Серебряная пуля - Гарри Стейн

— Нет.

Шейн засиял.

— Ну что ж, продолжайте действовать согласно своей ненормальной теории. Я собираюсь вас принять.

Логан всегда удивлялся, когда его называли трудоголиком. Хотя в кругах с колоссальной конкуренцией, где он работал, такая характеристика могла оказаться полезной. И он никогда не пытался изменить столь неверное восприятие своей личности. Правда заключалась в том, что в нем, как и в других, могли разочароваться.

Карпэ, к примеру, был достаточно осторожным. Круг общения мэтра молодой врач находил весьма соблазнительным — взять хотя бы альбом с яхтами его пациентов. Этот альбом великий Карпэ вынул из стола во время одной из встреч. И Логану нетрудно было мысленно представить себя нежащимся на палубе чьей-то яхты в Средиземном море.

Прошло три недели, прежде чем у Логана наконец-то появились два свободных часа. Он собирался поехать в магазин и купить какую-нибудь мебель, так как, кроме кровати, старого стула, оставшегося еще со времен учебы в колледже, и пары книжных полок, в квартире ничего не было. Но его отвлекла очередная серия повторного показа сериала. Потом больше часа лежал в ванне, читая странную книжонку в мягкой обложке о летчиках-асах Первой мировой войны, которую нашел, распаковывая багаж. Вообще, какого черта, решил он, мебель может и подождать. Взяв воскресный выпуск «Вашингтон пост», он направился в маленький парк, через который проходил каждое утро по дороге на работу.

Как выяснил Логан, парк официально назывался Ричард Аллен Смит Парк и был именно тем местом, где лучше всего проводить такой ленивый летний день. Высокая трава, тенистые деревья, знак «Уберите за собаками», к которому, кстати, относились с уважением.

Он забрался в глубину парка, разделся, лег на траву, щурясь на пробивающиеся сквозь деревья солнечные лучи.

А со спортивной площадки в ста ярдах от него доносились удары по мячу, приглушенные крики, подбадривающие то подающего, то отбивающего, удары мяча о стенку и вопли радости.

А еще ближе, на закрытой игровой площадке слева, малыши на качелях, на горках, визги, крики радости, шум, возня. Казалось, все это было за пределами его понимания.

Логан оперся на локоть и стал смотреть на площадку. Он заметил, что множество малышей были с отцами. Он мог бы заключить безопасное пари с самим собой, что большинство из них — разведенные. Дети казались невероятно прелестными, но, Господи, как они назойливы! Неужели он тоже когда-нибудь будет отцом? Дэн всегда воспринимал это как должное, все равно рано или поздно придется. Но лучше позже, после того как он сделает все, что нужно в институте.

Он открыл газету и стал просматривать раздел новостей. Мелькнул заголовок «ВРАЧИ ЗАЯВЛЯЮТ О БОЛЬШОМ ШАГЕ ВПЕРЕД В ЛЕЧЕНИИ РАКА ПРОСТАТЫ».

Статья начиналась так: «Исследователи Ракового центра Мемориал Слоан-Кеттеринг в Нью-Йорке сообщают, что сочетание радиации с большой дозой химиотерапии дает потрясающие результаты у пациентов с тяжелой стадией рака простаты. Курс лечения докторов Джонатана Шрайбера и Кеннета Ротнера проходят тридцать восемь пациентов, считавшихся неизлечимыми. Мы потрясены полученными результатами, признался доктор Шрайбер, сообщив, что их группа планирует начать еще более сложное лечение».

И еще шесть или семь абзацев в том же духе, но Логану хватило и этих. Он лично не знал упомянутых врачей. Да ему это и не надо: их игра вполне ясна. Исследования по лечению предстательной железы — направление, по которому трудно выбить фонды. Ни организованного лобби, ни особой привлекательности темы. И, если бы они сами не звонили во все колокола, кто вообще бы вспомнил про это?

Суть проблемы — в самой прессе. Падкие на лесть и внимание известных врачей, журналисты чаще всего увязали в этой политике от медицины, ничуть не заботясь о точности фактов. Научатся ли эти ребята когда-нибудь работать? Сколько раз подобные писаки кричали о «крупных достижениях» и «близких победах»? Они никак не хотели понять, что чудеса в медицине, вроде пенициллина Флеминга или вакцины Солка, в лучшем случае выпадают на жизнь одного поколения.

Однако запущенная машина средств массовой информации продолжала взбивать пену. Можно ли забыть шумиху вокруг интерферона? А сколько раз пресса находила лечение от рака, правда, не со стопроцентной уверенностью. Когда же все убеждались, что очередное лекарство оказывалось халтурой, пресса все равно не унималась, а работяги-врачи, первыми поняв безрезультатность очередного «открытия», вынуждены были бороться еще и со взрывами отчаяния, увы, неизбежными в подобных ситуациях.

Дело в том, что истины, именно истины, и не было в отчетах журналистов: прогресс в лечении рака ничтожен, работа продвигалась безумно медленно. И вообще пресса предпочитала писать о медицине в духе высокой драмы, как обо всех сферах, где шло противоборство. «Война с раком», «Борьба против детских болезней, калечащих ребенка» или «Продолжается борьба против болезней сердца». И никогда никому не приходило в голову, что только одна противоборствующая сторона действует сознательно, а злокачественные клетки понятия не имеют, что они с кем-то борются.

Логан лежал на траве, закрыв глаза, и улыбался. Забавно, пресса почти всегда заставляла его чувствовать жалость к раку. Эти бесконечные поиски начал добра и зла только назойливо дразнили эту бедную, несчастную болезнь.

— Эй, простите! — Дэн открыл один глаз, прищурился, неясно видя чей-то силуэт. Парень с бейсбольной перчаткой склонился над ним.

— Да?

— Не хотите поиграть? — Он кивнул в сторону площадки. — Двое парней ушли.

Предложение показалось соблазнительным. В свое время Логан неплохо играл.

— Не знаю. — Он поднял босую ногу. — Я как-то не очень для этого одет.

— Да не волнуйтесь, мы же не профессионалы.

— А найдется для меня перчатка?

— Можете взять мою.

Логан оказался одним из лучших игроков на поле. Все держались очень напряженно, потому что играли мало, только по выходным, и было забавно смотреть, как они буквально готовы были вцепиться друг в друга при каждом неверном шаге или упущенной возможности.

При двух первых подачах они вообще игнорировали Логана и задвинули его в самый дальний угол, но, когда он наконец добрался до биты и сделал потрясный удар, его тут же возвели в сан героя. Чуть позже он сидел на шаткой скамейке рядом с Робби.

— Хороший удар, вы берете мяч так же здорово, как и бьете.

— Это зависит от того, трудный ли мяч.

— Я хочу вас передвинуть вперед.

— Согласен.

— Вы отсюда? Мы играем здесь каждое воскресенье.

— Я только что переехал.

— Да? Так вы работаете на правительство?

Никогда раньше вопрос не формулировался так честно.

— Да, похоже, что так. Я врач из института рака.

Это произвело впечатление на нового знакомого, и он присвистнул.

— Неплохо.

— А вы?

— Я — адвокат. У нас тут четыре или пять юристов. А также парочка помощников из конгресса и несколько бухгалтеров. Мы все здесь живем. — Он помолчал. Вдруг его осенило. — Да, у нас есть и доктор, Брюс Райан. — Он указал на длинного, как рельс, парня в очках, который тренировался на третьей линии. — Я вас познакомлю.

Во время подачи он выполнил свое обещание.

— Итак, — сказал Брюс Райан, — значит, вы в институте рака? — Логан заметил, что в этой фразе прозвучал мрачный вызов, а не тепло по отношению к коллеге.

— Да, а вы?

— Я просто рентгенолог, работаю в городской больнице Принца Уильяма в Манассасе.

— Там хорошие условия.

— Да, я делаю хорошие деньги.

Что можно сказать в ответ на такое?

— Рад слышать.

— Я знал одного парня из АИРа.

— Правда? А кого?

— Я встречался с ним как-то на приеме несколько лет назад. Он был первогодком, не могу вспомнить его имя. Купер, что-то в этом роде.

— Не слыхал. Наверное, он уже не работает.

— Кажется, Куперман. Очень энергичный парень. Он вел протоколы.

Логан снисходительно улыбнулся.

— Нет, это невозможно. Первогодки не работают на протоколах. У нас более неприятная работа.

Тот покачал головой.

— Нет, я хорошо помню. Потому что меня это тоже очень удивило.

— Ну, — пожал плечами Логан, — я не собираюсь с вами спорить.

— Во всяком случае, это неслабое местечко под девизом: «каждому свое». Парни вроде вас получают славу, а парни вроде меня делают деньги.

Логану уже не раз приходилось сталкиваться с подобной недоброжелательностью с того самого момента, как он решил перейти в институт рака. И главным образом со стороны врачей. Из Клермонта если и переходили куда-то, то туда, где можно делать большие деньги. И он понимал, что это своего рода самооправдание, зависть, маскируемая напускным нахальством. Логана это разозлило, захотелось ответить в том же духе и даже похлеще.