Босфорская война - Владимир Королёв

Итальянец, как он писал, решил добиться создания персидско-казачьего союза «всеми возможными средствами», не жалея «ни сил, ни труда, даже если бы пришлось самому пересечь Черное море, чтобы договориться с казаками и вернуться обратно в Персию с их ответом на руках и подлинными мнениями». Но когда путешественник, «преисполненный всеми этими прекрасными проектами», направлялся в Фаррахабад, туда же «благодаря божьему провидению» с аналогичным предложением ехал и Этьен.

С большой радостью П. делла Балле встретил казака и предложил ему всяческую помощь, а Этьен, в свою очередь, просил собеседника «быть посредником, так сказать, консулом или агентом его народа». Вслед за энергичными действиями посредника последовала и его аудиенция у шаха. Монарх, беседуя, между прочим, не сделал даже намека на свое уже состоявшееся обращение к польскому королю, и П. делла Балле два следующих года, пока не узнал истину, думал, что он первый предложил шаху идею союза с казаками.

Беседа началась с упоминания о «восточном фронте». Аббас спросил, почему король Испании не желает с помощью своего флота, находящегося в Индии, закрыть туркам вход из Индийского океана в Красное море, что привело бы к гибели «от голода и нищеты» Каира и Египта. П. делла Балле воспользовался вопросом, чтобы развить свою мысль о союзе персов с казаками, и произнес «большую речь, которую… готовился произнести уже давно», детально обрисовав ситуацию и выгоды такого союза.

«Государь, — начал итальянец, — если не закрывают туркам Красное море, то не угодно ли будет вашему величеству повелеть, чтобы им закрыли Черное море? А это дело, которое можно очень легко осуществить, вследствие чего гибель и падение Константинополя станут неизбежными». И далее П. делла Балле заговорил о полной зависимости Стамбула от снабжения со стороны Черного моря.

Аббас стал «весьма тщательно» расспрашивать, каким образом можно было бы блокировать Босфорский пролив. «Я, — писал П. делла Балле, — сказал ему, что нет ничего легче и что он добьется успеха, если только призовет казаков Черного моря на свою службу, на которой они будут охотиться на турок со всеми выгодами, изложенными его величеству. Что если он окажет им некоторую помощь на суше, где море ближе всего подходит к его государству, и обеспечит им пристанище на берегу, что очень легко сделать, укрепив какую-либо гавань, если подходящая имеется, или устье какой-либо из рек, которых множество, — то тем более могущественными они станут. Что под таким добрым покровительством они добились бы очень значительных успехов, ездили бы таким образом по рекам Требизонда и всего этого берега, что они легко стали бы хозяевами этого моря, чтобы заставить турок никогда тут не появляться к их стыду. Поскольку Черное море не очень обширное, первый, кто приобрел бы на нем определенную славу, как уже начали делать казаки, господствовал бы там полностью и диктовал бы свои законы другим».

Посредник, обратив внимание шаха на то, что сами казаки первыми предлагают сотрудничество, убеждал собеседника не упустить «такой прекрасный и благоприятный случай, за который он в долгу перед пославшим его провидением». Аббас, отмечал П. делла Балле, «был очень внимателен, ни разу… не прервал» говорившего, а по окончании речи «ответил… с исключительным пылом, что если Бог позволит, то он сделает это»[606].

1 мая 1618 г. Этьен был снова принят монархом, но, как писал П. делла Балле, не мог вести переговоры о союзе «не из-за отсутствия способностей, а из-за незнания языка», и особенно потому, что «не имел никакого специального и конкретного поручения» на этот счет. Шах пожаловал казака «несколькими одеяниями золотого шитья» и «весьма значительной суммой денег» и вручил письмо, адресованное казачьему «генералу» (гетману). П. делла Балле снял с него копию и позже излагал его содержание. Аббас заявлял, что «хотел бы наладить обоюдную дружбу» с казаками, выражал сожаление, что Этьен «не умеет говорить на языке страны», и предлагал прислать других, полномочных представителей, «с которыми можно было бы вести переговоры… о важных государственных делах».

21 мая П. делла Балле имел беседу с персидским государственным секретарем Агамиром и убеждал его в необходимости заключения того же союза. Посредник доказывал «легкость, с которой можно было завладеть у турок Требизондом и многими другими местами, которые находятся поблизости от Черного моря и границ Персии», и замечал, что если бы шах «с армией со стороны суши поддержал это предприятие», то пункты, которые казаки захватили бы с моря, оказались в руках персидских гарнизонов: одни казаки не смогут сохранить завоеванное, так как их мало, их сила заключается в морском войске, а жилища находятся весьма далеко.

Но итальянец развивал свою идею перед Агамиром и с торгово-экономической стороны, предложив доставлять персидский шелк в Европу фактически под охраной казачьего флота через Черное море, а не по тогдашним путям — через турецкий Халеб (Алеппо), центральный шелковый рынок Османской империи, и затем по Средиземному морю или через португальскую факторию на острове Ормузе в Ормузском проливе, соединяющем Персидский залив с Индийским океаном, и далее по Индийскому и Атлантическому океанам.

П. делла Балле говорил, что океанская дорога занимает восемь — десять месяцев и больше, а средиземноморская как минимум два-три месяца, причем оба пути опасны из-за штормов, неизбежных во время столь долгого плавания, и из-за «огромного множества корсаров и пиратов», тогда как черноморский путь занимал бы 10—15 или максимум 20 дней «с легким попутным ветром», при опасениях только со стороны турок, которых ныне так «укротили» казаки. Шелк направлялся бы в Польшу, а оттуда в Германию, Московию и другие страны, ныне покупающие его по дорогой цене у англичан, фламандцев и прочих иноземных торговцев, которые получают большую прибыль. Государственный секретарь обещал передать все эти соображения шаху.

Заметим, что П. делла Балле значительно преувеличивал легкость установления казачье-персидского союза и осуществления предполагавшихся операций. Достаточно напомнить о принципиальной разнице в общественном устройстве Запорожья и Персии, об огромном расстоянии и сложностях сообщения между ними (особенно при исключении географически более близкого к Персии Войска Донского), о трудностях персидского прорыва к грузинскому побережью или Трабзону, а также о том, что на пути персидского шелка по Черному морю в Польшу лежали северочерноморские или румелийские владения Турции.

Впрочем, осложнения появились вскоре же после отпуска Этьена. В трех днях пути от Фаррахабада он получил повеление шаха вернуться ко двору. П. делла Балле терялся в догадках относительно причин возвращения и среди прочего предполагал, что Аббас, может быть, хотел лучше узнать о намерениях турок на этот год, чтобы отослать Этьена с более определенным ответом. Позже, однако, выяснилось, что правитель Имеретии Георгий III выдал Турции 39 казаков, дожидавшихся возвращения своего товарища из Персии, и что шах предотвратил такую же участь, уготованную Этьену.

Казачий посол далее следовал за двором в его передвижениях и сопровождал Аббаса «в войнах», не видя исполнения своего дела и не зная причин задержки. Восьмерым из 39 выданных казаков удалось бежать из турецкого плена в Персию и присоединиться к Этьену. Шах тянул время, пока 13 ноября 1618 г. не было заключено перемирие с Турцией, очень выгодное персам, в результате чего Аббас утратил интерес к возможному созданию антиосманской коалиции и персидско-казачьего союза[607].

Но и после этого казакам не удалось сразу уехать на родину. Шах не пожелал чем-либо вознаградить восьмерых беглецов и лишь «тешил их добрыми надеждами», и если бы европейская колония в Исфахане не взяла казаков под свою опеку, то им пришлось бы совсем худо. Этьену же Аббас перестал оказывать милости, однако не отпускал его домой. Было похоже, что казаков хотят обратить в ислам. Чтобы избежать этого, летом 1619 г. П. делла Балле и названная колония решили тайно, вопреки воле шаха отправить их через Индию в Европу. Дальнейшая судьба этих казаков неизвестна.

В отместку за выдачу 39 своих товарищей османам запорожцы затем опустошили грузинское побережье, но владетель Имеретии, собственно виновник вероломства, не пострадал, поскольку его земля была «весьма удалена от моря».

Король Сигизмунд, получив упомянутое выше послание Аббаса, собрал совет с участием казачьего гетмана, французского посла и двух представителей Ватикана и в результате обсуждения согласился с «пропозицией» шаха. Перед 30 октября 1618 г. персидский дипломатический агент и разведчик армянин Яков через Венецию и Стамбул доставил Аббасу послание короля, австрийского эрцгерцога Фердинанда и других европейских властителей и письма Сигизмунда, казачьего гетмана и французского посла в Варшаве. Вся эта корреспонденция крайне запоздала, и персидский монарх, выслушав отчет Якова и не читая всех писем, передал их «на сохранение» Агамиру.