Тихая разведка - Сергей Кольцов

— Найду, обязательно найду, — вслух проговорил Окунев, чувствуя тупую ноющую боль в области затылка, напоминание о недавней контузии. — Только отдохну малость. Скворцов! — Позвал он лейтенанта. — Вашему объекту сегодня особое внимание. Будьте только осторожны.

Окунев толкнул сплетенную из гибких стволиков ясеня легкую дверь землянки. Постоял на пороге, привыкая к темноте, вслушиваясь в едва уловимые шорохи переднего края. Вокруг разливалась необычная, звенящая тишина. Но майор знал, что вокруг дремлют громады одетых в броню машин, глаза многочисленных наблюдателей неотрывно просматривают узкую, всего в несколько десятков метров, полоску «ничейной» земли, окутанную чернильной завесой южной ночи. Знакомая, едва угадываемая в темноте тропинка привела его к узлу связи дивизии. Он задержался рядом с охраняющим землянку часовым автоматчиком и узнал знакомый голос радистки Николаевой, монотонно, настойчиво повторяющий: «Меркурий»…. «Меркурий»… «Я — „Фиалка“! Я — „Фиалка“! Слушаю тебя, „Меркурий“! Раз… Два… Три… „Меркурий“…»

Подумав, Окунев подавил в себе желание войти к связистам и, повернувшись, стал удаляться в сторону озера. Раздавшийся впереди всплеск воды, глуховатый, ласковый, но между тем угрожавший кому-то голос несколько отвлекли его мысли. Вплотную подойдя к берегу, Окунев остановился, невольно улыбнувшись стараниям человека привести в повиновение лошадь.

— Касатка… Касатка… у, дура бесстыжая! — Говорил солдат, не замечая стоящего позади офицера.

Лошадь не слушалась; рвала из его рук уздечку, тянулась оскаленной мордой к воде. Ездовой, в котором Окунев признал рядового Клестова из комендантской роты, потеряв терпение, с силой хлестнул по влажным бокам лошади гибкой хворостиной. Лошадь отчаянно рванулась в сторону, Клестов не удержал уздечку и упал в воду. Выскочив на берег и будто потешаясь над человеком, норовистая кобыла облегченно и радостно заржала.

Эта небольшая сценка развеселила Окунева. Возвращаясь в землянку, он уже не чувствовал прежней гнетущей головной боли. Легко и свободно шагая с давно забытым мальчишеским озорством, ударил короткой, сучковатой палкой по гибкому, тонкому стволу белеющей во тьме березки. Та вздрогнула, затрепетала каждым своим листочком, окатывая Окунева градом холодной росы.

У самых дверей своей землянки он лицом к лицу столкнулся с подполковником Кондрашовым и сержантом Злобиным.

— Входите, Сергей Валентинович, — пригласил Окунев, пропуская впереди себя начальника разведки и связиста. — Откровенно, заждался вас, — признался он, обращаясь к подполковнику и в то же время с интересом рассматривая стоящего перед ним по стойке «смирно» сержанта Злобина — невысокого, чернявого, спокойного на вид человека.

— Что привело вас ко мне… и чем могу служить, товарищ сержант? — недружелюбно спросил Окунев.

— Мы пришли к вам, товарищ майор, — спокойно проговорил Кондрашов, — чтобы снять подозрения относительно причастности сержанта Злобина к известному нам «чепе».

— Вы хотите сказать, Сергей Валентинович, о преданности товарища Злобина нашему народу? Так это проверенный факт. Можете быть свободны и продолжать службу, товарищ сержант.

— Не торопитесь, Евгений Алексеевич! Сержант за время моего отсутствия решил уникальный ребус…

— Что-о? — недоверчиво протянул Окунев, садясь и тут же вновь вставая из-за стола. — Что вы сказали?

— Да! Да! Да! Ларчик-то открывается просто… — ответил Кондрашов все еще недоверчиво смотрящему на него Окуневу и положил перед ним продолговатую по форме батарею — питание для полевых телефонных аппаратов.

— Сей предмет мне знаком, — указал майор взглядом на лежащую на столе другую, точно такую же батарею с выпирающими из битумной оболочки угольными электродами.

— Полоса невезения, товарищ майор, — фактор временный. Уверен, что в наших поисках мы вышли на финишную прямую. Таких батарей к вашему сведению, Евгений Алексеевич, всего три. Две из них в своих преступных целях использовал майор Левашов. Третья же при дотошном исследовании открыла свою тайну. Вы же не достигли успеха лишь потому, что работали с обычным типом элемента, выпускаемого отечественной промышленностью. Вначале сержант Злобин и не помышлял о том, что это особой конструкции изделие совмещало в себе источник электропитания и вмонтированный в этом же корпусе, в изолированном отсеке, крошечный самозаписывающий автомат. Особой чувствительности микрофон выполнял здесь двойную роль: фиксировал разговор, а при обратном движении ленты через него же и воспроизводилась запись. Сержант Злобин при возникающей неисправности телефонного аппарата, установленного в блиндаже комдива, попросту убирал батарею, а взамен ставил новую, переданную ему своим непосредственным начальником с условием обязательного возврата отработанной. Третий экземпляр батареи в руки Левашова не попал. Это произошло перед самым вашим приходом к комдиву. Я узнал, когда последний раз производилась замена батареи и кто ее менял. Побеседовал с сержантом Злобиным и поручил ему как технически грамотному человеку применить свои способности в разгадке тайны. И вот результат…

— Спасибо, товарищ сержант, — пожав руку Злобину, поблагодарил майор. — Ваше невольное соучастие в преступной деятельности известного вам лица примет форму свидетельских показаний. Надеюсь, разговор останется между нами… Отдыхайте.

— Итак, — проговорил подполковник Кондрашов, беря из рук Окунева анодную батарею, — это специально изготовленная по заказу фашистских секретных служб конструкция по внешнему виду не отличима от нашей, состоит из тонкого пластмассового корпуса, разделенного перегородкой. Причем сам корпус батареи разъемный, имеет плотное соединение и в маскировочных целях оклеен серой, плотной бумагой с соответствующим трафаретом на русском языке. В первое отделение — в ванночку из алюминиевой фольги — помещен сложный, со специальными добавками цинковый конденсат — иными словами, гальванический элемент питания. Во второй половине размещен микроскопический самозаписывающий аппарат, срабатывающий на звук голоса.

«Вот один путь, по которому шел вражеский разведчик, собирая сведения особо секретного характера. И сколько же потребовалось бессонных ночей, чтобы разгадать тонкий и хитрый прием врага!» — думал Окунев, вслушиваясь в голос Кондрашова.

— Но, позвольте, Сергей Валентинович! — Нервное напряжение майора Окунева несколько ослабло, и только серые, задумчивые глаза отражали легкую тень присутствующего в нем какого-то беспокойства. — Как и когда могла вам прийти в голову такая идея? Собственно, похожая мысль появилась и у меня.

— Как вам сказать… Случайность ли дала к этому толчок? Едва ли. У каждой случайности имеется своя строгая закономерность. Но об этом, разрешите, расскажу позже, в конце нашего с вами разговора. Смотрите!

Кондрашов сорвал серую ленту бумаги, укрывавшую корпус. Едва заметные, идущие поперек него линии говорили о разъемных составных частях. Легкий нажим пальцев рук — и батарея разделилась на две половины. Одну из них Кондрашов положил на стол, а вторую — основание корпуса, в котором, плотно запрессованные, сидели в пазах небольшая плоская батарейка и самозаписывающий автомат, схожий с луковицей малых размеров, — поднес ближе к свету. Движение рук начальника разведотдела были точны и уверены, как будто ему не раз приходилось заниматься подобными сюрпризами фашистской разведки. Опущенная вниз концом перочинного ножа защелка резко отбросила вверх внутреннюю крышечку, раскрывая перед глазами офицеров уложенный в корпусе механизм.

— Похоже на магнитофон, — заметил Окунев, с живым интересом наблюдая за манипуляциями Кондрашова.

— Совершенно верно, Евгений Алексеевич, — ответил Кондрашов. Медицинским пинцетом он извлек из корпуса две миниатюрные катушки с узкой и тонкой магнитофонной лентой. Катушки сидели на круглых и тонких, как швейные иглы, валиках с продольными пазами.

— Что бы это означало? — спросил он у Окунева, показывая на цифры, вытесненные на кромке донышка аппарата. — Четыре дробь двести. И это — ферр-четыре…

— Разрешите, Сергей Валентинович!

Кондрашов передал аппарат Окуневу.

— Понятные цифры, — после некоторого раздумья произнес тот. — Вот эта, первая цифра, обозначает порядковый номер изделия. Последующие говорят о том, что лента имеет длину двести метров, ферромагнитная, запись четырехдорожечная… — Он чуть задумался, а потом продолжил: — Попробуем воспроизвести запись. Вы не возражаете, Сергей Валентинович?

Кондрашов кивнул головой.

Установив в аппарате на прежние места обе кассеты, Окунев, согласуя свои действия со схемой на внутренней крышке и следя за направлением красной стрелки, передвинул влево крошечный рычажок переключателя, затем он нажал указательным пальцем полукруглую головку пусковой кнопки. Возник едва слышимый шелест работающего механизма.