Чума на оба ваши дома - Сюзанна Грегори

Бартоломью ушам своим не верил. Мастер считает, что врач имеет какое-то отношение к зловещим событиям этой ночи, и это обвинение произвело впечатление на других профессоров, которым явно стало не по себе.

Он сделал глубокий вдох и начал подробно излагать историю в том виде, в каком рассказал ее Элфриту, не упуская ничего, за исключением собственных подозрений и догадок. Когда он упомянул о драке на лестничной площадке, Элкот подошел взглянуть на след от ножа на штукатурке.

Пока Бартоломью рассказывал свою версию событий, Уилсон не сводил с него глаз. От его немигающего взгляда Бартоломью стало не по себе, и он задался вопросом, не эту ли тактику применяют юристы к своим жертвам в суде. Все остальные слушали с одновременно потрясенным и завороженным видом, хотя на их лицам Бартоломью не мог ясно прочитать ничего, кроме ужаса.

Когда он закончил, Уилсон еще некоторое время наблюдал за ним.

— Вы рассказали нам все? — спросил он. — Ничего не утаили?

Бартоломью понадеялся, что ничем не выдал своего замешательства.

— Я рассказал вам все, что мне известно. И все, что я рассказал, правда, — добавил он.

Бартоломью чувствовал себя последним лжецом, но в его ответе Уилсону не было ни слова лжи. Он рассказал новому мастеру то, о чем знал наверняка, и умолчал единственно о своих крепнущих подозрениях. Да и как мог он поступить иначе? У него не было никаких вещественных доказательств, лишь множество совпадений да предположения. Но, пообещал он себе, очень скоро у него будет кое-что получше беспочвенных подозрений.

— Это смешно! — воскликнул Абиньи. — Исчезающие трупы, перевернутые вверх дном комнаты безумцев, драки в темноте! Господи, это же колледж, а не лондонский бордель! Тела не исчезают просто так. Должно быть какое-нибудь разумное объяснение.

— Например? — спросил Уильям.

— Например, — с раздражением ответил Абиньи, — потайной выход! Какая-то дверь, неизвестная никому из нас, через которую убийца смог бежать или скрыться.

Он начал озираться по сторонам, будто подобная дверь могла внезапно появиться из ниоткуда.

— Не смешите меня! — заявил Уилсон воинственно. — Потайная дверь! Где? Это же не замок. Стены здесь меньше фута толщиной. Где здесь быть вашей двери?

— Я не знаю! — отрезал Абиньи. Голос его звенел все громче. — Это всего лишь предположение. Может, Август не умер и сейчас бродит себе где-нибудь. Может, какой-то грабитель забрался в колледж, напал на Мэтта и отца Элфрита и скрылся через окно.

— Попробуй сам выскочить из здешнего окна, — сказал Майкл. — Надо быть очень шустрым. И, — добавил он, с грустью глядя на свое объемистое брюшко, — очень стройным. Во всех окнах каменные перекладины, между ними не протиснешься, а высота такая, что того и гляди переломаешь ноги. Может, Августу или грабителю и удалось бы выбраться наружу, но приземлиться без потерь у них бы не вышло.

Уилсон ухватился за предположение Абиньи, как утопающий за соломинку.

— Ну конечно! Август не умер, и он напал на отца Элфрита и доктора Бартоломью в темноте. Это все объясняет.

Он обвел профессоров торжествующим взглядом, считая загадку разрешенной. И, всем своим видом давая понять, что дело окончено, поднялся, чтобы уйти.

— Август был мертв! — твердо заявил Бартоломью. — И у него совершенно определенно не хватило бы сил, чтобы столкнуть меня с лестницы. Человек, с которым я дрался, был примерно с меня ростом. Кроме того, это не объясняет убийства Пола и того, что других коммонеров опоили.

— Нет, объясняет, — отрезал Уилсон. — Август выжил из ума, мы все это знаем. Он притворился мертвым, а потом ударил отца Элфрита по голове, когда тот пришел читать молитвы. Потом в безумии отправился в спальню коммонеров и убил Пола. Не надо забывать, что он был сумасшедший, — продолжал он, глядя на каждого из профессоров по очереди. — Возможно, он оставил отравленное вино, чтобы остальные выпили его, когда вернутся, возможно, их вовсе никто не опаивал, а они сами напились до бесчувствия. — С этими словами Уилсон бросил уничижительный взгляд на объятых сном коммонеров, по-прежнему лежавших без движения на своих тюфяках. — Как бы там ни было, он вернулся в свою каморку и затеял эти дурацкие поиски бог знает чего. Когда доктор застал его врасплох, он напал на него, припадок безумия придал ему силы. Потом понял, что песенка спета, выскочил из окна и сбежал.

— Куда сбежал? — поинтересовался Бартоломью. — Ворота все еще заперты.

— Значит, он прячется в колледже, — сказал Уилсон. — Я прикажу тщательно обыскать здание. — Он оглянулся через плечо, зная, что там топчется Гилберт, и вскинул брови. Тот мгновенно исчез, и профессора услышали, как он созывает слуг. — Не беспокойтесь, — пообещал Уилсон преподавателям, — Август будет найден и предан правосудию. Смерть Пола не останется неотмщенной. — Он повернулся к Бартоломью. — Надеюсь, он-то точно мертв, лекарь? — добавил он с усмешкой.

Бартоломью пожал плечами.

— Проверьте сами, — предложил он. — И беднягу Монфише заодно.

— Что?

Апломб Уилсона в один миг как рукой сняло. Преподаватели сгрудились вокруг тюфяка Монфише. Лицо того приобрело голубоватый оттенок, из уголка губ сочилась тонкая струйка крови. Бартоломью бережно опустил его полуоткрытые веки. Уилсон грубо отпихнул его локтем, чтобы посмотреть собственными глазами.

— Мертв! — провозгласил он. — На совести Августа уже два убийства!

За дверью слуги с топотом и грохотом носились по лестницам и заглядывали в комнаты, обыскивая колледж.

— А теперь, — начал Уилсон, овладевая положением, — можете прибегнуть к помощи нашего досточтимого магистра медицины, отец Элфрит, если не боитесь, что он и вас объявит мертвым. Разумеется, я прекрасно пойму ваше желание обратиться к другому врачу.

Бартоломью закатил глаза. Теперь, когда Уилсон вбил себе в голову эту теорию, он ни за что на свете от нее не откажется и при малейшей возможности будет порочить медицинские познания Бартоломью, чтобы придать ей больше правдоподобия.

— Доктор Бартоломью позаботится обо мне, — спокойно ответил Элфрит. — Не вижу необходимости прибегать к услугам другого врача.

— Дело ваше, святой отец, — пренебрежительно проронил Уилсон таким тоном, что всем немедленно стало ясно — уж он-то без раздумий обратился бы за помощью к другому лекарю.

Бартоломью старательно избегал взгляда Уилсона, опасаясь, что не сможет разговаривать учтиво. Он отчетливо понимал, что многочисленные возражения, которые Уилсон приводил против его назначения четыре года назад, теперь будут повторены вслух; более того, они будут использоваться против него при первой возможности, и не исключено, что Уилсону удастся добиться его увольнения из колледжа. Мастер некоторое время сверлил Бартоломью враждебным взглядом, прежде чем продолжить.

— Отец Уильям, вы не позаботитесь о том, чтобы тела перенесли в церковь? Потом вы с братом Майклом сделаете все, что нужно для их душ. Мастер Элкот, я хотел бы, чтобы вы известили епископа, ибо нам понадобятся его услуги, когда убийца будет пойман. — Как и большинство преподавателей университета, Август был церковным служителем, и за любое преступление, в каком бы его ни обвинили, он должен отвечать по церковным, а не светским законам. — Мастер Суинфорд, мастер Абиньи, может быть, вы проследите за поисками? Убедитесь, что ни один закоулок и ни одна щелка не пропущены. Августа нужно найти!

Профессора поспешили исполнять поручения. Бартоломью с Элфритом вместе спустились по лестнице и направились в комнату Бартоломью. Во дворе Бартоломью подошел взглянуть на землю под окном Августа. Если кто-то ухитрился протиснуться через окно второго этажа и спрыгнуть, остались бы какие-нибудь следы, но ничего видно не было. По стене взбирались несколько побегов вьюнка: если бы кто-нибудь выскочил из окна, растительность была бы примята или сдвинута. Однако Бартоломью не заметил ничего указывающего на то, что кто-то совершил побег через окно Августа.

Он медленно распрямился, морщась от боли в колене. Уилсон, который вышел из здания, бросил на него холодный взгляд, догадавшись, чем он занят, и не одобряя этого. Бартоломью понимал, что Уилсон расценивает его действия как открытый вызов своей власти. Врач был обеспокоен той готовностью, с какой мастер ухватился за первое попавшееся объяснение и отверг все факты, ему противоречившие.

Элфрит ждал, сложив на груди руки в широких рукавах своего монашеского одеяния.

— Похоже, наш новый мастер недолюбливает тебя, сын мой, — сказал он.

Бартоломью пожал плечами и похромал к своей комнате. Элфрит нагнал его и предложил опереться на свое плечо. Высокий монах оказался на удивление сильным, и Бартоломью с благодарностью принял его помощь.