Трамвай номер 0 - Олег Георгиевич Холодный

агрессивно. Я уж думал, что последует закономерный ответ: «Что имею –

то и введу», но не так прост Цикоридзе, как его малюют. Он

удовлетворил её любопытство, но что она ответила, я уж и не

упомню. Что-то красивое и бессмысленное, как её хипарьские

фенечки на щиколотке, которых никто не видит. Философ с

глазами волка сказал, что оба мы не правы. И развернул перед нами

свою теорию. Кому не знакомы философские диспуты,

затерявшиеся где-то между первой и второй. Бутылками водки. Ничто так

не поднимает уровень вашего английского, как еженощные

беседы о шаманических практиках и психонавтике с чехом Генри в

баре гостиницы в спальном районе Праги под успокаивающее

бульканье пары галлонов Крушовице. Это было как раз в то время,

когда Цикоридзе там же в русской дипломатической школе

горбатился на аттестат. Я как раз приехал его навестить, но у

него отключили телефон, и встречи не получилось.

Подземный ветер не знает свободы -

Он знает толпу, тусклый свет, переходы.

На свет он явился в тридцатых годах,

Когда первый поезд пошёл впопыхах.

Какое чудное слово «впопыхах», сколько в нём эротизма и даже

придушенной порнографичности! Оно кричит о звериной природе

человека, но почему только я его слышу? Может, потому что я

«безнадёжный эротоман»? Нет, вы вслушайтесь: в по… пых! Ах!

Думаете, мне надо лечится? А, может, вам — учиться? Слышать языка,

на котором говорите.

Он может погладить меня по лицу.

Толкнёт меня в спину — и я понесусь.

Но он никогда, ни за что не споёт

Тому, кто родился ходить, про полёт.

Перспективы

В очередной раз убеждаюсь, что бог, или называйте это как хотите, любит меня. Сейчас 4 утра. Полчаса назад я чудом проник в подъезд дома 33 по Промышленной, где живёт моя краснодарская Алёнка. Но этого мне было мало — когда кончились сигареты, я решил спуститься и купить ещё — при этом все вещи, бук, документы и деньги наивно оставил на лестничной площадке десятого этажа. Прикупив пачку синего Винстона, я вернулся к подъезду и, волшебство, уже через 10 минут кому-то опять понадобилось войти и я прошёл следом.

Четвёртой причиной, пробуждавшей во мне всхлип за всхлипом, когда я валялся с закрытыми глазами в пышущем жаром галечном русле Шепси, были мои дальнейшие перспективы. Посудите сами, с позиций здравого смысла и обыденного сознания я был в настолько глубокой жопе, что единственным вариантом позитивного развития событий оставалось позорное возвращение в пансионат «Юбилейный».

Денег у меня было в обрез и явно меньше, чем нужно, чтобы добраться до Москвы — исключая, конечно, автостоп, которого я наелся до колик в корневой чакре и кошмарных снов. Еды на 2–3 дня не очень здорового и очень умеренного питания. Одежды не оставалось никакой, кроме надетой; единственную сумку приходилось нести в обеих руках, чтобы все не рассыпать; никакой связи; полная дезориентация относительно карты и дальнейших действий.

Прокручивая в уме раз за разом все варианты развития событий, я не видел иного выхода, кроме возвращения в лагерь, которое мне не позволяло совершить упорство, упрямство, гордость — не суть важно, как называть это качество характера.

Местные менты, по меньшей мере, посчитают меня крайне подозрительным и будут докапываться на каждом углу. Автостоп на серпантине занятие бесполезное, особенно учитывая загруженность оного серпантина фурами. Такие прелести местной фауны, как горные бандиты, я вообще старался не допускать в буфер обмена ни в какой форме, чтобы нечаянно не накликать беду.

Спать на холодной после заката и покрытой росой гальке в одной и той же одежде, жрать лягушек в отсутствие рыбы — всё это романтично разве что для человека, ни разу не встречавшего бомжей. Напрашиваться к московским туристам в автокемпинге — увольте, я знаю своих земляков и могу гарантировать 100 %-ное поражение заранее. Вероятность того, что мне попадётся персонаж вроде Стаса Поспелова, бесконечно мала, учитывая, что он сваливает жить в ужасно далёкую от Шепси Абхазию, а второго такого можно найти разве что на страницах Керуака.

В то, что я найду обжитую Лёшей палатку именно здесь, я верил примерно так же, как верю в искренность писем от президента, приходивших моей бабушке на 9-е мая, пока она была с нами.

Как ни крути, выходило, что выбраться из этой передряги будет очень трудно и заплатить придётся сполна за каждый легкомысленный шаг.

Однако, как это бывает со мной почти всегда, реальность оказалась гораздо менее предсказуема и более добра, чем построенная моей рациональной составляющей модель. Пропахав по Гоголя до Кооперативного рынка и свернув на Коммунаров, счастливо избежав нападения оккупировавшей перекрёсток уличной стаи собак и не попав под раздачу местным гопам, грабителям, убийцам и всему остальному пантеону городской нечисти, я через каких-то 50 метров встретил копа с двумя штатскими.

Поскольку я ехал в лагерь, в распоряжении полиции оказался более чем исчерпывающий набор документов — мало кто в полночь несёт в рюкзаке ИНН, Медицинский полис, пенсионное, медкнижку, паспорт, трудовую и военный билет (а вот билета с поезда, подтверждавшего мою историю, как раз и не было). Подкреплённый таким мощным обоснованием своей легальности, я непринуждённо ответил на вопрос о запрещённых предметах, что имею при себе ножик, прихваченный для резки колбасы.

Спустя 20 минут нудного ковыряния в дырявом и хаотически перемешанном вещмешке, ножик был извлечён на свет фонаря и опознан, как не боевой и непричастный к делу. Тем не менее, с массой политкорректнейших извинений, офицер велел мне следовать за ним, оставив при себе мой паспорт. Стоило нашей четвёрке пройти 5 метров, как на торчащем посреди газона пне обнаружилась дамская сумочка.

На тот момент я уже знал, что в городе завёлся маньяк-убийца, на чей фоторобот я довольно сильно смахиваю (хотя и не вызываю никаких РЕАЛЬНЫХ подозрений, что неоднократно подчёркивалось). Поэтому, когда, возбуждённый фантазией о поимке серийного убийцы и неизбежно сопровождающими её славой и карьерным ростом, коп побежал в подворотню — я, не сбавляя темпа, последовал за ним с неменьшим энтузиазмом.

Убийцу, впрочем, как и мёртвую хозяйку сумочки, мы в подворотне не обнаружили — зато обнаружили припаркованное у забитого досками чёрного хода инвалидное кресло и спящего рядом на стопке бумаги инвалида-доходягу. Беспокоить его мои новые спутники не решились, в очередной раз проявив поразительное для такой профессии великодушие. Оставив несчастного грезить, мы направились в будку, расположенную на площади с круглым фонтаном, где раньше стоял и до сих пор ощутимо фонит ныне не существующий собор.

После неоднократного