Хлопок одной ладонью - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А главное – Лариса нравилась ей все больше. Будь у нее нетрадиционные склонности, сказала бы – как женщина. А так – ей хотелось, чтобы они вправду стали подружками-напарницами. Слишком много общего она чувствовала с девушкой из другого мира.
– Разве я против? – спросила Лариса, улыбаясь туманно. Или так в ее глазах отражались кисловодские дали.
– Тебе сколько лет?
Удивительно, но Лариса задумалась. Даже пальцы с темно-алыми ногтями зашевелились, словно она собралась их загибать для счета.
– Двадцать семь, наверное. Или двадцать восемь…
– Как это? Ты что, подкидыш без документов?
Лариса коротко рассмеялась.
Как ситро, выцедила бокал густого и терпкого «Салхино», запила нарзаном, достала из нагрудного кармана жакета пачку сигарет неизвестной Майе марки, резко ее встряхнула и поймала зубами черный фильтр.
– Рассказать? Пожалуйста, времени у нас навалом… Только ты тоже винца отхлебни, проще понимать станет.
– Я сладкого не пью, лучше сухого. Или коньяку, раз такое дело.
Лариса в предельно сжатой форме ознакомила Майю с собственной биографией, а заодно с историей и нынешним положением «Андреевского братства». И то, как она все это излагала, навело девушку на очень простую мысль. Если изящная девушка с повадками коралловой змейки так откровенничает с нею, значит – что?
Вадим перешел на сторону «братьев» со всеми потрохами, и ее саму «исчислили и взвесили», сочли достойной высшего доверия? Иначе к чему такие, не диктуемые обстановкой детали и подробности?
«Без меня меня женили, сиречь, замуж выдали? – подумала Майя. – Или другой вариант. Всю правду до донышка нередко говорят и тем, кто ничего и никогда разгласить больше не сможет. По известным причинам. Только это уже полная чушь. Бред в стиле моей дорогой Танечки».
Удивительнее всего, что сама фактография Ларисиного рассказа не вызвала у нее ни малейшего удивления. Только чисто практический интерес. О подробностях их жизни, приключений, взаимоотношений она была готова расспрашивать и расспрашивать, но понимала что сейчас не время.
– Очень интересно. А мы как сейчас со всем этим соотносимся? Ты сказала – в Москве плохо, здесь вскоре будет не лучше. Пояснить можешь?
– Свободно. Эй, кельнер, долго нам придется горячее ждать? – отвлеклась она, чтобы шугануть выглянувшего в окошко официанта.
– Сей момент, мадам! Доспевает…
– Нашел «мадам»! Деревня… – фыркнула Лариса. И продолжила: – Поясняю. В Москве и окрестностях уже почти сутки идут бои. Вооруженное вторжение из иновременья. Ну и местные противники князя подключились…
– Как же? – поразилась Майя. – Ни по радио, ни по дальновизору ничего не передавали, я утром смотрела.
– Информационная блокада. В эфир идет только то, что надо. Есть способы. Выиграем, тогда и сообщим, опять же только то, что сочтем нужным…
Слова Ларисы Майю шокировали.
Значит, Вадим знал, что предстоит, раз отправил их буквально за часы до начала беспорядков. А сам он сейчас где? Наверняка ведь опять полез в самую заваруху. Жив ли? Везучий-то везучий, но до какой степени?
– Ты-то сама откуда знаешь? И с Ляховым, с Сергеем что? Знаешь?
Лариса усмехнулась с чувством явного превосходства.
– У нас связь другая. С вашими мужиками пока порядок. Живы, геройствуют. Ничего непредвиденного не случится, до вечера здесь будут. Оба…
И снова усмехнулась, довольная тем, что Майя не поняла ее тонкого юмора. Подумает, что оба – это Ляхов и Тарханов. А вот поставить перед ней двух Ляховых, каково?
– Давай чокнемся. Чтоб все были живы-здоровы…
Больше, конечно, Майя вернуться к прежнему безмятежному настроению не могла, расспрашивала и расспрашивала Ларису о деталях творящегося в Москве.
– Слушай, я все равно подробностей не знаю. У нас тут свои дела. Думаешь, вас сюда в эвакуацию прислали, подальше от шума и пыли? Отнюдь. Вообще, тебе немного не повезло. О твоей подруге не говорю, она местная, сама все знает. А ты кое-что упустила. Сюда москвички и петроградки с проблемами как в лечебницу ездят. Очень им горячие кавказские парни способствуют восстановлению нормального мироощущения… Могла бы познакомить. С надежными и безопасными…
Теперь уже Майя фыркнула. Совсем недавно она Татьяне такую «терапию» предлагала. Теперь вдруг – ей. Или это шутка?
– С чего ты взяла, что мне… требуется? Или сводничеством подрабатываешь?
– По глазам вижу. Любительница ты этого дела… Пока ехали, так и постреливала по сторонам…
Опять почти правда. Но и наблюдательная же, зараза! Майя действительно смотрела на многочисленных кавказских парней с интересом. Но – с академическим. Именно потому, что слышала, и не раз, впечатляющие воспоминания знакомых, в этих краях побывавших. Вот и хотела, хоть визуально, понять, что в них такого особенного.
– Извини, не по адресу обратилась. У меня другие вкусы…
– Девушки? Не похоже.
– Мальчики. Только нордического типа…
Лариса зевнула, прикрывшись ладошкой.
– Все так говорят. Да мне-то без разницы. Давай о деле. Видишь ли, в Москве так или иначе все скоро кончится. Или уже кончилось. А здесь только начинается, потому что узел всех проблем, ради которых мы чуть не год вашими делами занимаемся, – здесь!
– Зачем?
Лариса слегка опешила.
– Что?
– Зачем занимаетесь? У нас своя жизнь, у вас своя, похоже – интересная. И что вам от нас надо?
– От вас? – Лариса рассмеялась несколько зловеще. Вообще все, что имело угрожающе-тревожный оттенок, получалось у нее намного более убедительно, чем милый позитив. – Уж настолько ничего… Друзья мои – альтруисты со сдвигом, вот и лезут куда ни попадя. Мы вот с тобой, даст бог, в Новую Зеландию сгоняем, увидишь, как жить можно. Или к Алле в пятьдесят шестой. Но раз решили вам помочь, так поможем, хотите вы этого или нет…
Смысл этого выражения показался Майе несколько странным.
Лариса очень быстро все растолковала.
– Видишь ли, так получилось, что узел всех событий не совсем понятным образом к нынешнему дню оказался именно здесь. Связано это с одним человеком. Зовут его Валентин. Знакомы мои друзья с ним давно. Кое-кто уже шестьдесят лет. Я – поменьше. Он воображает себя чуть ли не богом вашего мира. Ну и пусть его, нас чужие бзики не трогают. У нас с ним даже джентльменское соглашение имеется. Он здесь, мы там, и никто никому ничего не должен. У него здесь несколько домов и дач, подружка хорошенькая, денег – как в Государственном банке. Живи да радуйся.
Однако последнее время этот парень начал вести себя странно. Такое впечатление, будто попал под дурное влияние. Безобразия всякие начались. Касались бы они только вас – да ради бога! Но возникла угроза нашим жизненным интересам. А это совсем другое… Ты, говорят, в боковом времени на катере через моря плавала. Так представь, что та же Татьяна начала по ночам дырки в днище сверлить. Зачем, почему, неясно, но, узнав об этом, что бы делать стала?
Майя задумалась. Не о своих гипотетических действиях, о том, к чему Лариса опять Татьяну вспомнила.
– А что ты вообще о ней знаешь? – спросила без нажима.
– Меньше тебя, наверное, но достаточно, чтобы взять на карандаш. И не надо из себя… девственницу строить. Полгода ты с ней бок о бок прожила. Две девки в мужской компании – только и болтать обо всем, что в жизни приключилось, чем до того занимались, кто с кем спал, как и почему. И отлично должна была понять из разговоров и поведения – на крючке она. Мы подобного насмотрелись, знаем, как оно бывает. Или под гипнозом, или перепрограммирована, а то и матрица в ней сидит…
Майе стало жутко. Особенно от равнодушно-делового тона собеседницы.
– Какая – матрица?
Лариса объяснила, коротко, на наглядных примерах.
– Вот я и считаю, Татьяну мог Валентин захомутать, именно чтобы к Тарханову с Ляховым подвести…
Майя вспомнила – нечто подобное предполагал и Вадим, который не соглашался с тем, что встреча в Пятигорске Сергея с Татьяной была случайностью. В единственные за девять лет полчаса, когда он оказался в зоне досягаемости. Да и в остальном Лариса права, странностей в словах и поступках Татьяны было столько…
Да хоть и последние московские две недели.
– Своими методами мы установили, что контакты между Татьяной и Лихаревым были, короткие и вроде без последствий. Тем более Тарханов ее вскоре увез. Но ведь были же…
– А сейчас этот Лихарев – где?
– По моим данным – в Пятигорске. Уехал на днях со своей Эвелиной, а обычно здесь, в Кисловодске обретается, – с безмятежной улыбкой сообщила Лариса. – Да ты ешь, остынет, – кивнула она на люля-кебаб. – Баранина. Холодная – вредна для желудка. И еще выпьем. Люблю, когда мужиков рядом нет. Мой – прямо цербер. Каждую сигарету и рюмку отслеживает. Иногда даже считает…
На самом деле Левашова именно эти ее вредные привычки занимали крайне мало. Но ей захотелось, для утепления образа, изобразить себя угнетенной жертвой мужа-домостроевца.[101]