Плач льва - Лариса Райт

Довольный, Артем решил, что Диана готова репетировать вместе с другими львами. И неожиданно начались проблемы. Львица была еще слишком мала, чтобы участвовать в представлениях. Диана лишь начинала путь артистки, но уже сейчас, когда она едва приступила к учебе, можно было смело предположить, что карьера этой юной циркачки сложится великолепно. Она — единственная из всех львов — постоянно хотела выполнять трюки. Как только Артем поднимал хлыст, намереваясь ударить по манежу и выкрикнуть чью-то кличку, Диана спрыгивала со своей тумбы и торопилась выбежать на середину арены, чтобы исполнить то немногое, что уже успела освоить: кульбиты — львица укладывалась на спину и перекатывалась с одного бока на другой — и «офф» — присаживалась на задние лапы, а передние поднимала высоко вверх. Сначала дрессировщик объяснял такое поведение зверя обычной ревностью к другим животным, которая, вероятно, должна заменить в сознании Дианы постоянное соперничество с Анюткой. Это казалось естественной причиной, побуждающей львенка проявлять усердие и ежеминутно привлекать к себе внимание Артема. Еще одним поводом для этих внеочередных экзерсисов могло стать желание хитрюги получить большую порцию лакомства. Умный львенок быстро смекнул, что поощрения за выполнение команд дрессировщика бывают съедобными. Артем считал, что других причин внезапного непослушания Дианы не существует, и старался не обращать особого внимания на плутовство любимицы. Он всякий раз терпеливо возвращал ее на место, приказывая сидеть на тумбе и ждать. Львица безропотно подчинялась, но через какое-то время все повторялось.

Дрессировщик уже начал подумывать о том, что, видимо, придется применить к Диане более строгие методы воспитания: пристегивать к тумбе, чтобы она не могла шелохнуться без позволения, или уводить с арены, как провинившуюся. Но однажды, совершенно неожиданно, ему открылись истинные мотивы такого поведения артистки. Диана, как обычно, выбежала на середину манежа без приглашения и выполнила несколько пока далеких от совершенства кульбитов.

— Иди на место, Ди! — устало сказал Артем, которому уже порядком надоела эта ежедневная церемония.

Но львица, вопреки обыкновению, не послушалась. Она потерянно стояла на арене и с каким-то несчастным, разочарованным видом озиралась по сторонам.

— Диана! Иди, я сказал! — Артем даже повысил голос, демонстрируя крайнюю степень недовольства.

Маленькая упрямица продолжала стоять на месте, даже не поворачивая головы в сторону дрессировщика.

— Что? Опять балует? — окликнул Артема вышедший из-за кулис шпрехшталмейстер.

— Опять.

— Ну, молодец, Диана! Ну, артистка будет! — восхищенно проговорил ведущий представлений и захлопал в ладоши.

Львица немедленно повернулась к нему, внимательно посмотрела и не спеша направилась к своей тумбе. И в это мгновение Артем сообразил, что отнюдь не ревность и вовсе даже не желание получить дополнительное лакомство подстегивали Диану к постоянной демонстрации своих способностей. В цирке всегда находились желающие понаблюдать за репетицией хищников. Артисты, как правило, стараются поддерживать друг друга, а появление нового коллеги, тем более такого дружелюбного, общительного и симпатичного, как Диана, обычно вызывало всеобщее оживление и интерес. Работники цирка с удовольствием приходили посмотреть на первые успехи своей любимицы и неизменно награждали ее аплодисментами. Каждый раз после нескольких очень простых прыжков и кувырков раздавались довольные возгласы и хлопки восторженных почитателей еще не до конца раскрытого таланта юной циркачки. Именно этих знаков внимания и ждала Диана, ни за что не желая покидать арену, не получив свою порцию славы. Артем легко проверил догадку, попросив товарищей на какое-то время воздержаться от аплодисментов. Уже через неделю Диана не только перестала слезать со своей тумбы вне очереди, но и покидала ее даже по команде дрессировщика весьма неохотно. Как только Артем разрешил поклонникам львицы снова проявлять эмоции в полную силу, все тут же вернулось на круги своя.

Теперь стало совершенно очевидно: среди питомцев Артема появилась настоящая актриса, которая, как человек, нуждается во взаимодействии со зрительным залом и мечтает о признании своего таланта. Диана все еще была мала и не совсем готова к настоящей работе с публикой, но Артем часто приходил к ней, отыграв номер, и видел, как она беспокоится, когда слышит громкий гул аплодисментов, предназначенных вовсе не ей. Диана хотела выступать. Диана мечтала о славе. Она будто понимала, что для достижения своей цели нужно много работать. Она отличалась от других львов, ленивых по своей природе, с удовольствием выполняла команды и никогда не огрызалась, если Артем просил ее повторять какое-то движение много раз подряд.

За два года, что львица провела в репетициях, она научилась многому: кульбиты отточены, кувырки можно демонстрировать на соревнованиях по спортивной гимнастике. Диана начала выполнять и взрослые трюки: грациозно вальсировала в обнимку с Артемом, прыгала с тумбы на тумбу, легко ориентировалась в командах «ко мне», «сидеть» и «лежать». Львица изменилась и внешне: из маленькой, симпатичной озорницы превратилась в юную, грациозную барышню, знающую себе цену. Артем с волнением ожидал первого выхода на манеж своей воспитанницы. Он знал, что все, что от нее потребуется в первый раз: выйти, немного посидеть на тумбе и удалиться (приучать к работе с большим залом тоже необходимо постепенно). Дрессировщик знал, что Диана не подведет, и все равно не мог оставаться спокойным. И вот тот памятный день настал…

— Настанет в этом доме когда-нибудь покой или нет? — яростно барабанит в дверь Артема соседка, и тот впервые жалеет о том, что вместо льва теперь с ним живет уже старая, великолепно воспитанная собака, которая никогда не позволит себе броситься на беззащитного человека.

— А знаешь, Марта, — делится он своими мыслями, — иногда не мешало бы и отступать от своих принципов. У всякого правила есть исключения, и одно из них сейчас портит нам жизнь.

10

Женя возвращалась домой от родителей, механически вращая руль и выполняя маневры. Ей с трудом удавалось концентрировать хотя бы крупицы внимания на дороге. На самом деле она была далека и от Каширского шоссе, и от Москвы, и вообще от России, и даже от своего дельфинария, в который впервые за несколько лет даже не удосужилась позвонить, чтобы поинтересоваться состоянием дел вообще и прошедшими представлениями в частности. Женя размышляла о том, почему ей — как-никак дипломированному психологу — редко удается выстраивать такие отношения с людьми, которые удовлетворяли бы, в первую очередь, ее саму.

Может быть, мама права, и ей не стоило углубляться в зоопсихологию? Во всяком случае, до тех пор, пока она не разобралась до конца, что из себя представляют интересующие ее homo sapiens? Нет, это не так. Каждый человек должен заниматься своим делом, а животные — ее настоящее призвание. И неприятие этого, непонимание — это не Женина проблема, а проблема того, кто не может понять. Но если это соответствует истинному положению вещей, тогда почему Женю так беспокоит чужая проблема? Может быть, потому, что этим чужим является родная мать? Может быть, оттого, что хорошие родители в ее понимании всегда и во всем поддерживают начинания собственного ребенка и хотят, чтобы он получал удовлетворение от своей профессии? Но Женя никогда не считала маму ни плохой, ни тем более чужой. Скорее наоборот, та слишком близко принимала к сердцу все происходящее со своими детьми. И ей постоянно казалось, что, свернув с пути, нарисованного ею для них в воображении, они непременно испортят себе жизнь.

Упорной, одаренной и, конечно же, очень умненькой Жене (все-таки попасть на психологический факультет МГУ, не обладая большим количеством связей и денег, способен далеко не каждый) прочились великолепные перспективы. Блестящим будущим в представлении мамы было последовательное написание нескольких научных трудов, получение степеней и престижной работы в ведущих клиниках. Если бы в конце восьмидесятых она знала заранее о переменах, грядущих в государстве, о наступлении на страну эры рыночной экономики и больших возможностей, она бы наверняка начала мечтать об отдельном кабинете, а еще лучше — о настоящей частной консультации с персоналом в белых халатах, которые бы идеально соответствовали общему антуражу клиники, и в особенности тем роскошным диванам, которые в своих фантазиях она бы расставила по коридорам учреждения. Женя почему-то не сомневалась, что диваны эти должны быть абсолютной копией того кричащего ужаса, что стоит сейчас в гостиной родителей.

К тому моменту, когда Женя стала студенткой университета, мама расписала ее жизнь на годы вперед. Повышенная стипендия, зачетка, пестревшая исключительно записями «отлично», дифирамбы научного руководителя и увлеченность самой девушки — все это позволяло надеяться на то, что ничто не помешает исполнению радужных планов. Однако Женя была не просто примерной, амбициозной девочкой — она была личностью, амбиции которой, в первую очередь, распространялись на те цели, которых хотела добиться она. Нет, научные степени и престижная работа вовсе не казались ей непривлекательными, она и сама стремилась именно к такому конечному результату, который бы оправдал те силы, что она вкладывала в образование. Будущее виделось вполне определенным и обыденно, ужасающе неотвратимым: диплом, карьера, работа, какая-то неожиданная встреча, любовь-морковь, пара симпатичных ребятишек от любимого мужа и бриар, лежащий в коридоре на коврике у двери небольшой уютной квартирки. Перспективы представлялись достаточно продуманными, и в переменах не нуждались до тех пор, пока на четвертом курсе она не набрела на лабораторию зоопсихологии и не обнаружила, что собака, один вид которой в Атласе пород собак произвел на нее когда-то неизгладимое впечатление, может не просто стать членом ее семьи в каком-то необозримом будущем, но и великолепным материалом для исследований в весьма осязаемом настоящем. Женя и сама не могла объяснить, почему то, что творится в черепной коробке собак, заинтересовало ее гораздо больше, чем особенности головного мозга человека, но с момента смены специализации она уже не представляла себя сидящей в кабинете с фонендоскопом на шее и ожидающей очередного пациента, которого придется спасать от галлюцинаций, депрессии, навязчивых идей или, того хуже, — маниакального психоза.