Дурная примета - Герберт Нахбар

*

Фердинанд Фельсгольд укладывает свои инструменты и подходит еще раз к постели Берты Штрезовой, присаживается на край кровати, щупает пульс. «Слишком учащенный», — думает он. Достает из круглой коричневой кожаной сумки пакетик с таблетками, кладет их в зыбку на одеяльце. Из-под одеяльца виднеется только головенка, на каждом виске по пластырю. Доктору пришлось тащить ребенка щипцами: не желал малыш так просто, словно снежинка за окном, выпасть на белый свет.

Считая пульс больной, доктор оглядывает комнату. Его черные глаза скользят по горнице, видят старый стол, покрытый клеенкой, убогие тростниковые стулья, комод, безделушки, задерживаются какое-то мгновение на цветочной шкатулке, видят часы с длинным маятником и грубой резьбой на футляре.

Затем он встает и, надевая пальто, говорит, чтобы доставить Берте удовольствие:

— Должно быть, старинная штука этот ящичек?

— Да, — отвечает Берта. Ее голос необычно тих и мягок. Она сама это слышит, но изменить ничего не может. — Эта цветочная шкатулка — старинная вещь, она из моего приданого, досталась мне от отца.

— Красивая, — говорит доктор. Он что-то еще хотел сказать и забыл, что. Он подает Берте руку и снова отходит к столу.

— Господин доктор,—обращается к нему Берта.

— Да?

— Господин доктор, почему только у бедняков всегда много детей, почему у богатых не бывает так много? Я уж над этим сколько голову ломала, никак не могу понять, в чем тут дело.

Фердинанд Фельсгольд стоит перед цветочной шкатулкой, его голова и туловище расплывчато отражаются в стекле.

«Почему? Не так-то уж трудно ответить; собственно, вовсе даже не трудно, однако здесь, сейчас? На этот вопрос надо бы ответить в другое время, во всяком случае не здесь, — размышляет он. — Ведь она притворяется, это слышно по голосу. Чего она хочет?»

— Почему?..

Он слегка приподымает плечи и вновь устало опускает их.

— Да, господин доктор, почему? Вон у господ в именье только двое, и на этом точка. Прошлый год барыню несколько дней не видать было, а потом говорят: случился выкидыш, вот и все дело. У бедных людей никогда не бывает выкидышей, все только у богатых. Почему, господин доктор?

Доктор не отвечает. Он застегивает сумку.

— Почему, опять же, позвали тогда к госпоже не вас, а тех двух, из клиники? — снова начинает Берта.

— Это был выкидыш, фрау Штрезова, — говорит Фердинанд Фельсгольд и растерянно смотрит на Берту из-за стола. — В подобных случаях я не присутствую, во всяком случае не часто. Однако вы слишком много спрашиваете, фрау Штрезова. Что, если бы я стал столько спрашивать?

— За спрос денег не берут.

— Это еще как сказать.

Доктор стоит в дверях.

— Вам незачем столько волноваться. Все будет благополучно. Завтра я еще раз зайду посмотреть вас.

— Нет, нет, господин доктор, не надо, мне нечем вам платить.

— Ах… — говорит доктор, как будто бы вовсе об этом не думал. Он соображает. Он чувствует себя в ответе и за свою большую городскую квартиру, и за свою обожаемую Патрицию, с ее тщеславной мечтой о столице, и за своего мальчугана, которому скоро идти в школу. Глаза доктора, блеснув за стеклами очков, еще раз обегают комнату. Он молчит, покусывает нервно нижнюю губу и в конце концов все же забывает о своей Патриции, привереднице.

— О расходах можете сейчас не беспокоиться. Летом будете приносить мне, ну, скажем, раз в неделю, сачок рыбы на квартиру. Это меня вполне устроит.

— Во имя божие, и меня тоже, и меня тоже, господин доктор! И меня тоже. Вот и ладно, господин доктор, вот и ладно…

Так и остается недоговоренным, хочет ли Берта повторного визита или только благодарит за этот.

Доктор садится в коляску с кожаным верхом.

III

К вечеру жар усиливается. Фрау Вампен дает Берте таблетку из пакетика, оставленного доктором, и поручает Евгению, прикорнувшему после трудного дня у кухонной плиты, присматривать за матерью. Прибрав комнату, фрау Вампен уходит. Густа пробыла здесь недолго, но обещала заглянуть еще раз.

Берта лежит в подушках тихая и бледная, Евгений сидит на краю кровати. Ему не по себе, он то и дело косится на зыбку.

— Да ты посмотри на него, не бойся, — говорит Берта.

Евгений неловко приоткрывает клетчатое одеяло. Он вымученно улыбается, увидав сморщенное старообразное личико щуплого существа, которое спит в зыбке.

— Как яблоко с большой яблони у Фите Лассана в саду, ей-богу…

Берта не слушает. Закрыв глаза, она думает. «Весит так мало, всего шесть фунтов, как-то он выживет? Может быть, надо еще что предпринять? Ах, да все это без толку. Вильгельм, наверно, утонул, иначе он давно уже был бы дома. Если до вечера не вернется, можно опять доставать из сундука черное пальто. Что же это будет?..»

Евгений пытается потихоньку выскользнуть вон.

— Сынок! — окликает Берта. — Сбегай-ка за Линкой Таммерт. Пусть сейчас же приходит и захватит с собой ивовый прут.

Евгений молча кивает, снова надевает свои деревянные башмаки и уходит. Идет медленно. Скоро совсем стемнеет, небо отбрасывает на снег синевато-алый отблеск. «Где же это папанька подевался?»

Надо пройти мимо церкви, чтобы выйти на дорогу в Ханнендорф. У этой дороги стоит избушка из толстых бревен, и в ней живет Линка Таммерт. В избушке только горница и кухня, а рядом маленькая пристройка, где старуха держит козу, молоко этой козы славится по всей округе своими целебными свойствами. Среди детей ходят рассказы, что Линкина коза ест только пряники и особый порошок из трав. Линка Таммерт продает молоко лишь изредка и притом втридорога. Старуха охотно пьет его сама, а уж она-то знает, чем питается коза.

Евгению не хочется идти к Линке Таммерт. У старухи такие жесткие, узловатые руки… Он только что собрался постучать в дверь кухни, как на пороге появляется Линка Таммерт, уже готовая в путь. Она говорит трескучим басом:

— Знаю, знаю, твоя мать прислала за мной. Беги вперед, приду следом.

— Кто же «вам сказал?

— Хе-хе, — смеется Линка Таммерт. — Никто не говорил, умник-разумник, — и дергает Евгения своими жесткими пальцами за ухо. — Тетка Таммерт сама про все знает, ей и говорить не надо.

Евгений бежит что есть мочи домой. Отныне он твердо убежден, что Линка Таммерт колдунья. «Никто не может знать, позовут его куда или нет, а эта все знает наперед, даже знает, когда ей к маманьке надо идти. Папке об этом, конечно, говорить не стоит».

Такими несложными уловками поддерживает