Обещай мне - Кэтлин Харингтон

Перед ним в вечернем .туалете из тончайшего шелка фиалкового цвета стояла леди Филиппа Мур Шелбурн Бентинк, маркиза Сэндхерст. В ее глазах, которые он так хорошо помнил – насыщенно-синих глазах цвета фиалок, – застыл ужас. Корт понял, что она не ожидала его появления. Вот и славно, подумал он с торжеством. Пусть знает, что он не уступит ей без борьбы своих друзей. Он победит любой ценой, у нее не останется ни единого друга на всем белом свете.

Корт видел, что она испугана, очень испугана, настолько, что готова убежать. Но неожиданно для него, Филиппа надменно вскинула подбородок и шагнула вниз. Она шла не спеша, с видом королевы, которую ожидают подданные.

Краем глаза Корт заметил появившуюся на верху лестницы леди Гарриэт в немыслимом платье в черную и красную полоску. При каждом шаге сильно накрахмаленные нижние юбки громко шуршали. Она шла под руку с полковником личного эскорта ее величества королевы и, конечно, играла на вечере роль дуэньи молодой вдовы. Корт не обратил внимания на предостерегающий взгляд леди Гарриэт, потому что его глаза как магнитом вновь притянуло к Филиппе.

В последний раз он видел ее в объятиях Сэнди, и сейчас, в двадцать четыре года, она стала еще красивее, чем была в восемнадцать. Грех не исказил ее прекрасные черты, как и прежде, она казалась трогательно чистой. Широко посаженные глаза оставались ясными, белая кожа матово мерцала в свете свечей, белокурые волосы удивительного серебристого оттенка, уложенные в высокую прическу, подчеркивали грациозную шею. Ничто, абсолютно ничто не указывало на то, что это прекрасное создание – бессердечная авантюристка, способная бросить мужа ради любовника. Как он ненавидел ее!

За рану в сердце, хладнокровно нанесенную и до сих пор не зажившую, за оскорбленное самолюбие, но больше всего он ненавидел ее за этот невинный вид – вид нетронутой школьницы, наивной, свежей, похожей на едва распустившийся бутон. Грех старит, и эта матово-белая гладкая кожа должна была пожелтеть и покрыться глубокими морщинами, по одной за каждую ночь, проведенную в объятиях Сэндхерста.

Однако нет справедливости на земле, и преждевременно постарел он сам, а от его прежнего гордого «я» остались одни воспоминания. Он чувствовал себя гораздо старше тридцати шести лет, почти стариком. В волосах его серебрилась седина, а сердце покрылось рубцами. Его мысли, как мысли тяжелобольного, были пропитаны горечью, да еще искалеченная нога…

Между тем Филиппа сделала несколько шагов и оказалась прямо перед Кортом.

– Ваша милость! – сказала она негромко, присев в глубоком реверансе.

И это было все.

Чего он ждал? Пристыженного румянца, трепета ресниц?

Шесть лет он ждал этой минуты, рисовал ее бесчисленное множество раз и всегда видел Филиппу кроткой, полной раскаяния, с умоляюще сложенными руками и щеками, мокрыми от слез. Себя же – полным праведного негодования, без тени жалости в ожесточенном сердце.

И как же все обернулось в действительности? Филиппа стояла перед ним с таким видом, словно имела полное право находиться среди порядочных людей. В ней не чувствовалось даже намека на раскаяние, и было совсем не похоже, что хотя бы наедине с собой она предается самобичеванию. Что ж, в таком случае он тоже не станет разыгрывать «комедию лицемерия», как сказала его крестная.

Не сказав ни слова. Корт резко повернулся, с силой опираясь на трость, чтобы удержать равновесие, и повлек Клер к выходу. Краем глаза он видел Белль, бледную как смерть. Она держалась за руку мужа с таким видом, словно боялась потерять сознание. Но на этот раз Корт чувствовал, что цена этой дружбы выше, чем он в состоянии заплатить.

– У-Уорбек! – послышался за спиной голос Тобиаса.

Корт даже не взглянул в его сторону, отдавшись бешеной ярости. Он не хотел никого видеть, ни с кем говорить – только покинуть этот дом, и как можно скорее.

Филиппа в оцепенении наблюдала, как ее бывший муж решительно шагает к двери, почти волоча за собой свою спутницу. После пережитого потрясения она чувствовала странное равнодушие к происходящему и вяло размышляла о том, что Корт, должно быть, и приходил только за тем, чтобы публично унизить ее. Без единого слова он сумел поставить ультиматум тем немногим, кто осмелился принять ее в свой круг: «Любой, кто решит выказать дружеские чувства этой особе, навсегда перестанет быть другом мне!» И это всего лишь первый шаг Корта по пути мести. Его цель – сделать ее жизнь невыносимой, и он, без сомнения, добьется этого. Перед ней закроются все двери.

За несколько минут вдребезги разбилась ее надежда начать нормальную жизнь, которую она вела Бог знает как давно, до первой встречи с Уорбеком. Он слишком могуществен, чтобы надеяться на победу. Что же тогда, бегство? Если бы не сын, она так и поступила бы, но она отвечает за счастье своего ребенка и потому вынесет все, что уготовано ей судьбой.

Корт был уже почти у выхода, как из гостиной появилась леди Августа. Старой аристократке потребовался один-единственный взгляд, чтобы понять, что произошло.

– Корт, дорогой мой! – воскликнула она оживленно, заступая внуку дорогу. —Наконец-то ты здесь!

Словно не замечая ярости, которая исходила от него, она ласково дотронулась до его руки, потом немного отступила и окинула костюм Корта критическим взглядом.

– Недурно, очень недурно… – Леди Августа поправила безукоризненно завязанный шейный платок, смахнула воображаемую пушинку с рукава и одобрительно улыбнулась. – Пожалуй, можно сказать, что твой портной, этот Дьюкс, превзошел самого себя.

Наступила очередь Клер. Леди Августа взяла обе ее руки в свои и одарила молодую женщину улыбкой, разве что самую малость приторной.

– Ах, леди Клер, вы, как всегда, великолепны! – Корт открыл было рот, но его бабушка поспешно продолжала: – А какой оттенок платья! Он восхитительно идет к вашим глазам.

– Могу сказать то же самое о вашем, – рассеянно произнесла та, не глядя на леди Августу.

–  – Ну разве вы не милое дитя, если находите возможным делать комплименты старой развалине вроде меня! – продолжая щебетать, леди Августа клюнула Клер в щеку. – Я думаю, у нас найдется, о чем мило поболтать, тем более что я не видела вас тысячу лет. Пойдемте в гостиную, дорогая, там нам будет удобнее. Корт, голубчик, мы оставим тебя, я хочу представить твою невесту тем, кто сгорает от желания с ней познакомиться.

Филиппа с трудом удержалась, чтобы не схватиться за сердце. Почему-то известие о предстоящей женитьбе Уорбека потрясло ее. Этого еще не хватало! Какое ей дело до Корта, разрази его гром! Пусть женится, пусть катится к дьяволу – ей-то что?