возьми вина. Побольше! – сказала я ему по телефону.

На улице было уже темно, низко, будто под тяжестью накопленного дневного жара, висело истыканное звёздами чёрное небо. Он сидел на траве, прислонившись к дереву, поставив перед собой ноутбук – лицо подсвечено светом от монитора. Я вздрогнула от узнавания – несколько часов назад я так же сидела на полу красной комнаты. Я выдернула его с работы, и здесь, на траве, он продолжал работать, ожидая меня. Мы предпочитали траву скамейкам, которые были уже заняты чёрными силуэтами, будто грубо вырезанными из бумаги, курившими и гоготавшими во весь голос. Я с размаха плюхнулась рядом с ним на расстеленную для меня куртку. Он рано выходил из дома и всегда брал с собой куртку, чтобы я не замёрзла, если вечером мы встретимся, хотя мы не договаривались о встрече заранее. А может, это он всегда мёрз?

Я была возбуждённая, радостная, стремительная, напористая. Говорила быстро и громко, больше захлёбывалась смехом, чем говорила. Я горела от нетерпения в подробностях рассказать ему, что у меня произошло, что мир мой сделал смертельное сальто, но напустить на это такого тумана, чтобы он ни о чём не догадался, но что-то почувствовал.

Он купил две бутылки красного вина, густого и крепкого.

– Риоха, – сказал он, когда я взяла у него бутылку.

Мне нравилось название, звучащее как страстный вздох – Риоха, но я больше любила белое вино. Я жадно присосалась к горлышку и сделала три больших глотка. Горло обожгло горечью, по подбородку стекла тонкая струйка, я вытерла её тыльной стороной ладони.

Его лицо было бледно-холодным и сосредоточенным. Я не могла спокойно смотреть, как он работает, хотелось взять его за плечи и растормошить, расцеловать в щёки, смачно причмокивая, обхватить за шею и душить в объятии, пока он не начнёт непроизвольно кряхтеть от моего приступа нежности. Мне необходимо было выместить энергию и восторг, вызванные встречей с Профессором. Я закрыла его ноутбук, опрокинулась спиной на траву и расхохоталась так, словно под действием вуду.

Я хотела вечеринку, но не такую, как была на озере. Наши вечеринки были камерными. Мы встречались вчетвером: я, мой Рома, моя Рита и её Артём. Иногда, когда кто-то из нас отлынивал – втроём, но чувствовали, что чего-то не хватает, и всеми силами пытались вернуть потерянный элемент. Иногда к нам кто-то присоединялся, мы принимали, не отталкивали, но это была ещё одна возможность продемонстрировать другому нашу идеальную совместимость. Я всегда больше любила чётные числа. Когда мы вливались в большую компанию, тоже старались не расставаться – я хвостом следовала за Ритой – она была более открыта новому, а Рома и Артём, более сдержанные, и вовсе вставали как вкопанные на месте и, тихо переговариваясь, наблюдали за происходящим.

Я полюбила Риту под песню Ланы Дель Рей Summertime Sadness с первого глотка коктейля из водки и ананасового сока, которым она меня угостила, а потом появился Артём, и его я полюбила за то, как он на моих глазах завоёвывал Риту. Однажды он выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы догнать её на улице, когда она, как предполагала, незаметно вышла из комнаты и закрыла дверь снаружи на ключ. Мы были четвертинками пазла, идеальной компанией.

Обычно мы пили вино из одной бутылки, шатались по старому центру, сидели у меня в Подколокло, или у Ромы в Лялином переулке, или в съёмной квартире Риты и Артёма на Бауманской – всё было рядом, везде можно было дойти пешком. Наши встречи продолжались с прежней регулярностью, даже когда в моих отношениях с Ромой появилась неопределённость. Ребята смотрели на нас с видом «чем бы влюблённые ни тешились – всё равно помирятся, всё равно будут вместе».

Мальчики любили смотреть футбол, а мы с Ритой любили целоваться, по-настоящему, взасос, страстно. Началось это по моей инициативе. Когда мы, раскрасневшиеся, отрывались друг от друга и, удивлённо моргая, поворачивались к мальчикам, они с хрипом в голосе говорили: «Прекращайте ваши лесбийские игры!» Часто они уходили, оставив нас вдвоём. А мы улыбались и, захлёбываясь смехом, говорили: «А вы-то так не можете!» Бог знает что было у меня в голове (я хотела заставить Рому ревновать к подруге) – я была просто безумно счастлива, так любила нас и наш тесный мирок.

Зимой, собравшись у кого-нибудь дома, мы играли в наклейки – игру, которая моими усилиями стала нашей традицией – я привезла её из Новосибирска, где мы играли в наклейки с именами философов, а теперь писали на бумажках всё подряд – героев кино, актёров, музыкантов, художников, в том числе тех, с кем были знакомы. Потом пьяные, выдохшиеся от смеха, вчетвером засыпали – девочки на кровати, а мальчики на полу. И так каждый раз на протяжении трёх лет.

– Откуда ты такая пришла? – спросил Рома, убирая компьютер в рюкзак.

И я сбивчиво рассказала, чем сегодня занималась, надеясь, если он не спросит, утаить от него некоторые детали.

– А где вы встречались? – спросил он, будто прочитав мои мысли, хотя всё было написано у меня на лице.

– У меня, – ответила я.

– У тебя?

– Да, я разве не сказала?

– Нет, не