Стрела на излете - Вера Школьникова

Ларион устало спросил:

- Ты видел?

- Да. Но что это? Вернее, кто? Или все же что? Забавное нечто, не поймешь, то ли живое, то ли мертвое.

- Тебе смешно? - В голосе полуэльфа отвращение смешивалось с недоумением.

- Мне - интересно. А тебе разве нет?

- Оно неправильное, в корне, в самом своем существовании. Ты смотришь, но не видишь!

- Я просто смотрю с разных сторон, ты раньше тоже так мог, - вздохнул Мэлин. Спорить было бессмысленно, мальчик свой выбор сделал, - но какие все-таки интересные зверюшки обитают в здешних лесах, кто бы мог подумать! Сходить, что ли, на охоту?

Их разговор оборвала Далара:

- Это не зверь. Это Хранитель.

- Кто?

- Одним словом не объяснить, но если выбирать одно, то оно будет самым верным. Он сохраняет знания, память, вероятности, ответы на вопросы, и вопросы без ответов, - и впервые за последние месяцы Мэлин с удивлением заметил в ее взгляде проблеск надежды.

- Я должна поговорить с ним. Ты сможешь найти дорогу?

- Э… должно быть, смогу, но зачем так спешить?

- Она права. У нас мало времени, - подскочил Ларион, - он приближается.

Мэлин окончательно запутался в местоимениях и перестал понимать, кто просыпается, кто приближается, кто кого и от чего хранит, но отпускать своих сумасшедших эльфов в лес одних не собирался. К тому же, любопытство - обоюдоострый меч, ему захотелось познакомиться с существом, способным вернуть Даларе надежду. Мэлину это не удалось. Зато удалось убедить Лариона, что на ночь глядя в лес идти не стоит, особенно когда толком не знаешь, куда именно тебе надо попасть, а лучше подождать утра. Однако утром они вышли еще засветло, и не видели, как спустя два часа после рассвета в бухту вошел корабль под штандартом герцога Квэ-Эро.

Выслушав рассказ Корвина, Салин покачал головой:

- Общее собрание созвать можно, только зачем зря время тратить? Я вам, ваше сиятельство, и так за всех скажу. Не для того мы сюда перебрались, не для того построили дома и нарожали детей, чтобы все Ареду под хвост кинуть, если этот ваш король и впрямь Проклятый.

- Да нет у него хвоста! - тоскливо отозвался герцог.

Хвоста у короля и в самом деле не было, как, впрочем, рогов, копыт и прочих непременных атрибутов Восставшего в Мощи, а еще у него не было терпения. Он спешил, торопился настолько, что запретил сперва остановку на Лунных островах, но Корвин, собравшись, заставил себя посмотреть в безжизненные глаза и объяснил, что без пресной воды до новых земель они не доплывут.

За время пути он так и не понял, с кем имеет дело. В то, что этот высокий бледный полуэльф и есть Аред - не верилось; не так представлял он себе вселенское зло. Хвост и рога, это, верно, сказки детей пугать, но где могучая темная фигура, глаза, пылающие огнем, черные перепончатые крылья, величественное, вопреки уродству, а вернее, благодаря нему, лицо? Таким рисовали Ареда старые художники, до того, как Саломэ Святая запретила изображения Проклятого.

Полуэльф же казался не до конца ожившей статуей, холодной, бесстрастной, настолько потусторонней, что это пугало сильнее молний и проклятий. Подобное зло не укладывалось в голове, но достаточно было один раз заглянуть в эти глаза, чтобы больше не сомневаться - Арлану нет места среди живых. Но Салин не видел короля - тот потребовал, чтобы Корвин высадил его не заходя в поселок, в другой бухте, вечером, и сразу же исчез в лесу. Корвин простоял ночь на якоре, а с первыми же лучами солнца отправился за Тэйрин, радуясь, что избавился от проклятого груза:

- Не в хвосте дело! А в том, что маг он там, эльф или бог, все одно - нежить! И ничего ему среди людей делать. Я потому и согласился его сюда привезти, что назад не повезу. И у вас второго шанса не будет, эти земли отныне запретные.

Салин почесал макушку: вон оно как… без грузов с большой земли тяжеловато придется, первое время особенно. Да и половина парней в деревне еще неженаты, невест ждали весной, а теперь когда еще им жены подрастут… Но бежать? Снова лишиться дома из-за эльфов?! И он огрызнулся сердито:

- Нет уж, ваше сиятельство! Чтобы мы из-за какого-то эльфийского сына свои дома бросили да бежали? Не много ли ему чести? Вы эту землю сами нам подарили, взамен той, что эльфы сгубили, здесь мы и останемся. А если ваш куцехвостый сюда пожалует, найдем, чем встретить! - В глазах юноши взлетели отблески давнего пламени, пожравшего его родную деревню, и он уже спокойней добавил, - повстречался мне как-то один человек мудрый, сказал, что во имя умерших не убивать надо, а жить. Вот мы и живем, детей растим, землю пашем. У наших сыновей и дочерей их имена. Сбежать сейчас - все равно что на их могилы плюнуть!

Корвин понимал:

- Ну что ж. Ждать я не могу, мы и так попадем в самую непогоду. У вас есть время до вечера. Если кто решит - возьму на борт.

- А герцогиня как же? - Салин все собирался спросить повежливее, но слов не подобрал, и брякнул прямо в лоб:

- А герцогиня возвращается со мной, - не терпящим возражений тоном ответил герцог.

Тэйрин стояла перед ним, и смотрела через его плечо на океан: волны набегали на плотный мокрый песок и отбегали назад, не оставляя следа. Она молчала, он тоже молчал, внезапно растеряв все слова. В пути Корвин много раз представлял себе их разговор, перебирал фразы: вот я скажу, потом она ответит, потом снова я, потом она, и заканчивалось все каждый раз поцелуем, долгим, кружащим голову, таким, как в первый, безмятежный год их совместной жизни. И позабыв обо всем, спросил, как в омут с головой:

- Ты все еще любишь меня? - Не зная, что делать, если она скажет "нет", но больше не в силах выносить сомнения.

Она молчала, долго, так долго, что он уже перестал ждать и опустил голову, понимая, что сейчас прозвучат те самые слова, и будет невыносимо больно. Но лучше уж так, чем медленно отрывать себя от нее, сдирая кожу.

- Ты переплыл море, чтобы спросить?

- Да.

- Да.

- Да?

- Да. Я все еще люблю тебя. Я пыталась перестать, но убить любовь куда сложнее, чем человека. Достаточно одного удара, чтобы умереть, а любовь издыхает годами, мучается, болит, сбрасывает старую кожу, переливается в детей, но продолжает жить.

- Мы должны вернуться. Корабль не может ждать, а других не будет.

Она усмехнулась грустно:

- Я люблю тебя и поэтому не вернусь. Прости. Я хочу сохранить то, что еще осталось в моей памяти, а ты убиваешь эту любовь ежечасно, каждым словом и жестом.

Он мог бы напомнить ей, что их сыну нужен отец, рассказать о том, что произошло в столице, о проклятом короле, объяснить, почему эти земли отныне станут запретными, но вместо этого сам того не ожидая вдруг рассмеялся: