Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

— Хрен вам на всю блатную рожу! — злорадствовал Матвей, не отпуская педаль. — Селяне драные, косые задницы, черви слепые сортирные! Стрелять сначала научитесь, лохи подлородые!

«Ага, вот почему нет защиты. Стреляли они мимо. Пугали просто?»

— Матвей, они что, пугнуть хотели? Зачем?

— Конечно, — саркастически фыркнул сатир. — Пугнуть! Не выверни я руль, они бы тебя пугнули. Видал, сколько их? Обнаглели селяне, уже сюда добрались. Как их через пролив пустили?! Делали мне раньше подставу, но чтоб так — в первый раз, Паном клянусь. Как это получилось, не понимаю. Метров двадцать юзом, — ты видел? — протянуло, пока баранку не вывернул. И, главное, нога ж на газу, аж резина визжит! Как с дороги не слетели, не пойму.

Капитан Волков, прекрасно понимавший, почему машину не сбросило в пропасть, смолчал. Тема показалась скользкой, нужно было направить разговор в другое русло, поэтому он проговорил, снова устраиваясь в пассажирском кресле:

— И парня чуть не сбили.

— Живца? Точно! — охотно подхватил сатир. — А я только-только губу медведю поменял. Ты понял, месяц назад на столбовой поймал блохастого на губу — вдребезги разнесло, клеить нечего. Благо, у кузнеца нашлась новая, муховская, но содрал он с меня за неё, сука, не поверишь, четвертак. Оно может и недорого, но обидно ж: четвертак на ровном месте, из-за блохастого вонючего кабысдоха. А живца этого ещё чуть-чуть — и на морду кинуло бы, если б не отпрыгнул. Во у мальца прыти! Ты видел, как он? А, ты ж не мог видеть. Что бы делали, если б морду медведю помяло? С мятой мордой ездить — обязательно первый же встречный волкодав прикопается, почему, мол, морда мятая. И фонарь бы он мне побил.

Волков, действительно не имевший возможности видеть, как «Афина» убрала с дороги мальчугана, даже не стал спрашивать у Матвея разъяснений, до того мерзкими показались рассуждения о поврежденных деталях автомобиля. Похоже, увечья, которые мог получить сам мальчик, сатира не беспокоили. О нападении тот более не поминал, успокоился совершенно, снизил скорость и рассудительно разглагольствовал:

— С мятой мордой и битым фонарём через перевал лучше и не соваться. Каждому понятно, что медведь не волкодавский, раз морда у него мятая и фонарь не светит. Хорошо если свой брат, изгой, а если волкодавская застава?

— Послушай, Матвей! — не сдержался Волков. — Ты же парня чуть не убил! Что ты: «морда-фонари!» Его, что ли, совсем не жаль? Калекой бы остался в лучшем случае.

— Кто? Он? Ну калекой, ну и что? Зато жив бы остался, — холодно ответил Матвей, поглядывая то на дорогу, то на доску приборов. — У перевала остановимся, чего-то опять перегревается. Жив бы остался, понял? А так его до смерти забьют за то, что отпрыгнул. Я знаю, самого когда-то живцом сделали. Остановимся, пивка попьём. Расслабиться надо, у меня до сих пор поджилки трясутся. Авось, пронесёт, волкодавов не будет. А парнишке тому калекой стать за счастье. До смерти бы у дороги мзду клянчил и горя б не знал. А так… Слышь, Саша, бабок у тебя, я так понял, нет? Ладно, на тебя запишем, если что. Отработаешь как-нибудь. Я, брат, недели две в живцах ходил, если б не ярилы, подох бы точно. Или мздюхом сделали бы. Наскочили на банду ярилы, меня в мешке не заметили. В мешке меня держали, чтоб не убёг. Еле я тогда выбрался. Перо подобрал чьё-то, разрезал, когда совсем невмоготу лежать стало. Перо на полу валялось, обронил кто-то, ну я и нашарил его через мешковину, когда в торбе по полу ползал. Вылез — ни ярил, ни банды. Гора трупья палёного, да кровища повсюду. Как я тогда хлеба нажрался с мясом, если б ты знал! Еле ушёл. Ярилы, слышь, не нашли нычку с припасами. Эй, Саша, тебе жрать охота? Я хочу, сил нет. Это от волнения.

Есть Волкову не хотелось. До сих пор всё, что успел рассказать Арон, да и Матвеевы побасенки тоже, казались игрой больного воображения, вымыслом, страшными сказками, но что тогда прикажете делать с ножом у горла, с лужами крови на полу и отпечатками мёртвого тела на песке? Куда девать поросшие сорняками развалины домов? И с тем мальчишкой что делать, который под колёса бросился, мечтая о завидной участи калеки и сборщика подаяния? Даже думать об этом муторно, не разберёшь, то ли от рассказов тошно, то ли сказывается отсутствие в механическом медведе компенсатора инерции. «Но если хотя бы половина рассказов — правда… Нет. Поверить не могу, чтобы люди в здравом рассудке терпели такую мерзость. Кого я, в сущности, встретил? Девяностолетнего старикана, компанию садистов и полоумного пьяницу — бродягу и болтуна. Паноптикум. Рано делать выводы, нужно найти кого-нибудь, кому можно верить. Это же граница Княжеств! Может быть, ближе к центральным областям всё не так плохо? Смотри-ка, одни развалины. Надо полагать, действительно было у них здесь землетрясение. Может же быть такое, что у власти просто не дошли руки до приграничных областей? Впрочем, дворец-то княжеский в полном порядке. И парк за шестиметровой электрифицированной оградой тоже. Всё так аккуратно пострижено. Газоны, кусты. Цветы. Вазы эти и львы. Парк такой весёленький, не то что эти вот скалы и заросли, что с обеих сторон подступают. Жутковато даже. И, смотри-ка, туман какой!»

Волков непроизвольно поёжился и поднял боковое стекло. Из ущелья, по которому шла, поднимаясь к перевалу, дорога, тянуло влажным холодом. Серый раздвоенный туманный язык полз навстречу, слизывая очертания обветренных скал, сочась меж корявых стволов предгорной рощи и вытягивая к проезжим слоистые щупальца.

— Твою Додолы мать! — непонятно выругался Матвей и перекинул какой-то переключатель на приборной панели. Два снопа света увязли в молочно-белой мгле, на мокрую дорогу легли блики — зажглись медвежьи глаза-фонари, но это помогло мало.

«Как он ведёт вслепую? У него инфракрасный локатор? — подумал Саша и глянул украдкой на приборы, подсвеченные синеватым мертвенным сиянием. — Не похоже. Сбавил бы он скорость. Защита защитой, но что если попадётся кто-нибудь навстречу?»

— Матвей, чуть помедленнее, что ли.

— Не учи учёного, — огрызнулся сатир, но скорость всё-таки сбросил. — Сам вижу, что ни хрена не вижу. До перевала километра два, не больше. Доползём как-нибудь. Оно ещё и лучше, в таком тумане нас от волкодавов даже волкодавы не отличат. Только бы не дождь. Эта резина на мокрой дороге, как мыло в…

Яркая вспышка не позволила Матвею сообщить, на что похожа резиновая обувь его медведя на мокрой дороге. Не договорил, застыл с открытым ртом, но через мгновение пригнулся и щёлкнул челюстью, когда небо над его головой расколол громовый удар. И снова блеснуло и грохнуло вновь, Саша увидел краем глаза стену мрака, но голову повернуть не успел — по стальной крыше загрохотали удары, лобовое стекло окатило мутной волной. Матвей что-то вопил, пытаясь перекричать жестяную дробь, но Волков не слушал. Смотрел заворожено, как лупят по стальной морде медведя шарики размером с орех. Стекло заливало струями, от разогретого металла — брызги и пар. «Это дождь, Сашка! — сказал себе, еле сдерживая восторженное восклицание, родившийся на Марсе капитан. — Дождь с градом! Ишь, как хлещет! Кажется, это называется ливень. Что там мотается по стеклу? Ага, понятно. Щётки с резинками, чтоб воду убирать. Не очень-то они помогают. И машину как-то странно по дороге носит».

— Как бы об скалу не долбануло или об столб! — проорал Матвей, коротко дёргая руль из стороны в сторону. — Ничего, всё путём! Ещё один поворот. Вон кабак уже видно. Не там! Справа! Подфартило нам с тобой, Сашка, ни медведей, ни волков. Слышь, сейчас пожрём с тобой, пивка попьём. У Хряка весело, бабёнка там есть у него одна.

Градины больше не молотили по крыше машины, лобовое стекло между взмахами щёток не заливало сплошь; Волков смог детально разглядеть придорожное заведение, названное кабаком, пока медведь, ворча двигателем вползал на огороженную плетёным забором площадку. Бревенчатое строение в два этажа большим не казалось в сравнении с островерхими деревьями, стеной подступившими к нему с тыльной стороны. Но когда медведь подъехал ближе к широкому, с балясинами, крыльцу и черкнул при развороте огненными глазами вдоль ряда окон, Саша понял, что первое впечатление было обманчивым. Матвей, вывернувшись чуть ли не всем телом назад и пуча глаза, заставил медведя прижаться хвостом к стене дома, но двигатель выключать не торопился. Рылся в нагрудном кармане, что-то бурчал и при этом бросал по сторонам короткие осторожные взгляды. Что хотел разглядеть через залитые водой стёкла, не совсем понятно, всё равно же ничего не было видно толком — щётки больше не ёрзали по стеклу. Какая-то бледная фигура, похожая на размытую струйчатую тень возникла вдруг сбоку, приблизилась. К запотевшему стеклу прижалась ладонь, заскреблись, забарабанили пальцы.

— Чего тебе, шалава? — нелюбезно осведомился Матвей, не прекратив исследовать содержимое собственных карманов.