Мой гарем - Анатолий Павлович Каменский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хачатрянц начал трясти его за плечи:
— Чудак!.. Про кого ты говоришь? Неужели про хозяйку?.. Чудак, собственно говоря... брось, что за чепуха!.. Ну, паиграл, — шахер-махер... брось... глупости все! Авантюристка какая-то, панимаишь?.. Надо делом заниматься... в университет ходить будешь...
Денисов молчал. Каждое слово било его в голову вместе с пульсом, как молот.
— Однако, — спохватился Хачатрянц, — ты не на шутку болен... собственно говоря, собственно говоря... Вера, — закричал он и, не дожидаясь, пока она придет, побежал в кухню.
Нашатырный спирт и валерьяновые капли освежили и успокоили Денисова. Он сидел у стола напротив Хачатрянца и говорил:
— Ты вникни, Аракел, ты поймешь, если захочешь... Я знаю, ты не признаешь любви — до времени... Но я ее полюбил серьезно, окончательно. И вовсе я не играл... Между нами еще ничего не было решительного... Она меня любит и пошла сказать тому человеку, что невеста моя... И вот ее нет; уже час ночи... Господи!
— Послушай, — сказал Хачатрянц, — вот ты увидишь, — она тешится с тобой, как с мальчиком... Что ты для нее? Если ты даже ей все свои пятьдесят рублей в месяц отдашь, ей не хватит... Ты видел вино, закуски... духи, кофточки всякие... Она привыкла к этому, панимаишь?
— Боже! Какой ты циник, Аракел! При чем тут деньги, если она меня любит?
— А почему она не идет домой? — вызывающе спросил технолог.
В эту минуту раздался звонок. Денисов встал, напряженно прислушиваясь.
— Вера! — услыхал он. — Николай Петрович вернулся?.. Давно?.. Что ты говоришь?.. Болен?.. И Аракел Григорьевич здесь?.. А?.. Неуже-е-ли?..
Тихо отворилась дверь.
— Можно? — сказал певучий голос.
Хачатрянц отвечал:
— Пожалуйста.
Ольга Ивановна медленно подошла к столу.
— Смотрите, что наделал Николай Петрович, — сказал технолог, — я прихожу... смотрю: лежит... думал — мертвый... нет — жив... послал за нашатырем... Теперь глядите, на кого похож?..
Ольга Ивановна с тревогой взглянула на Денисова. Он стоял и молча смотрел вниз.
— Господи! Какие глупости! Что вы, ребенок, что ли?
— Представьте себе, — продолжал Хачатрянц, — выкурил чуть ли не десять сигар — собственно говоря: сумасшедший!
Денисов взял ее за руку. Она, улыбаясь, смотрела на него и говорила:
— Вот дитя! Вот дитя!
Денисов нервно сказал:
— Ольга!
Она вспыхнула. Денисов показал на Хачатрянца:
— Он знает, я должен был ему сказать.
Ольга Ивановна ласково поглядела на Хачатрянца и засмеялась.
— Что он вам сказал?
Хачатрянц засуетился и проговорил:
— Паздравляю, паздравляю... собственно говоря...
— Ольга! Пойдемте на минутку к вам, мне необходимо высказаться, позвольте...
— Николай Петрович! Я хочу спать — лучше завтра.
— Нет, я вас прошу.
В его голосе слышалась мольба.
Она взяла его под руку и повела к себе.
В ее комнате горела лампада. Она не зажгла больше ничего. Они сели на «тот» диван. Он нагнулся к ней и, тяжело дыша, спросил:
— Ты у него была все время?
Она спокойно сказала:
— Да.
От нее пахнуло вином. У него остановилось дыхание. Он подвинулся ближе, взял ее за обе руки повыше локтя и, крепко сжимая, спросил глухим голосом:
— Ты пила?
Она отвечала тем же спокойным тоном:
— Да.
— Оля!.. Что это?.. Ты смеешься?..
— Нет... я вижу, что ты хочешь оскорбить меня... Разве я не читаю в твоих глазах?.. Ведь ты думаешь: «Она пробыла пять часов, пила у него... следовательно...»
— Ольга!
— Что?.. Неправда?.. Ну что же — я была, я ничего ему не сказала раньше... Мне было приятно, что он со мною груб. Мы ужинали — я берегла к концу... При первой его вольности я сказала ему, что он видит меня в последний раз.
— Оля! Зачем же тогда вся эта комедия?
— Ты упрекаешь меня?.. Тогда иди, иди к себе... Не нужно мне тебя... никого мне не нужно...
Она встала, зажала уши, замотала головой:
— Ничего не хочу слушать... Ты мне не веришь... Ты не любишь меня, довольно...
Денисов тихо подошел к ней, нагнулся и начал целовать ее в щеку часто-часто, не отрываясь.
— Прости меня, я исстрадался, — прошептал он.
Она скоро успокоилась, и они снова сели. Он говорил, что с этой минуты он ей беззаветно верит, что он безумно и навеки счастлив. Она улыбалась, положив ему голову на плечо и глядя на него прищуренными глазами. Он ласкал ее, гладил ей руки, целовал их.
— Какой ты нежный, хороший, — говорила она, — тебе надо было родиться девушкой.
Потом они услыхали движение в комнате Хачатрянца. Он как будто танцевал. И вдруг громко запел:
Вечерком гулять ходи-и-ла... Дочь султа-а-на... молода-а-я...
