Пять поэм - Низами Гянджеви

* * * Благодатной звезды стало явно пыланье. Царь направился в путь, в нем горело желанье Видеть город в пределах безвестной земли. Все искали его, но его не нашли. И завесы пурпурные ставки царевой Повлекли на верблюдах по местности новой. Целый месяц прошел, как построили вал, И в горах и в степях царь с войсками сновал. И открылся им дол, сладким веющий зовом, Обновляющий души зеленым покровом. Царь глазами сказал приближенным: «Идти В путь дальнейший — к подарку благого пути!» И порядок, минуя и рощи и пашни, Встретил он и покой, [472] — здесь, как видно, всегдашний: Вся дорога в садах, но оград не найти. Сколько стад! Пастухов же у стад не найти. Сердце царского стража плода захотело. К отягченным ветвям потянулся он смело И к плоду был готов прикоснуться, но вдруг Он в сухотке поник, словно согнутый лук. Вскоре всадник овцу изловил и отменно Был наказан: горячку схватил он мгновенно. Понял царь назиданье страны. Ни к чему Не притронулся сам и сказал своему Устрашенному воинству: «Будут не рады Не отведшие рук от садов без ограды!» И, помчавшись, лугов миновал он простор, И сады, и ручьев прихотливый узор. И увидел он город прекрасного края. Изобильный, красивый, — подобие рая. К въезду в город приблизился царь. Никаких Не нашел он ворот, даже признака их. Был незапертый въезд как распахнутый ворот. И со старцами царь тихо двинулся в город. Он увидел нарядные лавки; замков Не висело на них: знать, обычай таков! Горожане любезно, с улыбкой привета, Чинно вышли навстречу Властителю света. И введен был скиталец, носивший венец, В необъятный, как небо, лазурный дворец. Пышный стол горожане накрыли и встали Пред столом, на котором сосуды блистали. Угощали они Искендера с мольбой, Чтоб от них он потребовал снеди любой. Принял царь угощенье. На светлые лица Он взирал: хороша сих людей вереница! Молвил царь: «Ваше мужество, — странно оно. Почему осторожности вам не дано? Сколько видел я ваших домов, на которых Нет замков! Позабыли вы все о затворах. Столько дивных садов, но они без оград! И без пастырей столько кочующих стад! Сотни тысяч овец на равнине отлогой И в горах! Но людей не встречал я дорогой. Где защитники ваши? Они каковы? На какую охрану надеетесь вы?» И страны справедливой старейшины снова Искендеру всего пожелали благого: «Ты увенчан творцом. Пусть великий творец Даст Властителю счастье, как дал он венец! Ты, ведомый всевышним, скитаясь по странам, Имя царское славь правосудья чеканом. Ты спросил о добре и о зле. Обо всем Ты узнаешь. Послушай, как все мы живем. Скажем правду одну. Для неправды мы немы. Мы, вот эти места заселившие, все мы — Незлобивый народ. Мы верны небесам. Что мы служим лишь правде, увидишь ты сам. Не звучат наши речи фальшивым напевом, Здесь неверность, о царь, отклоняется с гневом. Мы закрыли на ключ криводушия дверь, Нашей правдою мир одолели. Поверь: Лжи не скажем вовек. Даже в сумраке дремы Неправдивые сны нам, о царь, незнакомы. Мы не просим того, что излишне для нас. Этих просьб не доходит к всевышнему глас. Шлет господь нам все то, что всем нам на потребу. А вражда, государь, нежелательна небу. Что господь сотворил, то угодно ему. Неприязни питать не хотим ни к чему. Помогая друзьям, всеблагому в угоду, Мы свою не скорбя переносим невзгоду. Если кто-то из нас в недостатке большом Или малом и если мы знаем о том, Всем поделимся с ним. Мы считаем законом, Чтоб никто и ни в чем не знаком был с уроном. Мы имуществом нашим друг другу равны. Равномерно богатства всем нам вручены. В этой жизни мы все одинаково значим, И у нас не смеются над чьим-либо плачем. Мы не знаем воров; нам охрана в горах Не нужна. Перед чем нам испытывать страх? Не пойдет на грабеж нашей местности житель. Ниоткуда в наш край не проникнет грабитель. Не в чести ни замки, ни засовы у нас. Без охраны быки и коровы у нас. Львы и волки не трогают вольное стадо, И хранят небеса наше каждое чадо. Если волк покусится на нашу овцу, То придет его жизнь в миг единый к концу. А сорвавшего колос рукою бесчестной Настигает стрела из засады безвестной. Сеем мы семена в должный день, в должный час И вверяем их небу, кормящему нас. Что ж нам делать затем? В этом нету вопроса. В дни страды ячменя будет много и проса: С дня посева полгода минует, и знай, Сам-семьсот со всего мы сберем урожай. И одно ль мы посеем зерно или много, Мы, посеяв, надеемся только на бога. Наш хранитель — господь, нас воздвигший из тьмы, Уповаем всегда лишь на господа мы. Не научены мы, о великий, злословью. Мы прощаем людей, к ним приходим с любовью. Коль не справится кто-либо с делом своим, Мы советов благих от него не таим. Не укажем дорог мы сомнительных людям. Нет смутьянов у нас, крови лить мы не будем. Делит горе друг с другом вся наша семья, Мы и в радости каждой — друг другу друзья. Серебра мы не ценим и золота — тоже. Здесь они не в ходу и песка не дороже. Всех спеша накормить — всем ведь пища нужна,— Мы мечом не попросим пригоршни зерна. Мы зверей не страшим, как иные, и, чтобы Их разить, в нашем сердце не сыщется злобы. Серн, онагров, газелей сюда иногда Мы из степи берем, если в этом нужда. Но пускай разной дичи уловится много, Лишь потребная дичь отбирается строго. Мы ненужную тварь отпускаем. Она Снова бродит в степи, безмятежна, вольна. Угождения чрева не чтя никакого, Мы не против напитков, не против жаркого. Надо есть за столом, но не досыта есть. Этот навык у всех в нашем городе есть. Юный здесь не умрет. Нет здесь этой невзгоды. Здесь умрет лишь проживший несчетные годы. Слез над мертвым не лить — наш всегдашний завет — Ведь от смертного дня в мире снадобья нет. Мы не скажем в лицо неправдивого слова, За спиной ничего мы не скажем иного. Мы скромны, мы чужих не касаемся дел. Не шумим, если кто-либо лишнее съел. Мы и зло и добро принимаем не споря: Предначертаны дни и веселья и горя. И про дар от небес, про добро и про зло, Мы не спросим: что это? Откуда пришло? Из пришельцев, о царь, тот останется с нами, Кто воздержан, кто полон лишь чистыми снами. Если наш он отринет разумный закон, То из нашей семьи будет выведен он». Увидав этот путь благодатный и правый, В удивленье застыл Искендер величавый. Лучших слов не слыхал царь земель и морей, Не читал сказов лучших он в Книге царей. И промолвил себе сей венец мирозданья: «Эти тайны приму, как слова назиданья! Полно рыскать в миру. Мудрецам не с руки Лишь ловитвой гореть, всюду ставить силки. Не довольно ль добыч? От соблазнов свободу Получил я, внимая благому народу. В мире благо живет. Ты о благе радей. К миру благо идет лишь от этих людей. Озарился весь мир перед нами — рабами, Стали мира они золотыми столпами. Если правы они, ложь свою ты пойми! Если люди они, нам ли зваться людьми? Для того лишь прошел я по целому свету, Чтоб войти напоследок в долину вот эту! О звериный мой нрав! Был я в пламени весь. Научусь ли тому, что увидел «я здесь?! Если б ведать я мог о народе прекрасном, Не кружил бы по миру в стремленье напрасном. Я приют свой нашел бы в расщелине гор, Лишь к творцу устремлял бы я пламенный взор, Сей страны мудрецов я проникся бы нравом, Я бы мирно дышал в помышлении правом». Умудренных людей встретив праведный стан, Искендер позабыл свой пророческий сан. И, узрев, что о нем велика их забота, Им даров преподнес он без меры и счета, И оставил он город прекрасный. Опять Дал приказ он по войску в поход выступать. Шелк румийских знамен, весен сладостных краше, Запестрел, словно шелк, изготовленный в Ваше. Потекло по стране, как течет саранча, Войско Рума, в шелка всю страну облача. И скакал Искендер через рощи и чащи, И несчастных людей отвращал от несчастий.