Уорхол - Мишель Нюридсани

Уорхол никогда ничего не выбрасывал, хранил все: старые авиабилеты, пустые сигаретные пачки, кучу старых магнитофонов, он складывал их в запиравшиеся на ключ чемоданы, на которые наклеивались ярлычки с соответствующими датами. Это имущество свозилось на склад-хранилище, расположенный в пригороде Нью-Йорка. Свою корреспонденцию он хранил в коробках, с также наклеенными ярлычками и надписанными датами. Коробки были расставлены на металлических стеллажах на «Фабрике». В этих коробках, по убеждению Уорхола, находились исторические документы, которые будут повышаться в цене с течением времени. Он даже всерьез думал над тем, чтобы продать их, сопроводив в качестве подарочного бонуса собственноручным рисунком и письменным обращением к коллекционеру не открывать приобретенные им коробки до смерти их первого владельца.

Во время этого переезда, по словам Джеда Джонсона (он написал об этом в каталоге аукциона Sotheby’s, прошедшего 29 и 30 апреля 1988 года), Уорхол задумал от всего избавиться: «Мы заполнили картонные коробки стопками иллюстрированных журналов, хранившихся еще с тех времен, когда он работал рекламщиком. Он порвал много своих ранних работ, их обрывки мы запихали туда же и отнесли все в огромные мусорные мешки. Эти мешки мы отволокли на улицу и оставили возле подъездов у других домов. Он побоялся, что кто-нибудь захочет узнать, что Энди Уорхол выбрасывает в таких количествах, и все подберет.

Что Уорхол решил оставить, было упаковано и поднято на последний, чердачный этаж нового жилища, переделанный в склад-хранилище».

«Если я вижу кресло в красивом интерьере, то, как бы красиво ни было кресло, оно никогда не сможет быть настолько красивым, как пустое пространство. По-моему, мы все должны жить в пустых пространствах», – утверждал Уорхол в книге «Моя философия от А до Б». Отличный принцип, но Уорхол не торопился им руководствоваться. Идеал остался идеалом. В той же книге, через несколько страниц, встречаем следующую запись: «Я верю в пустые пространства, это правда, но как художник я делаю много гнусностей, их разрушающих… Покупать – это гораздо больше по-американски, чем думать, и я – стопроцентный американец».

В «Дневнике» от 2 мая 1984 года он оставил очень похожую запись: «Мне до того тошно – и от того, как я живу, и от всего этого барахла, а я ведь без конца тащу что-то домой. Я на самом деле хочу, чтобы у меня были белые стены и чистый пол. Самое элегантное – это не иметь ничего! Ну, то есть разве нам вообще хоть что-то принадлежит по-настоящему? Какая глупость!»

Еще одно высказывание, сделанное им в то же время: «Ненавижу жить среди антикварных вещей, в конце концов становишься на них похожим. Это действительно так».

С удивительной скоростью все комнаты его нового жилища снова заполнились, и как всегда любопытными вещами: шифоньер от Рульманна[634], пара столиков-консолей от Легрэна[635] соседствовали с другими предметами интерьера, менее ценными. Уорхол дал поручение Джеду Джонсону, который, впрочем, пытался от него отказаться, ссылаясь на свою абсолютную некомпетентность в предметах интерьера, приобрести обстановку, более подходящую к неоклассическому стилю нового дома, заменить старую мебель, сработанную по-деревенски грубо в старом американском стиле, Уорхол раньше его очень любил. Джед купил сразу несколько мебельных гарнитуров в стиле ампир и неоклассицизм, слегка тяжеловатых, и расставил на них уйму всевозможных ламп, коробочек, шкатулок, вазочек, бронзовых статуэток и картины американских художников XIX века. Все это было размещено в приемной, где находилось кресло «египетского стиля», с позолоченной спинкой в виде грифа с распахнутыми крыльями. Сиденье кресла покоилось на спинах двух львов с также позолоченными головами и гривами. Это кресло в равной степени было занятным и безобразным. Салон-гостиная был не так перегружен деталями, там находились элегантный шифоньер и одно кресло от Рульманна, буфет от Легрэна, круглый столик и кресло от Жана Дюнана[636], а также работы Джаспера Джонса, Лихтенштейна, Сая Твомбли. В центре столовой на первом этаже стоял стол впечатляющих размеров, более трех с половиной метров в длину, а вдоль стены устроился буфет от Джозефа Барри[637]. В спальне Уорхола, по одну сторону кровати с балдахином в неоклассическом стиле, на стене висело распятие, а на тумбочке были разложены какие-то предметы религиозного назначения. По другую сторону стояло большое зеркало в резной оправе красного дерева. Но что действительно поражало всех, кто знал об этом, так это матрас, на котором спал Уорхол: он был набит соломой и банковскими купюрами! «Единственное осязаемое богатство – это деньги, которые лежат в кармане или спрятаны под матрасом», – доверительно сказал Уорхол Джеду Джонсону.

На том же этаже располагалась комната Джеда Джон-сона, по размеру совсем маленькая. На четвертом – гостевая комната, обставленная мебелью из клена и палисандрового дерева, выполненная в стиле американского романтизма.

Джед Джонсон был счастлив: наконец для него открылась перспектива для блестящей карьеры архитектора и декоратора интерьеров. У Уорхола не было причин для недовольства, но в этой «пещере Али-Бабы», забитой сокровищами, он жил в постоянном страхе быть обворованным. Каждое утро, прежде чем выйти из дома, он обходил с инспекцией все комнаты, держал в руках связку ключей, поочередно открывая и после осмотра закрывая каждую дверь. Вернувшись вечером или поздно ночью, Энди повторял процедуру: он открывал одну за другой комнаты, зажигал свет, все придирчиво оглядывал и снова запирал на ключ.

Не могло быть и речи пригласить туда посторонних. Уорхол очень боялся нападения!

Однако в Studio 54, где Уорхол был завсегдатаем и встречался с Бьянкой, Труменом Капоте, Лайзой Миннелли, Генри Гельдцалером, Маргарет Трюдо[638], Дайаной Росс[639], владельцем журнала Halston Виктором Хьюго, он был «творческим ориентиром» для всех вышеперечисленных персон. Он всегда мог воспользоваться удобным случаем для приватной встречи с любыми сиюминутными знаменитостями. Внешность Уорхола часто называли «отталкивающей», богатство и слава заменяли ему соблазнительность… Молодые люди, о которых он еще совсем недавно мог только мечтать, теперь искали знакомства с ним. Но хотел ли он сам этого? Впрочем, хотел ли он вообще когда-нибудь этого? Не была ли сексуальная жизнь Уорхола лишь плодом воображения?

Надвигается тень

Если бы мы захотели классифицировать «портреты», созданные им на протяжении 1970-х годов, то вполне могли бы разделить их на две группы. К одной отнесем портреты, написанные в первой половине этого периода – в них Уорхол применяет интенсивные мазки кистью, штриховку прямыми и зигзагообразными линиями, иногда проводит линии пальцем. К другой группе отнесем портреты конца указанного периода, когда он,