Василий Шульгин: судьба русского националиста - Святослав Рыбас

«Я думаю, что для Германии было бы полезно, если бы русские тем или иным путем, физически или дипломатически утвердились в Константинополе и должны были бы его защищать. Это избавило бы нас от положения гончей собаки, которую Англия, а при случае и Австрия натравливают против русских вожделений на Босфоре; мы могли бы выжидать, будет ли произведено нападение на Австрию и наступит ли тем самым наш casus belli… Если бы я был австрийским министром, то не препятствовал бы русским идти на Константинополь; но я начал бы с ними переговоры только после их выступления»[22].

Константинополь, Константинополь… Как не вспомнить Крымскую войну, случившуюся от избытка энтузиазма русских вождей, пожелавших вернуть давно утраченное?

Поражение в ней было оскорбительным для привыкшей к победам нации, оно вытесняло страну из Европы, перечеркивало плоды победы над Наполеоном в 1812 году, останавливало ее движение на юг. Технологическая отсталость России стала не только очевидной, но и унизительной: по условиям Парижского мира Россия не должна была иметь в Черном море военного флота.

Смерть императора Николая I опускает занавес над этим периодом беспримерного разлома между Россией и Европой. Новый император, Александр II, должен был начинать у развалин некогда могучей крепости. Наступил момент переоценки принципов предыдущего развития и выбора нового пути — в сторону промышленной революции, которая уже переступила российский порог и диктовала условия полуфеодальной экономике.

Теперь константинопольская история могла повториться на Востоке.

Надо учесть, что восточный участок Транссибирской магистрали проходил по территории Маньчжурии, арендованной Россией у Китая. Таким образом, была сокращена протяженность дороги, удешевлена ее стоимость, создана база для закрепления позиций в Северном Китае. И задеты интересы Японии.

Тем не менее на экспансионистскую идеологию Великого Сибирского пути, который должен был стать «Русским Суэцем», указал С. Ю. Витте в докладе о значении магистрали для экономики России: «Китай, Япония и Корея, население которых в совокупности не менее 400 млн, а современные обороты торговли не менее 500 млн руб. золотом, далеко еще не развили своих торговых отношений с Европой до возможного предела, а скорее в этом отношении переживают еще начальный фазис. Неудивительно поэтому, что народы европейской цивилизации прилагают громадные усилия для овладения восточными азиатскими рынками, не останавливаясь ни перед какими затратами»[23].

В результате этого строительства возник центр русской экономической экспансии в городе Харбине (Китай), а за последующие 14 лет население Сибири и Дальнего Востока удвоилось, вдоль магистрали выросло десять новых городов, и Транссиб завершил свой путь на океаническом побережье в Порт-Артуре и Дальнем, обеспечив российским товарам проникновение на азиатские рынки.

Поворот России в сторону Азии был не случаен. Такое движение происходило периодически и всегда выглядело как поворот после поражений на Западе, начиная с разгрома Константинополя крестоносцами. За поражением (пусть не военным, а дипломатическим) в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, когда Лондон, угрожая военными действиями, вынудил Петербург удовлетвориться малым, требовалось открыть новые пути растущей экономике.

«Восточная тема» до сих пор остается сверхактуальной. Современный российский исследователь Вадим Цымбурский так писал о циклах российских евро-азиатских «качелей»:

«…Весь XIX в. в помыслах о Дальнем Востоке не заглядывавшая дальше естественных границ уссурийско-амурского междуречья, на исходе этого столетия Россия вдруг устремляется в Маньчжурию. И причины тому нетрудно понять, если заметить, что в эти годы перекрытие ей Тройственным союзом любого мыслимого пути на запад — откуда и известные разоруженческие инициативы Николая II — окказионально синхронизируется с приливом евро-американской активности в Китае. В результате Япония в 1904–1905 гг. фактически оказывается агентом Европы и США против России»[24].

Как видим, экономическая конкуренция идет рука об руку с геополитической. Если мы проследим связь между российским железнодорожным стремлением к Тихому океану и прокладкой Германией железной дороги между Веной и Константинополем, по которой первый поезд прошел в декабре 1887 года, станет понятно, что обе континентальные империи, Россия и Германия, стремясь к гегемонии в «чужом пространстве», двигаются в одном направлении — туда, где их вовсе не ждет Великобритания. Не забудем и то, что за спиной австрийцев стоят, не слишком маскируясь, их немецкие союзники.

«В период, предшествующий мировой войне, самым важным фактом во внешней истории Германии после 1871 г. является, несомненно, методическое овладение путями сообщения от Гамбурга к Персидскому заливу с помощью турецких железных дорог. К 1913 году немецкий стальной клинок врезывался в Оттоманскую империю на протяжении 1800 км. Длина же всей проектируемой Багдадской дороги с намеченными ответвлениями определялась примерно в 4500 км… Багдадская дорога со всеми проблемами, которые она вызвала в международных дипломатических отношениях, определив, с одной стороны, колоссальный по своему историческому значению сдвиг владычицы морей Великобритании в сторону ее вчерашних врагов, России и Франции, с другой — более тесное вовлечение Австрии, не говоря уже о Турции, в орбиту Германии, представляет собой идеальный тип „мирового пути“ — дороги, значение которой далеко выходит за пределы непосредственного обслуживания ее областей. Германия рассчитывала этой стальной дорогой перебросить нечто вроде моста с многочисленными арками от берегов Босфора к Персидскому заливу. Она желала создать по направлению к Индии и Дальнему Востоку великий немецкий путь…»[25]

Российский Генеральный штаб полагал, что война с Японией начнется через три-четыре года, когда будут достроены современные русские крейсеры и завершена Кругобайкальская железная дорога. Однако в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года без объявления войны японский флот атаковал русскую эскадру в Порт-Артуре.

Военные действия складывались неудачно. Однако ключ побед лежал не на полях сражений под Ляояном или Мукденом, а в Петербурге, Москве, Киеве, Нижнем Новгороде и других городах, где десятки тысяч российских подданных, испытав чувство национального унижения, искали выход в социальном протесте. Прогноз С. Ю. Витте о революционной альтернативе модернизации стал сбываться.