Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Республика есть самая лучшая форма правления, какую когда-либо создавал мир, — провозгласил Цицерон, несколько напрягшись.
— Возможно, до сих пор она себя вполне оправдывала, — не стала спорить я. — Но времена меняются. Когда-то Рим был городом-государством, а теперь это столица огромной державы. То, что хорошо в одних обстоятельствах, может стать непригодным в других.
Я ожидала, что Цицерон ответит какой-то остротой. Вместо этого он подтянул тогу, словно боялся подцепить заразу, позвал жену, и они направились в пиршественный зал.
— Цицерон совершил ошибку, женившись на этой девушке, — сказала мне Валерия на ухо. — Он хотел заполучить ее деньги, но вышло не совсем так, как он рассчитывал.
— Она очень красивая, — признала я.
— Лучше бы он остался со своей сварливой старой женой, — продолжала Валерия. — Они отлично подходили друг другу.
— А что ты думаешь о Кассии? — спросила я, вспомнив его хмурую физиономию.
— Он один из полководцев Помпея, перешедший на сторону Цезаря. Он породнился с Брутом благодаря женитьбе. С тех пор они заодно.
— Значит, он один из тех, кто получил от Цезаря прощение. А искренне ли он принял его сторону?
— Ну, с уверенностью об этом судить трудно. Однако могу сказать, что бывшие сторонники Помпея после его гибели по большей части отступились от его дела. Во всяком случае, они не захотели поддержать сыновей Помпея.
— Но поддерживают ли они Цезаря?
Валерия помедлила и после некоторого размышления ответила:
— Они его терпят.
Прибыла Октавия со своим мужем Гаем Клавдием Марцеллом. Он оказался красивым мужчиной.
— Он тоже принадлежал к сторонникам Помпея и получил прощение от Цезаря, — сообщила Валерия.
У меня складывалось впечатление, будто весь Рим помилован Цезарем. А это значит, что у него полно врагов. Гости все прибывали и заходили группами, придерживая мокрые после переправы через «Нил» подолы. Однако они улыбались, из чего следовало, что пародийный Египет Цезаря оказался удачной идеей — иначе его недруги не пришли бы в столь веселое настроение.
Средних лет мужчина в сопровождении двух женщин нерешительно потоптался на пороге, а потом направился прямо ко мне. Он был тощим, но под пышной тогой его худобу не сразу удалось разглядеть. У этого неудобного одеяния есть одно преимущество: оно скрывает и излишнюю полноту, и худобу.
— Марк Эмилий Лепид, — представился он. — В этом году имею честь служить с Цезарем в качестве консула. — Он тепло улыбнулся. — Моя жена Юния.
— Мой муж слишком скромен, — заговорила женщина. — Он был правой рукой Цезаря в качестве наместника Дальней Испании и сохранил провинцию, пока тот сражался на Востоке.
Лепид смутился.
— Моя жена чересчур меня захваливает, — сказал он. — Никого нельзя назвать «правой рукой Цезаря». Я бы сказал, что достаточно служить и его левой рукой, но это звучит двусмысленно.
Он рассмеялся.
— За действия в Испании Цезарь удостоил мужа триумфа, — не унималась жена.
— Довольно, Юния, — сказал Лепид. — Никто не любит хвастунов.
— Я тоже Юния, сестра Юнии и жена Кассия, — представилась вторая его спутница.
— Выходит, ты тоже сестра Брута?
Мне было нелегко разобраться в этих именах. Почему в Риме все дочери одной фамилии носят одинаковые имена?
— Верно, — сказала она.
Они двинулись в пиршественный зал, а я повернулась к Валерии.
— Наконец-то искренний сторонник Цезаря! — воскликнула я.
— Да. Лепид предан Цезарю, но он не из тех, на кого можно опереться. — Она покачала головой. — Он слабохарактерный и… вялый.
«В каком смысле?» — задумалась я.
На поле битвы или в постели? Я проводила взглядом его затерявшуюся в толпе жену, но тут к нам решительно подошла явившаяся без спутника женщина. Она была довольно привлекательна, с густыми волосами пшеничного цвета, связанными узлом на шее, и с тяжелым подбородком.
— Фульвия, ваше величество, — проговорила она, глядя мне прямо в глаза, и после паузы добавила: — Из рода Фульвиев из Тускула.
Словно это что-то мне поясняло.
Впрочем… Кажется, я о ней слышала. Не она ли та самая неистовая жена мятежника Клодия? Да, пожалуй, я слышала ее имя в связи с уличными стычками в Риме.
— Добро пожаловать, — сказала я.
Фульвия выглядела под стать своей репутации — как настоящая амазонка.
— Она ведь вдова Клодия? — спросила я Валерию.
— Значит, рассказы о ней дошли и до Александрии? — подивилась Валерия. — Да, это она. Своего рода знаменитость.
— Не похоже, чтобы она нуждалась в новом муже, — заметила я. — Или ей подойдет сам Геракл.
— По слухам, она того же мнения, — ответила Валерия.
Едва прозвучали эти слова, как в двери ввалился человек, одетый Гераклом.
Огромный, словно медведь, мускулистый, одетый в львиную шкуру, со здоровенной дубиной, он имел вид настоящего олимпийца. А на его руке висела женщина, одетая столь ярко, что я непроизвольно моргнула.
— Не может быть! — воскликнула Валерия. — Неужели он притащил ee!
Могучий мужчина подошел к нам легкой походкой, остановился и воззрился на меня, как на некую диковину. У него было широкое лицо с приятными чертами, умные темные глаза, мощная шея и улыбка, которая ослепила бы бога.
— Как изменилось это дитя! — вырвалось у него. — Царевна Клеопатра, неужели ты меня не помнишь? Я Марк Антоний! Я приезжал в Александрию с Габинием. Я спас твой трон, если ты не против такого напоминания.
Молодой солдат. Теперь я вспомнила его. Он изменился так же сильно, как и я.
— Да, конечно. Правда, я думала, что трон моего отца спас Габиний. Он был единственным, кто взялся за это дело, когда все римляне отказались.
— Габинию требовался кавалерийский командир, — сказал Антоний. — На мою долю выпал захват пограничной крепости Пелузий, самая трудная часть похода.
— И ты справился. — Теперь я вспомнила рассказ о том, как он отважно и быстро захватил крепость, считавшуюся неприступной. — Значит, ты это сделал.
— Да, царевна. Сделал.
Он произнес это без особой гордости, обыденным тоном.
— Теперь я царица, — уточнила я тем же обыденным тоном.
— И женщина Цезаря, — сказал он. — Счастливчик Цезарь! — Антоний высоко взмахнул рукой. — Любимец богов, раз получил такой драгоценный приз — тебя.
Он говорил слишком громко, и все его слышали.
— Почему ты оделся Гераклом? — спросила я, желая сменить тему.
— А разве здесь не маскарад? Или ты хочешь сказать, что и дома носишь такие же диковинные наряды? А я оделся своим предком. Всем известно, что род мой восходит к Гераклу.