Экзорцисты - Джон Сирлз

Я покачала головой, потом вспомнила, что мне говорила Луиза, и ответила:

– Нет.

– Ну, мы пошли.

Роуз выкопала из-за висевших на вешалке пальто две метлы, глядя на которые я подумала, что мы редко наводим в доме порядок – с таким трудом она их оттуда вытаскивала. У одной была деревянная ручка и надежно связанный пучок прутьев у основания, а у другой – ярко-зеленая пластмассовая ручка и жесткая пластиковая щетина. Роуз отдала Коре метлу похуже, открыла дверь и вышла в темноту. На верхней ступеньке она остановилась и поправила шляпу, чтобы ее не унес ветер, зажала метлу между ног и спрыгнула вниз. Она взлетела в воздух так высоко, что на мгновение мне показалось, будто она парит, прежде чем она приземлилась на заросшую мхом лужайку.

– Неплохо, – похвалила мою сестру Кора, заняв ее место на крыльце.

– Я когда-то встречалась с бывшим наркоманом, это он меня научил всему, что я знаю и умею. Давайте! – крикнула сестра. – Ваша очередь!

Когда ветер закружил сухие листья и погнал их по земле, Кора замерла на месте. Я видела, что она боится прыгать, хотя ей предстояло преодолеть всего три жалких ступеньки. Но тут она удивила меня, издав ковбойский клич «Йииихооо!», и спрыгнула на землю. Она поднялась в воздух совсем не так высоко, как моя сестра, и приземлилась с оглушительным грохотом, споткнувшись о кучу сухих листьев. Но ей удалось сохранить равновесие, и она принялась отплясывать на лужайке, громко хихикая.

Роуз и Кора выпустили Халк и привязали ее к дереву, а затем быстро забрались в машину. Заработал двигатель, и я заметила, что одна из фар не работает. «Интересно, неужели некоторые считают это веселой игрой?» – подумала я. Когда видишь машину с одной фарой, ты обязательно должен пнуть локтем в бок того, кто рядом. Или поцеловать… Я всегда путала подобные правила. В любом случае они не оставили собаке воды, и я пошла на кухню и наполнила миску. Открыла холодильник и достала косточку, прятавшуюся за стаканом отца, который попадался мне на глаза всякий раз, когда я брала мороженое. Мама заморозила косточку, чтобы потом сварить из нее ячменный суп с говядиной.

Когда я поставила миску с водой и положила косточку между лапами Халк, она не стала лаять или рычать. Впрочем, пить она тоже не стала и мой подарок проигнорировала. Она обнюхала пальцы моих ног, повалялась на босоножках и перевернулась на спину, предлагая почесать ей живот.

– А ты жутко злобная собака, да, девочка? – спросила я, опустилась на колени и принялась гладить бархатистый мех.

Было еще довольно рано, и впереди полно времени. Я смотрела в сторону леса и думала про Альберта Линча, который сидел в камере всего в двадцати милях от нашего дома. На мысли о нем меня навел ответ, который я дала Раммелю в больнице. А потом всплыли слова мальчишек, услышанные в библиотеке несколько дней назад.

– А что потребуется?

– Ты же видел фотографию того урода.

– Ну, я ее не особо разглядывал и не запомнил, как он выглядел.

– Думаю, нам понадобится облегающая шапочка, чтобы получилась лысина. И еще дурацкие усы. Тебе без помощи не справиться, приятель. Нарисуй их горелой пробкой. Плюс очки. Маленькие и круглые, в которых он похож на жука. И тогда останется только отыскать подходящее оружие.

– Оружие?

– Не настоящее, конечно, придурок. Что-нибудь вроде резинового топорика.

– Идиот, он убил их не топориком.

– Ну да, ты у нас специалист. И как же он это сделал?

– Он вышиб им…

Ш-ш-ш-ш.

В тот день в библиотеке я прижала руку к здоровому уху, чтобы не слышать их голоса. Сейчас, как и тогда, я постаралась прогнать эти мысли, перестала гладить собаку и поднялась, собираясь вернуться в дом. Именно тогда я заметила тормозные огни на нашей улице. Кора остановилась около одного из старых фундаментов. Двигатель продолжал работать, луна сияла на небе, и я различала их силуэты в остроконечных шляпах. Забавно, что я совсем недавно думала про игру с выключенной фарой и о том, что нужно делать, когда ее увидишь, потому что у меня на глазах две ведьмы, которые весьма успешно исполнили свой первый полет на метлах, принялись целоваться.

Гром, молния, дождь

Окала в штате Флорида была первым городом, где мы побывали с родителями. Они там должны были читать лекцию в городском конференц-зале. Предполагалось, что придет больше народу, чем обычно, – отец, который просматривал факс, пока мы собирали чемоданы, готовясь к отъезду, сообщил, что продано более трехсот билетов. Зал вмещал только двести человек, и организаторы выделили специальное помещение, где зрители могли посмотреть лекцию на мониторах. Отец едва сдерживал возбуждение, а вот нашу маму подобные вещи нисколько не занимали. Ее гораздо больше заботило, взяли ли мы с Роуз зубные щетки и достаточное количество нижнего белья.

Канзас. Калифорния. Техас. Любое место, где они побывали, интересовало меня больше. И тем не менее я радовалась возможности увидеть хоть что-то кроме Мэриленда. Главным образом, я не могла дождаться, когда можно будет поплавать в бассейне отеля, пусть даже придется сидеть рядом с Роуз все пятнадцать часов по дороге на юг. После истории с Дот у моей сестры появилась какая-то мания, из-за чего находиться с ней рядом стало еще неприятнее – она таскала с собой Библию с тех самых пор, как достала ее из ящика тумбочки в спальне родителей, листала страницы, подчеркивала какие-то абзацы, изучала тексты в поисках абсурдных мест, а потом зачитывала их родителям в качестве свидетельства, что книга представляет собой всего лишь «устаревшую сказочку». Так что пока другие семьи, мимо которых мы проезжали по I-95, играли в «Я вижу» или «Двадцать вопросов»[13], Мейсоны слушали выступления Роуз.

– «И создал Бог два светила великие; светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды», – зачитывала она из Книги Бытия, а затем заявляла: – Во-первых, Луна не светило; она лишь отражает свет Солнца. И почему, если Бог создал Луну «для управления ночью», почему половину времени она путешествует по дневному небу?

Иногда родители просто ее игнорировали – с моей точки зрения, самая надежная тактика, потому что в этих случаях Роуз отворачивалась к окну и на ее лице появлялось отрешенное выражение. А бывало, мама или отец пускались в объяснения, и в конце концов все заканчивалось ссорой. Время от времени они использовали другой метод: «Мы рады, что ты проявляешь интерес и используешь свой интеллект, Роуз. Возможно, твои вопросы в конце концов приведут к созданию новой доктрины».

– Я очень серьезно в этом сомневаюсь, – отвечала она и снова приступала к своим вопросикам: – А вот, например, как вам такое: Бытие 1:29 – «И сказал Бог: вот Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя: вам сие будет в пищу».

Мама, сидевшая впереди, спросила:

– И что тебе тут не нравится?

– Подумайте вот о чем: поскольку огромное количество растений и деревьев ядовиты, вам не кажется, что совет Бога звучит несколько легкомысленно? Вот вы скажете Сильви, чтобы она пошла в лес и ела там любые растения, которые найдет?

– Нет, разумеется.

– Ну, значит, Сильви повезло, иначе она бы умерла. Думаю, вы умнее Бога, который, очевидным образом, самый настоящий придурок.

– Хватит! – кричал отец, который невероятно сердился, когда Роуз заходила слишком далеко.

После этого мама на протяжении нескольких миль тихонько напевала песенку, похожую на колыбельную, которую я никогда не слышала. Мелодия постепенно набирала силу, потом, думаю, мама устала, и тогда она сказала:

– Сильви, не почитаешь нам что-нибудь из своего доклада?

Я затихла, ожидая громкого стона со стороны Роуз, но моя сестра прижалась щекой к окну и молчала. Поэтому я достала свой доклад и письмо, где сообщалось, что я получила первое место среди пятых классов и к нему триста долларов.

– «В апреле 1968 года в Вашингтоне начались беспорядки, последовавшие за убийством главы движения за гражданские права Мартина Лютера Кинга-младшего, которое оказало влияние по меньшей мере на 110 американских городов, – начала я, откашлявшись. – Чикаго и Балтимор пострадали сильнее других. В шестидесятых годах доступность работы в федеральном правительстве привлекла многих в Вашингтон, и районы, где жили афроамериканцы, принадлежавшие к среднему классу, процветали».

– Очень верное наблюдение, – сказал отец.

– Это же Сильви, она все делает хорошо, – заметила мама.

Роуз фыркнула.

– Что? – спросила я у нее.

– Ничего.

«Ладно», – подумала я и продолжила читать:

– «Несмотря на то что сегрегации, которую поддерживал закон, пришел конец, районы Шоу, Эйч-стрит Нортист и…»