Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Роулинг

Но даже потребители Забастовочных завтраков не могли сравниться с Пивзом, этим непревзойдённым мастером сеять разрушение и хаос: похоже, полтергейст принял прощальный завет Фреда очень близко к сердцу. С безумным хихиканьем он носился по всей школе, переворачивал столы, выскакивал из-за классных досок, опрокидывал вазы и статуи; дважды он запихивал Миссис Норрис в пустые рыцарские доспехи в коридоре, и разъярённый смотритель замка извлекал её оттуда истошно орущей, но живой и невредимой. Пивз разбивал фонари и тушил свечи, жонглировал горящими факелами над головой у перепуганных учеников, заставлял аккуратно сложенные стопки пергамента обрушиваться в огонь или за окно; он устроил на третьем этаже наводнение, открыв краны во всех умывальнях, набрал полную сумку тарантулов и выпустил их посреди вестибюля во время завтрака, а если ему хотелось передохнуть, часами парил над Амбридж, сопровождая её повсюду, куда бы она ни пошла, и издавая громкие непристойные звуки всякий раз, как она открывала рот.

Если не считать Филча, никто из обслуживающего персонала даже не пытался помочь директору. А спустя неделю после того, как Фред и Джордж покинули школу, Гарри своими глазами видел, как профессор МакГонагалл прошла мимо Пивза, старательно отвинчивающего хрустальную люстру, и мог бы поклясться, что она, почти не разжимая губ, шепнула полтергейсту: «Не в ту сторону крутишь!»

В довершение всего, Монтегю до сих пор не оправился от заключения в туалете. У него по-прежнему путались мысли, и как-то утром, во вторник, его родители были замечены на парадной аллее: они шагали к замку с крайне рассерженным видом.

– Может, нам вмешаться? – обеспокоенно сказала Гермиона, прижавшись щекой к оконному стеклу в классе заклинаний, чтобы посмотреть, как мистер и миссис Монтегю входят внутрь. – Объяснить, что с ним произошло? Вдруг это поможет мадам Помфри его вылечить?

– Да ладно, и так очухается, – равнодушно отозвался Рон.

– В любом случае для Амбридж это лишние хлопоты, – удовлетворённо сказал Гарри.

Они с Роном одновременно постучали палочками по чашкам, которые им велели заколдовать. У чашки Гарри вылезли четыре очень коротенькие ножки – они не могли достать до стола и бессмысленно корчились в воздухе. Чашка Рона с огромным трудом оторвалась от столешницы, опираясь на выросшие у неё длинные и тонкие ножки – несколько секунд они удерживали её наверху, дрожа от натуги, потом подломились, и чашка упала, расколовшись надвое.

– Репаро, – быстро сказала Гермиона, взмахнув палочкой, и чашка Рона вновь стала целой. – Всё это замечательно, но что, если Монтегю повредился в уме навсегда?

– Да кому какое дело? – раздражённо сказал Рон, глядя, как его чашка снова пытается подняться, качаясь как пьяная: коленки у неё отчаянно тряслись. – Нечего было вычитать очки у Гриффиндора! Если тебе некого жалеть, Гермиона, пожалей лучше меня!

– Тебя? – спросила она, ловя свою чашку, которая весело поскакала прочь по столу на четырёх крепких ножках, расписанных под китайский фарфор, и вновь ставя её перед собой. – Почему это я должна тебя жалеть?

– Когда следующее мамино письмо пройдёт проверку, у меня будут крупные неприятности, – горько сказал Рон, помогая своей чашке устоять на трепещущих ножках. – Не удивлюсь, если она опять пришлёт мне громовещатель.

– Но…

– Вот увидишь, побег Фреда и Джорджа поставят в вину мне, – мрачно пояснил Рон. – Она скажет, что я должен был их остановить. Вцепиться в их мётлы и не дать им улететь, или уж я не знаю что… Точно тебе говорю, виноват буду я.

– Ну, если она и вправду так скажет, это будет ужасно несправедливо, потому что ты ничего не мог поделать! Но я уверена, что она ничего такого не скажет: ведь если у них и впрямь есть помещение в Косом переулке, значит, они всё это спланировали уже давным-давно.

– Кстати, вот ещё вопрос: как они заполучили это помещение? – сказал Рон, так сильно стукнув палочкой по чашке, что та снова упала и теперь лежала перед ним, бессильно подрагивая. – Это же не так просто, верно? Чтобы арендовать место в Косом переулке, нужна куча галеонов. Она захочет узнать, во что они ввязались, чтобы раздобыть такие деньжищи.

– Это и мне приходило в голову, – сказала Гермиона, пуская свою чашку вскачь вокруг чашки Гарри, по-прежнему шевелящей в воздухе короткими толстыми ножками. – Я тоже думала: вдруг Наземникус уговорил их взяться за торговлю краденым или ещё за что-нибудь похлеще…

– Ничего подобного, – обронил Гарри.

– А ты откуда знаешь? – хором спросили Рон с Гермионой.

– Оттуда… – Гарри помедлил, но потом решил, что пришло время открыть секрет. Раз Фреда с Джорджем начали подозревать в чём-то неблаговидном, молчать уже попросту нельзя. – Они получили золото от меня. В прошлом июне я отдал им свой выигрыш в Турнире Трёх Волшебников.

Его друзья ошеломлённо молчали. Потом чашка Гермионы скакнула через край стола и, грохнувшись на пол, разлетелась на мелкие кусочки.

– Не может быть! – воскликнула Гермиона.

– Может! – вызывающе сказал Гарри. – И я об этом не жалею! Мне эти деньги были ни к чему, а у них будет отличный магазин со всякими волшебными штучками.

– Но это же здорово! – восхищённо сказал Рон. – Значит, виноват ты один, и мама не сможет ни в чём меня обвинить! Ты не против, если я ей скажу?

– Конечно, лучше сказать, – хмуро ответил Гарри, – особенно если она думает, что они торгуют ворованными котлами.

Гермиона больше ничего не говорила до самого конца урока, но Гарри не сомневался, что терпения ей хватит ненадолго. И действительно, на перемене, когда они вышли из замка погреться в жиденьких лучах майского солнца, она устремила на Гарри пронзительный взгляд и открыла рот, чтобы сделать ему очередное внушение.

Гарри не дал ей заговорить.

– Не надо меня воспитывать – что сделано, то сделано, – твёрдо сказал он. – Фред с Джорджем получили деньги и, судя по всему, уже потратили немалую их часть, так что обратно я их забрать не могу, да и не хочу. Поэтому не сотрясай зря воздух, Гермиона.

– Я и не собиралась ничего говорить насчёт Фреда с Джорджем! – уязвлённо сказала она.

Рон недоверчиво хмыкнул, и Гермиона наградила его уничтожающим взглядом, полным презрения.

– Да, не собиралась, представь себе! – сердито сказала она. – Я всего лишь хотела спросить у Гарри, когда он думает снова пойти к Снеггу и договориться с ним о продолжении уроков окклюменции!

У Гарри похолодело внутри. День-другой тому назад, после того как была исчерпана тема эффектного отбытия Фреда и Джорджа (что заняло, пожалуй, не один час), Рону с Гермионой захотелось узнать новости о Сириусе. Поскольку Гарри скрыл от них истинную цель своей беседы с Сириусом, ему трудно было придумать, что им сказать; в конце концов он ограничился честным сообщением о том, что Сириус велел ему возобновить уроки окклюменции. С тех пор он не раз успел пожалеть об этом: Гермиона отказывалась считать вопрос закрытым и то и дело возвращалась к нему, когда Гарри меньше всего этого ожидал.

– И нечего врать мне, что ты перестал видеть кошмары, – продолжала Гермиона. – Рон сказал, что прошлой ночью ты бормотал во сне!

Гарри метнул на Рона свирепый взгляд. Его товарищ, надо отдать ему должное, выглядел пристыженным.

– Ты бормотал совсем немножко, – извиняющимся тоном промямлил он. – Я разобрал только что-то вроде: «Ну же, ещё чуть-чуть!..»

– Мне приснилось, как вы играете в квиддич, – грубо солгал Гарри. – Я кричал тебе, чтобы ты дотянулся до квоффла.

Уши у Рона покраснели, и Гарри почувствовал мстительное удовольствие. Конечно, ему снилось совсем не то. Прошлой ночью он снова путешествовал по Отделу тайн: миновал круглую комнату, затем комнату, полную тиканья и танцующих бликов, после чего опять очутился в гигантском зале со стеллажами, на которых лежали пыльные стеклянные шарики.

Он понёсся прямо к ряду номер девяносто семь, повернул налево и помчался вдоль стеллажей… Наверное, именно тогда он и произнёс «ещё чуть-чуть», потому что чувствовал, как его сознательное «я» стремится разорвать оковы сна… Но, не успев добраться до конца ряда, обнаружил, что снова лежит на своей кровати, упёршись взглядом в полог.

– Но ты хотя бы пытаешься защитить своё сознание? – требовательно спросила Гермиона, сверля Гарри взглядом. – Ты применяешь окклюменцию?

– Конечно, – ответил Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал оскорблённо, однако избегая смотреть Гермионе в глаза. В действительности же ему не терпелось узнать, какое сокровище спрятано в комнате со стеклянными шариками, и поэтому он хотел, чтобы запретные сны продолжались.

Главная трудность на этом пути заключалась в том, что из-за усиленной подготовки к СОВ, до которых осталось уже меньше месяца, его голова к моменту отбоя бывала так напичкана информацией, что он подолгу лежал без сна, а когда наконец засыпал, его перегруженный мозг осаждали навязчивые картины, имеющие отношение только к экзаменам. Кроме того, он подозревал, что, стоит ему очутиться в коридоре перед чёрной дверью, как часть его сознания – та самая, что нередко говорит голосом Гермионы, – начинает терзаться чувством вины и ищет возможность разбудить его прежде, чем он достигнет цели своего путешествия.