Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев

«Что значит поехали?» — удивился Волков, но спросить не успел. Провожатый его внезапно свернул влево на заросшую тропку, лезшую вверх, петляя между невысокими хвойными остро пахнущими деревьями. Бурчал, поглядывая через плечо:

— Жаль не получилось по клоповнику толком пошарить, не иначе, была у кровососа там нычка. Слышь, может тебя туда отправить, ты поищешь, а я здесь подожду? Ладно, шучу я. Под ноги смотри, телёнок. Сейчас медведя моего найдём и рванём отсюда. Поди докажи, что это мы там внутри были. Одно плохо, волкодавы рожу мою видели, да и твою тоже.

— А волкодавы — они кто? — осмелился на вопрос Саша и тут же пожалел об этом. Новый знакомый посмотрел на него с подозрением и спросил полушёпотом, не сбавляя шаг:

— Ты откуда такой взялся? Или… Ты это брось, не люблю. Знаешь, что я с дятлами обычно делаю? Имей в виду, лишних ушей здесь нет, и (тут Матвей заговорил очень громко и внятно) всем известно, что волкодавы — надёжная опора княжеского престола, верные и неподкупные, не знающие сомнений стражи законности и порядка, крепкая броня, оберегающая подлый люд от ереси, гоев от изгоев, а власть государеву от дерзких посягательств северян и нечестивых пузырников. Они — мягкая длань, собирающая часть княжью с людей должных и подлых…

— Понятно, — перебил его Волков. Не потому, что прояснилась роль белоглазых в государственном аппарате Княжеств, а просто не хотелось слушать. Полезли неприятные ассоциации с художественной литературой, наверняка не имевшие ничего общего с действительностью; нельзя было давать волю эмоциям, на всё требовалось глянуть своими глазами. «Что ты его слушаешь? — уговаривал себя Саша. — Он всего лишь провожатый. И всё. И тоже, кажется, не в себе. Одни его рассуждения о медведях чего стоят».

— Фу-у, пришли, слава Неназываемому, — отдулся Матвей и смахнул пот со лба. — Упарился. Ну-ка, помоги разбросать ветки!

Саша огляделся в поисках веток, которые просили помочь разбросать, но просьбу понял, только когда сам его провожатый схватился за древесные лапы, скрывающие вход в какое-то строение. Даже не строение, а руины, с торчащими ржавыми прутьями, с остатками ворот на изъеденных коррозией рыжих петлях, кирпичное, дождями размытое до такой степени, что остатки дороги, ведущей от развалин вниз, приобрели терракотовый цвет.

— Медведь! — с гордостью проговорил Матвей, держа в левой руке крупную ветвь, а правой делая широкий хозяйский жест. — Ничем не хуже волкодавского! Да он и был раньше волкодавским, мне достался по случаю.

На Волкова уставились широкие блестящие фонари, ощерились зубы прямоугольной решётки. Блеснул стеклом выпуклый лоб кабины, но лишь увидев ребристый край дутого грязного колеса, капитан сообразил, что перед ним за зверь.

— Автомобиль! — выдохнул он слово, знакомое по старым книгам.

Глава четвёртая

Матвей повёл себя странно, услышав, как назвали его собственность: зашипел, потянулся растопыренной пятернёй, будто хотел зажать спутнику рот, лицо его мгновенно побелело, из глаз глянул ужас.

— Т-ч-т-с-в-с-м-с-п-т-л? — выдавил он, едва шевеля губами. Волков скорее догадался, чем понял — сказано было: «Ты что, совсем спятил?»

— А что такое? Я не так сказал? По-моему, такие штуки раньше назывались автомобилями. Я читал.

Перепуганный сатир дотянулся-таки трясущейся ладонью и зажал Сашин рот, и это решило дело, поскольку окончательно вывело из равновесия вспыльчивого капитана. Толкнув Матвея так, что тот споткнулся и сел, Волков заорал на него:

— Я читал, что эти рыдваны работали на нефтепродуктах! Автомобили! Автобусы! Танки, черти б их взяли! Что тебе из них больше нравится?! Я не так произношу?! Как надо?! Ав-то-мо-биль! Так правильно?! Что ты вылупился?!

Матвей дёргался, закрывался рукой и вид имел такой жалкий, что Сашин гнев как-то незаметно пошёл на убыль. Горло саднило от крика, Волков покашлял, сунул руки в карманы и смущённо поговорил:

— Что смотришь? Нечего было рот мне затыкать.

— Нечего? — зашептал Матвей, оглядываясь с опаской. — Да ты же на костёр наболтал, идиот. Тебя, если услышит кто, не просто сожгут, наизнанку сначала вывернут. За одно только то, что читал. Ремни из тебя резать будут, пока не дознаются, кто тебя читать научил, что ты уже прочёл, да кому рассказать успел. И меня с тобой заодно тоже… Разрази тебя Пярхунас, навязался на мою задницу.

Он не прикидывался, явно было видно — боится до смерти. Казалось бы, совершенно безобидные слова, но «читать» и «читал» сатир не сказал, а выплюнул и кривился при этом, как будто наелся горького. Не хотелось оставаться без провожатого, нужно было срочно выдумать что-нибудь, и Саша проговорил шёпотом:

— Послушай, Матвей, ну виноват я, прости. Не знал, что у вас тут… Я издалека, понимаешь? Пытаюсь разобраться, что у вас к чему. Успокойся, больше не буду орать. Ну не нравится тебе, когда твою телегу называют а… А как мне её называть?

— Мм-медведем, — проблеял Матвей, помимо воли отползая от склонившегося к нему опасного собеседника к стенке.

— Медведем так медведем, договорились. Ты пойми, я же сам не хочу неприятностей и лишнего шума. Мне бы до Кий-города добраться, понимаешь, и поговорить с вашим Кием. То есть я хотел сказать, с вашим князем. Хочешь, я вообще молчать буду? Чтоб не сболтнуть лишнего. Я же просто не знаю, что у вас тут можно, а что нельзя.

— Я думал, ты изгой, — лепетал Матвей. — А ты вообще. Из пузырников что ли?

— Из пузырников, — соврал наудачу Волков и потом только сообразил, что не очень-то и погрешил против истины. «Пузырниками они называют граждан Земли, — сообразил он. — Будем считать, что я пузырник, раз прилетел сюда по просьбе Джоан».

— Ага, — сказал Матвей и синие глазки его блеснули. Поднялся, отряхивая комбинезон от кирпичной крошки, глянул в сторону, потом покосился на Волкова и снова отвёл глаза. Почему-то успокоился сразу, и заговорил в полный голос:

— Так ты, значит, к нам того… В гости, значит, прибыл. Хочешь, чтоб тебя проводили в Кий-город. То-то я смотрю, волкодавы ждали кого-то.

— Ну да, я же тебе о чём и говорю! — обрадовался такому пониманию Саша.

— Очень хорошо. Рад помочь, — с неожиданным радушием заявил Матвей. — Но ты это… Поменьше всё-таки болтай по дороге. А то, знаешь ли, кто-то может… м-м… обрадоваться тебе больше, чем я. Если поговорить приспичит, говори по-русски, понял? Никаких чтоб этих…

Матвей снова скривился, как будто собирался выплюнуть горькое ненавистное слово, но смолчал. «Вот оно что! — понял Александр, — у них, выходит, иноязычные слова — табу. Понятно, почему его так передёрнуло, когда услышал об автомобиле. Всё, оказывается, просто».

— Я понял.

— А понял, так давай собираться, — распорядился сатир, возвращаясь к оставленному было командному тону. — Прибери ветки с дороги, я сейчас.

Он скрылся за машиной и стал чем-то греметь, недовольно ворча.

Ветки кололи руки, пальцы после них стали липкими и приятно пахли. Рассеянно перебирая знакомые слова, Волков решил, что иглы на ветвях — хвоя, значит деревья, росшие в изобилии на песчаном склоне, — сосны или ели. Может быть, кедры. Хвойных деревьев под марсианскими куполами не выращивали, ботаникой капитан «Улисса» не интересовался, определить породу с достаточной степенью достоверности не смог, а спрашивать не стал, не желая сболтнуть лишнего. Впрочем, долго раздумывать о ботанике не пришлось, Матвей подбросил новую пищу для размышлений. Грохнув чем-то в глубине разваленного гаража, выволок оттуда большую и довольно тяжёлую, если судить по его поведению, коробку, повозился у борта своей машины, крякнул, рывком подняв свой груз к воткнутому в медвежий бок жестяному раструбу и пустил туда тугую прозрачную струю из утконосой горловины.

— Помочь? — спросил, подойдя ближе, Саша. Понюхал воздух, припоминая. От прозрачной жидкости резко пахло… Да. На практикуме по органической химии, когда изучали углеводороды, капитану «Улисса» уже довелось ощутить такой же запах.

— Бензин? — поинтересовался он. — Или солярка?

Рука Матвея дрогнула, вонючая жидкость хлюпнула под ноги.

— Медвежья кровь, — буркнул он, выровняв горловину. Потом добавил раздражённо:

— Сказано тебе — молчи лучше. Из-за тебя вон чуть не половину разлил. Кровь это медвежья, понял?

— Понял, — неуверенно отозвался горе-эмиссар, думая про себя: «Всё равно непонятно: бензин или солярка? Навыдумывали эвфемизмов. Это же надо — медвежья кровь! Интересно, как они называют геликоптеры и аэропланы. Правда, есть русские слова «вертолёт» и «самолёт», но лучше я спрашивать не стану пока. Может быть, и нет у них тут никаких вертолётов и самолётов».

— Порядок! — заявил Матвей, когда медвежья кровь у него в канистре кончилась, мигом скрылся за машиной, там пусто грохотнуло железо.