Тебе не пара - Род Лиддл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые их разы — можно, пожалуй, даже сказать, свидания — с Анжелой ее спокойствие и целеустремленность удивляли и смущали его. Не нравлюсь я ей, думал он каждый раз по дороге домой после вечера, прошедшего в пресекаемых попытках зарыться, потеребить и пощупать вокруг да около. Но оказалось, нравится. Ведь они вместе уже шесть лет, в ходе которых Кристиану доводилось выстраивать замысловатые обманы по поводу семнадцати внепрограммных перепихонов и влажно-дружелюбных копошений. В среднем выходит около трех в год. Однако было бы заблуждением рассматривать статистику столь поверхностным образом. Дело в том, что в первый год это случилось только однажды, во второй — четырежды, в третий (когда родилась Марта) — шесть, в четвертый — пять, в пятый — один раз. Это его первый контакт подобного рода в нынешнем году. Если начертить график, получилась бы занимательная и поучительная парабола. В каких, интересно, переменных? Какие тут действуют силы? Он сам во время подобных эскапад ощущает, как что-то — быть может, генетическая или историческая необходимость — движет им против его воли, лишая власти над собственной судьбой.
Болдок. Северный Хартс. Граница Чилтернс. Чулочно-носочная промышленность, осветительные приборы. За последнюю четверть века все это слегка оттеснил на второй план новый город, Стивенидж. Поезд идет неплохо. Он заведомо успеет на метро, подкинуться по Северной линии домой, в Тутинг.
В какой-то момент, ближе к завершению акта совокупления сегодняшним вечером, он необъяснимым образом отвлекся и самую малость запаниковал: не мог вспомнить фамилию девушки, которую трахал. Интересно, помнит ли она, как его фамилия, подумал он и решил, что, наверное, да. Женщина может не знать, где она находится, в сугубо географическом смысле слова, но, как правило, помнит, с кем имеет сношения.
Еще до семяизвержения в его мозгу стали складываться первые стратегические планы отступления; одновременно он ломал голову над тем, встречаться ли с ней снова. Анжела уже начала пузырьками подниматься на поверхность его сознания и плавать перед ним с поволокой упрека в глазах.
Только в тридцати процентах этих несанкционированных соитий он виделся с девушкой больше одного раза.
Запрокинув голову и разметав волосы по полу, Джоанн свесилась с края кровати, отчего Кристиану потребовалось вцепиться в ее талию, иначе они оба свалились бы. Затем, после не лишенного приятности поталкивания, весьма непродолжительного, она кончила с восторженными воплями и задыхающимся улюлюканьем макаки-резус, что льстило, пусть и вызывая тревогу.
Думая об этом, он тянется за мобильным. Теперь Анжела уже наверняка вываливается из бара «Моппет» с Мирандой и Кларой. Недавно разведенная Клара скорее всего подбивает их пойти в ночной клуб или выпить на посошок у Джимми Хайдеггера, перед тем как удалиться на покой. Кристиан берет в руку телефон.
В этот момент его почему-то внезапно катапультирует из кресла, прямо через проход. Это происходит так быстро, что ему даже не удается зафиксировать ни удивление, ни страх, ни боль. Бац-бац-бац, бьется его тело сначала о стену вагона, затем о потолок, о пол. Как в тумане, до него доносятся крики, откуда-то неподалеку, и этот жуткий звук разрыва, как будто гигантский инопланетянин рвет надвое целый металлургический комбинат, и визгливый скрежет; возникает чувство невесомости, за ним — интенсивнейшего притяжения; тут вырубается свет, и его тело снова бросает вверх и вбок, крутит то так, то эдак в потоках воздуха.
Железнодорожная катастрофа, думает он про себя с похвальной проницательностью, стукаясь головой о край сиденья. И тоже вырубается.
Придя в себя, он чувствует холод. Слышны плач мужчины вдалеке, чье-то прерывающееся бормотание и легкий шелест над головой. Это дождь, дождь льет на потерпевший крушение поезд. Распростертый поперек двух сидений, чем-то заклиненный, лицом к разбитому окну, металлические закраины которого зловеще выгнуты внутрь, он ощущает страшную слабость плюс некую потусторонность. Заметив кровь на полу под собой и еще — впитавшуюся в сиденья, он думает: интересно, это моя кровь? Должно быть, моя. Больше тут никого нет. Плохо соображая, он пытается взять себя в руки. Надо вызвать «скорую», думает он, или пожарных. Или они уже знают? Снаружи не видно синих мигалок, не слышно сирен. И все же у него такое чувство, что спал он долго.
Мне нужно позвонить Анжеле, думает он.
Но сначала необходимо напрячься и найти телефон среди этих обломков.
Совсем близко от него раздаются чьи-то стоны: «Помогите, кто-нибудь, помогите, пожалуйста». Я должен помочь этому человеку, автоматически думает он, ну да, вот только телефон найду.
А вот и его «Моторола». Невероятно, но он по-прежнему держит ее в левой руке. Теперь он вспоминает, как готовился звонить Анжеле, когда произошло крушение. Но голова у него кружится, ориентация утрачена, а чувство перспективы перекошено. Телефон, к примеру, выглядит так, будто до него по крайней мере несколько ярдов, однако вот же он, по-прежнему в левой руке. Кристиан пробует сомкнуть вокруг телефона пальцы, затем прекращает попытки, поскольку ничего не происходит, рука не слушается команды. Должно быть, я порвал сухожилие, а может, руку сломал, думает он, или же — ему делается страшно — это что-то неврологическое. И все же сильной боли он не чувствует. Попытка дотянуться до телефона другой рукой приводит его в замешательство, так как, несмотря на все старания, приблизиться к нему никак не удается.
Затем смятение немного рассеивается, и он осознает природу своего затруднения. С чувством перспективы все в порядке. Его левая рука — и телефон — действительно находятся на порядочном расстоянии от него. В нескольких ярдах, по ту сторону от разбитого окна.
И, очевидно, больше не соединены с остальными частями тела.
На этом он снова отключается.
Непонятно, умер ли он, жив ли, без сознания или в полном сознании. Чувство такое, словно он лежит на том же месте, раскинувшись поперек двух сидений, придавленный чем-то тяжелым в районе плеч и спины. Он видит свою руку через разбитое, искореженное окно и ощущает нечто вроде смутной ностальгии по ней. Вот она, моя рука, думает он. Много лет принадлежала мне. А теперь поглядите на нее: лежит там в грязи, одинокая и неприкаянная. Прощай, рука, бормочет он, прощай! И рука, чуть-чуть приподнявшись от земли, легонько помахивает ему в ответ. Прощай, Кристиан, говорит она.
Когда острый спазм боли вышибает его из забытья, все вокруг становится до жути отчетливым и ясным. Он колышется, парит в холодном ночном воздухе, затянутом вуалью бледной мороси, плывет на спине, поднимается выше, выше, выше, правда, не плавно — рывками, и каждый рывок отдается непостижимой силы электрошоком в его левом предплечье, предплечье без руки. Он стонет, несет невнятицу.
Огромное мужское лицо проскальзывает в кадр, серое и рябоватое в глубокой тени от аварийных прожекторов. Уже все нормально, говорит ему лицо, все будет в порядке, про вас не забыли, все нормально. Синие мигалки озаряют вспышками его собственное лицо, он чувствует запах бензина, слышит шум моторов, а поверх всего этого — голоса. Они что-то обсуждают, и это что-то — он сам, доходит до него через несколько мгновений. Потеря крови. Травма. Левая рука ампутирована, других тяжелых травм нет. Больно ли ему, спрашивает голос. А ты сам как думаешь, отвечает кто-то сзади с сухим смешком. Хрен его знает, может, перелом ребер, пара порезов-ушибов, никаких внутренних повреждений пока не выявлено. Легко, значит, отделался. Морфин… нет, двадцать кубиков… больше не надо. Сэр, вы меня слышите? Сэр, вы меня слышите? Я к вам обращаюсь, сэр: вы меня слышите? Теперь они говорят с ним, что-то у него спрашивают.
— Да, — отвечает Кристиан, — я вас слышу. Время точное никто не подскажет?
Кто-то опять смеется.
— Одиннадцать тридцать. У тебя что, какие-то планы на вечер?
Над ним возникает то же огромное лицо.
— Как вас зовут, сэр? — спрашивает оно.
Кристиан отвечает неразборчиво, и тотчас поле его зрения начинает захлестывать волна чего-то серого, пока он, ничего уже не видя, наконец не отплывает обратно, в своего рода подвешенное состояние, удобное, но разболтанное.
Так, теперь плечо у него больше не болит. Боли нет нигде, но его охватывает жуткая тревога, смятение. Он лежит чем-то опутанный, распластанный на спине в реанимационной палате Кембриджской королевской больницы, вокруг помигивают огоньки, на заднем плане слышно невнятное бормотание соседей-пациентов, да изредка побрякивание и звуки шагов. Сколько сейчас времени, думает он про себя.
Он должен позвонить Анжеле. Она дома и уже наверняка начала волноваться. Но вместе с рукой пропал и его телефон. Как он собирается все это объяснять наутро?