Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Мы смотрим на них несколько секунд, но они нас не видят. Рядом со мной стоит Фидий, а по обе стороны от нас во тьме таятся две сотни наших безмолвных братьев. Наконец, Фидий шагает вперёд, и я иду за ним. Безмолвное и неподвижное братство остаётся во мраке.

Увидев нас, кадораны реагируют. Они вскидывают оружие, волькитовые аркебузы и плазменные бластеры пронзительно воют, накапливая заряд для выстрела.

Мы останавливаемся. Всё затихает и замолкает. В этом мгновении чувствуется украденная близость.

— Я — Сотер. Клановый отец Кадорана.

Я смотрю на него, а он — на меня. Его доспех покрыт отметинами битв, но они похожи на шрамы над исцелённой плотью, и под ними доспехи функционируют в полном порядке. Его шлем закреплён на поясе, голова открыта. Полоса серых как сталь волос тянется по центру лба, покрытого зубцами штифтов. У него свои глаза, но плоть правой половины лица стала покрытым хромом и электронными схемами произведением искусства. Он излучает спокойствие и силу.

Я знаю его. Я очень хорошо его знаю. Одним взглядом он окидывает Фидия и меня. Свет мерцает под его правым глазом, но на лице не отражается ничего. Он ждёт, и когда мы ничего не говорим, продолжает.

— Мы пришли к вам как братья по крови легиона, чтобы призвать вас на собрание нашего рода. Кто вы и из какого клана?

— Я Фидий, хозяин «Фетиды», — слова просты и недвусмысленны, простое объявление факта.

Сотер почти незаметно кивает, а потом смотрит на меня.

— А ты?

— Это я, брат, — говорю я, даже понимая, что мой голос больше не звучит как прошлый и знакомый ему.

Он пристально смотрит на меня. Все замирают. Я чувствую, как вздрагивает воздух и понимаю, что между сопровождающими Сотера проносятся вокс-сообщения. Их оружие не опускается.

— Господин Крий?

Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как вместе со мной двигаются поршни.

— Сотер, со времени старых войн прошло много лет, и ещё больше с тех пор, как я был чьим-то господином.

Он продолжает сверлить меня взглядом.

— Мы не знали, что вы живы, — наконец, продолжает он. Я не отвечаю на это.

— Зачем ты здесь?

Он умолкает на мгновение, и я чувствую, как он размышляет над ответом. В этом всегда была его сила, как в битве, так и в стратегии. На войне опорами мощи Десятого Легиона были логика и сила, но в Сотере была и жилка инстинкта, которого редко можно встретить в нашем кровном роде. Это стало одной из черт, позволивших ему вознестись над братьями, победить там, где пали остальные. Одной из причин, по которым — в том ограниченном виде, насколько позволяла наша неприязнь к чувствам — он мне нравился. И теперь я понимал, что инстинкт не даёт ему заговорить, убеждая, что здесь что-то не так.

— Я искал других выживших из нашего легиона, — его взгляд мелькал между Фидием и мной. — Я пришёл, чтобы вызвать всех, кого найду.

— Ради чего?

— Ради войны, — он не произносит ни имени, ни ранее приписываемого мне титула. Это не случайность. Железные Руки не совершают таких оплошностей.

— Война повсюду, Сотер. Чтобы её найти, не надо собираться вновь.

— Легион будет собран вновь.

— Он мёртв! — Я слышу, как по ангару разносится хриплый рычащий голос. Громовой раскат гнева, горечи и боли. Это мой голос. Я чувствую, как напрягается моё тело, как сводит поршни и провода. Когда я говорю вновь, то мой голос тише, но он всё ещё резок, в нём есть оттенок чувств, источника которых в себе я не находил. — Феррус Манус пал, нашего отца больше нет. Мы расколоты. Мы больше не легион. Ничто не изменит этого.

— Мы сильны. Мы выдержим и будем перекованы вновь.

— Мы недостаточно сильны, брат. Мы — всё что осталось, ещё не затихшее эхо.

— Значит, ты отказываешься? — спрашивает он, и я слышу в его голосе подозрение.

Я делаю ещё один шаг вперёд.

— Я понимаю, что ты спрашиваешь из вежливости, Сотер, но ты уже знаешь, что мы не станем частью преследуемой тобой ложной мечты.

Наши взгляды встречаются, и в это мгновение я понимаю, что был прав, что он понял, чем я стал. Я жду следующих слов.

— Что ты наделал? — спрашивает он, и я слышу голос молодого медузанского юноши, выбранного мной из толпы дрожащих людей, ставшего затем моим боевым братом и нёсшего моё знамя в течение шести десятилетий войны и завоеваний.

— Я стал возмездием павших, — говорю я, и позади из мрака выходят мои братья по смерти.

Что такое Ключи Хель?

Они были печатью, поставленной нашим отцом на принципы и знания, которые никогда не должны были быть применены. Немногие кроме Легиона знают о запрете, наложенном Феррусом Манусом на Саркосанскую Формулу, Прохождение Седьмых Врат и Офидийскую Таблицу. Даже среди его сынов немногие знали что-то большее, чем имя, а большинству из знающих что-то известны были лишь очертания зловещих возможностей. Кибервоскрешение, гхола, жизнь и смерть, связанные наукой, скованные металлом и воспетые аксиомами неведомого. Созданные людьми в Тёмную Эру Технологий или чужаками под светом жестоких солнц… происхождение было неважно. Они были развитием, которое наш отец сделал недосягаемым, замком на воротах запретного царства.

Я прошёл через эти врата, и теперь каждый мой шаг — это украденное мгновение среди живых. Я иду, неся с собой огонь, боль и ненависть ко всему, что привело меня сюда, ко всему, что было потеряно.

И упорствуя, я думаю о своём генетическом отце. О воине, который умер, пал и позволил себе стать слабее вселенной.

И теперь я знаю, понимаю каждым импульсом своей ложной жизни, что он был прав.

— Не стрелять! — закричал Сотер сквозь гул готового открыть огонь оружия.

Я наблюдал за ним. Он не отрывал взгляда от меня. Его воины замерли. Ему не было нужды говорить вслух — приказ он мог отдать простым сигналом. Но он произнёс его, и, глядя на него я знал, что он сделал это, чтобы я слышал.

Стоявший рядом с ним воин окинул взглядом строй мертвецов. Я узнал его: Тавр, сержант 167-й. Я повысил его до этого звания. Он был хорошим воином, суровым и непреклонным как старая наковальня. Я понял, что больше не думаю о них, как о своих воинах. Если бы я посмотрел глубже, позволив логике и воспоминаниям течь, то узнал бы других. Когда-то они следовали за мной на войну, преклоняли передо мной колени как перед господином, а я звал их братьями. Этого больше не было. Теперь мы стали осколками разбитого меча, улетающими прочь друг от друга.

— Мы пришли сюда не как враги, — сказал он, глядя на стоявших позади меня мертвецов. Я понял смысл этого и покачал головой.

— Сотер, это не угроза, это честность. Мы не можем быть участниками твоего дела, и ты это знаешь. Пойми.

Он покачал головой.

— Как ты мог это сделать…

— Мне не в чем оправдываться. Мы те, что мы есть. Легион не может быть восстановлен, и мы больше не с вами. Мы — блудные сыны этой эпохи. Возвращайся к своим местам, Сотер, и оставь нас.

Он застыл. Он вычислял, обрабатывая разумом и логику ситуацию, ища решение, которое придётся принять. Живая плоть на лице медленно сдвинулась. Он собирался заговорить.

— Ты нарушил указы нашего отца, — сказал он. Позади Тавр и остальные почти незаметно сместились. Они держались на волоске перед насилием. — Ты перешёл на ту сторону. Ты отвернулся от Ферруса Мануса. Ты не один из легиона. Ты — его позор.

И в это мгновение, когда прошла одна секунда, а другая ещё не настала, я осознал, что он прав. Он говорил правду. Однако, хотя слова и были правильными, они были не важны. Смотревшие на меня воины пришли из другого мира, не состоявшего из холодного сна смерти и боли пробуждения.

— Убить их, — приказал Сотер.

Тьму разорвали вспышки выстрелов. Окутанные ореолом лучи впились в броню, разрывая холодные мускулы. Завыла плазма, испаряя металл. Железные Руки Сотера рассредоточились среди корпусов абордажных аппаратов, стреляя, отходя к своим штурмовым кораблям от приближающегося кольца мёртвых воинов. Никто из моих братьев не стрелял в ответ.

— Прекрати огонь, Сотер! — он выскочил вперёд и стрелял в медленные тени мертвецов. Но не в меня. У него была возможность и оружие в руках в долгое мгновение взгляда, когда мёртвые вышли на свет. Он мог всаживать мне в голову болты, пока не разорвал бы её изнутри.

Но он не выстрелил. Железные Руки не совершают таких ошибок. Он предпочёл не стрелять.

— Сотер! — окликнул его я, шагая вперёд. Воздух разрывали мерцающие вспышки и неровный вой выстрелов.

— Ты — мерзость.

Они уже прошли половину пути к кораблям. Установленные на корпусах тяжёлые болтеры стреляли, разрывая сумрак чередой взрывов.

— Оставь нас! — закричал я, когда на моей броне взорвался снаряд. Я содрогнулся. — Просто уходи.

— Этот корабль сгорит! — он вскинул болтер. Его дуло стало застывшим чёрным кругом перед моими глазами. — Мы очистим от вас легион.