Охотник за смертью: Судьба - Саймон Грин

— Никто не обнаружен, капитан. Похоже, что корабль полностью покинут.

Сайленс сдвинул брови, а потом резко поднялся на ноги.

— Это значит, что он уже спустился вниз, в недра планеты. Наверняка уже договаривается с вольфлингом.

Кэррион подошел к нему:

— А что за беда, если Оуэн и опередил нас. Он ведь герой человечества. И что такого может он наговорить вольфлингу, чтобы это нас беспокоило?

— Кто знает? — отозвался Сайленс — Он Охотник за Смертью. Недаром я так и не поверил в его смерть. Оуэн всегда действовал исходя из собственных соображений.

— В отличие от нас, — заметил Кэррион. Сайленс уставился на него с раздражением.

— Мы выполняем приказы Парламента. А людям Лабиринта после того, как спятил Джек Рэндом, я больше не доверяю.

— Ты сам спускался в Лабиринт, — невозмутимо напомнил Кэррион.

Сайленс беспокойно пожал плечами:

— Правда, но я так и не прошел весь путь. Так и не... изменился на их манер. Я по-прежнему остался человеком. А человечество нуждается в «генераторе тьмы». Если нам удастся найти с Охотником за Смертью общий язык по общему вопросу, то и слава Богу. Ну, а если не удастся...

— То что?

— Будь я проклят, если знаю. К сожалению, тех, кто способен заставить Оуэна Охотника за Смертью сделать хоть что-то вопреки его воле, чертовски мало. Единственное, что мне остается, это воззвать к его чести. Оуэн всегда был достойным человеком в своем роде. Но одновременно он представляет собой козырь в такой игре, неверный ход в которой может обречь на гибель всю Империю. Оуэн никогда не принимал в расчет действительность.

— В отличие от тебя, капитан.

— Да, Шон, я не витал в небесах. Как раз поэтому Охотник за Смертью стал официальным героем Империи, а я так и остался капитаном. Но когда на кон было поставлено все, Парламент доверил миссию спасения человечества именно мне. Все знают: я расшибусь в лепешку, но приказ выполню.

— А Хэйзел д'Арк?

Сайленс поморщился:

— Давай не будем говорить о ней. У меня есть приказы. Никому не позволено вмешиваться в эту миссию.

— А ты не меняешься, капитан, — сказал Кэррион.

В этот момент они неожиданно исчезли с мостика. Могучая сила подхватила их и перенесла вниз, в холодные глубины Мира вольфлингов.

Все они прибыли одновременно: четыре человеческие фигуры материализовались в гуще великого зеленого леса. Вокруг горделиво высились величественные деревья, осененные тяжелым пологом зеленого летнего убранства. Снопы золотистого солнечного света косо падали сквозь сети ветвей, переплетавшихся высоко над головой. В мерцающем воздухе медленно кружили пылинки. Воздух полнился запахами земли, перегноя, палой и свежей листвы. При всем зримом великолепии в лесу царила полнейшая тишина. Это был не настоящий лес. Некогда вольфлинги сотворили его, чтобы резвиться и охотиться. Потом они погибли, все, кроме одного. Они погибли, а лес остался.

Оуэн и Хэйзел воззрились на Сайленса и Кэрриона, которые молча уставились на них. По истечении равного вечности мгновения Оуэн и Сайленс выпрямились, демонстративно убрали, руки от своих дисраптеров и обменялись легкими кивками, подходящим приветствием для старых соперников. Уважение их было взаимным, противниками же обоих делала политика. И отчасти весьма различное представление о долге. Хэйзел громко хмыкнула и переместила руку с кобуры на ремень. Кэррион небрежно оперся на свое энергетическое копье.

— Ну что ж, — промолвил наконец Оуэн, — давненько мы не виделись. Много воды утекло с тех пор, а, капитан?

— С последнего суда Лайонстон, — отозвался Сайленс. — Впрочем, оно и к лучшему. У нас никогда не было ничего общего, за исключением того, из-за чего мы сражались.

— А кто этот тип в черном? — осведомилась Хэйзел.

— Меня зовут Кэррион: я изменник и губитель миров, приносящий несчастье.

Хэйзел, на которую это не произвело ни малейшего впечатления, смерила его взглядом и пожала плечами:

— Этот малый больно много о себе мнит, верно?

Сайленс и Оуэн обменялись понимающим взглядом, призывающим проявить снисходительность к их спутникам. И Хэйзел, и Кэррион этот обмен взглядами уловили, но, похоже, не поняли, что, возможно, было и к лучшему. Чтобы избежать объяснений, они огляделись по сторонам. Безмолвный лес ответил им пристальным взглядом. Их по-прежнему окружала странная, настораживающая тишина.

— Мы все прошли долгий путь, — сказал Оуэн, скорее всего, для того, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Скажи, капитан, ты думал в самом его начале, что твое будущее окажется именно таким?

— А я никогда не заглядывал далеко в будущее, — ответил Сайленс. — У меня, знаешь ли, всегда было невпроворот неотложных дел, так что думать приходилось о настоящем.

— Мне знакомо это чувство, — промолвил Оуэн. — Но, в общем, мне кажется... правильным, что все заканчивается здесь, где и началось. Столько историй приходят к своему завершению там, где и начались.

— О господи, опять его потянуло на философию, — простонала Хэйзел. — Послушай, Оуэн, мы здесь только потому, что это последняя капля нашего незаконченного дела. Лабиринт наделил нас невероятными силами, но я всегда знала, что в конечном счете за это придется заплатить.

— Да, — сказал Кэррион. — Всему есть цена. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Оуэн и Сайленс игнорировали ремарки своих спутников с привычной непринужденностью.

— Полагаю, ты в курсе последних изменений обстановки, — промолвил капитан. — Чаша весов опять клонится не в нашу сторону. «Возрожденные» перепахивают то, что осталось от нашего флота, и направляются прямиком к Голгофе. Падение Голгофы будет означать падение Империи, а стало быть, и конец всего человечества. Мы здесь, чтобы в последний момент переломить ситуацию и превратить поражение в победу.

— Черт побери, — сказал Оуэн. — Нам случалось делать это и раньше.

— Но на сей раз все обстоит совсем по-другому, — прорычал звучный голос, и все резко обернулись.

Момент его появления остался незамеченным, но теперь вольфлинг — могучий, горделивый и исполненный горестного ожесточения — стоял перед ними. Общими очертаниями его фигура напоминала человеческую, но на этом сходство с человеком заканчивалось. Будучи восьми футов ростом, он возвышался над ними как величественный, грозный исполин. Широкие плечи, могучую грудь и гибкий стан покрывал густой золотистый мех. Ноги больше походили на волчьи, а пальцы, как ног, так и рук, заканчивались острыми когтями. Хищная улыбка обнажала волчьи зубы, голова по форме тоже походила на волчью, а в огромных глазах светился человеческий ум и свирепость хищника. Вольфлинг, последний представитель своей расы, мог внушить трепет одним своим видом.