Черные Мантии - Поль Феваль

Речь эта была произнесена спокойно и вразумляюще, чуть ли не отчеканена по слогам. Маркиз бросил в огонь сигару и, вставая, сказал:

– Приходится принимать вас таким, каков вы есть.

– Позвольте, – остановил его хозяин, – вы куда? Мы еще не закончили.

– Госпожа баронесса заждалась, – фривольным тоном напомнил маркиз, чтобы разрядить обстановку.

Зажав между большим и указательным пальцем реляцию, полученную от Пиклюса, господин Лекок попытался успокоить себя словами:

– Не думайте, что я собираюсь втянуть вас в какую-то спекуляцию, хотя моя идея может принести много денег. В каждой хорошей идее скрыты деньги. Будьте добры сесть и дослушать меня.

Маркиз повиновался. Слово «деньги» заставило его навострить уши.

– У меня деятельная натура, – продолжал господин Лекок. – Планы так и бурлят в моей голове. Я затеваю много всяких дел, может быть, слишком много… впрочем, нет, я не разбрасываюсь, а просто пытаюсь разными способами выполнять одну и ту же работу. Нам многое предстоит обсудить в этот вечер, и вам, вероятно, покажется, что мы говорим о не связанных между собой вещах, но уверяю вас, речь пойдет об одном только деле, причем огромном. Хотите вы поприсутствовать завтра или самое позднее послезавтра на курьезнейшей церемонии?

– На какой?

– На похоронах предводителя Черных Мантий.

– Вот как! – изумленно вскричал маркиз. – Значит, они все-таки существуют, Черные Мантии.

– Конечно, существуют. Человек, который только что умер и которого вы имели честь лично знать, командовал двухтысячной шайкой бандитов в Париже.

– В Париже! Две тысячи бандитов!

– Да, мужчины, женщины, дети, я не преувеличиваю. Впрочем, вы увидите сами.

– И вы можете назвать имя этого человека?

– Могу. Полковник Боццо-Корона.

– Полковник умер?

– Час тому назад. Отошел в мир иной праведником.

– И вы выдвигаете против него обвинение?

– Вот еще! Для этого требуются амбиции, а их у меня почти нет, так, самая малость, которая подсказывает мне, что господину Лекоку нечего в этой истории делать.

– Но если полковник…

– Полковник? Почтеннейший человек, не правда ли… Мои визитеры, кажется, начинают выходить из себя!

Оба рожка застонали одновременно. Маркиз принялся за пиво, в то время как хозяин говорил со своими невидимыми собеседниками. Голова у маркиза шла кругом не от сигарного дыма и не от пива, а от тех головокружительных скачков, что позволял себе Лекок в разговоре.

– Я как раз занимаюсь делом госпожи баронессы! – заверил Лекок рожок, расположенный справа от него, и столь же чистосердечным тоном заверил левый раструб: – Я как раз занимаюсь делом господина барона!

И, улыбнувшись своему собеседнику, добавил:

– С помощью этой простенькой формулы, дорогой мой, можно выиграть добрую четверть часа, даже имея дело с нетерпеливцами. Как только скажешь даме или господину: я занимаюсь именно вами, буря стихает, и самые бесноватые становятся мягкими как шелк. Секрет профессии. Ко мне люди приходят за помощью, и надо уметь обнадеживать их. К тому же я вовсе не лгу: занимаясь вами, собой и тысячью других вещей, я одновременно занимаюсь и теми, кто меня ждет сейчас. Чтобы как следует использовать оставшиеся нам четверть часа, двинемся прямо к цели: вы бы много дали за то, чтобы оказать значительную услугу общественной безопасности?

– Много.

– Сколько?.. Ладно, не отвечайте, цену вашей признательности я определю сам. Позвольте вас спросить: не сохранилось ли в глубинах вашего сердца старой легитимистской закваски?

– Гм, – хмыкнул маркиз, скрестив ноги.

– Понял. Бывают чувства и бывают выгоды. Старые чувства не мешают заботиться о новых выгодах. Наш король человек умный, философ, почти ученый…

– Мы будем говорить о государственных делах? – искренне удивился маркиз.

– Мы будем говорить о многом. Наше дело очень вместительно.

– И о том, что вам хотелось бы стать министром?

Господин Лекок одарил собеседника снисходительным взглядом.

– Пока что речь идет о короле. Я бы охотно отвалил от трех до пяти сотен луидоров за то, чтобы быть принятым в Тюильри. Аудиенция может быть очень короткой, но с глазу на глаз.

– Значит, вы вышли на какое-то серьезное дело! – воскликнул маркиз, и глаза его заблестели.

– Однако, – продолжал Лекок, – своих луидоров я тратить попусту не люблю. Для всех, кто общается со мной, дорогой маркиз, гарантией может служить одно мое неизменное качество: я вовсе не филантроп. У меня нет никакого желания добывать богатство для вас, но добывая для вас богатство, я выигрываю очко для себя. Вы можете этим воспользоваться, если хотите.

– Хочу, – проворчал маркиз, – чтобы хоть раз в жизни вы выражались человеческим языком. Я ничего не могу понять.

– Я объясню, хотя для этого придется прибегнуть к алгебре. У меня нет патента, и осторожность не повредит. Я хочу сказать, что наш король, наделенный многими добродетелями, не лишен и некоторых слабостей. Среди слабостей короля наиболее заметной является его страсть высмеивать приверженцев легитимизма кстати и некстати…

– Ну, это уже из высокой политики, – прервал его маркиз улыбаясь.

– Это имеет касательство к нашему делу. Я сказал «страсть», и тут нет никакого преувеличения. Вот вы, к примеру, господин маркиз, пользуетесь при дворе настоящим авторитетом, только потому что притворились отступником от прежней веры…

– Господин Лекок!.. – возмущенно одернул собеседника Маркиз.

Позвольте продолжить. Я сказал: притворились – вы ни от чего не отреклись, это совершенно ясно. Политических ренегатов не бывает. Еще говорят: продались, но это вульгарное выражение тех, кого не покупают. Так вот, продавшиеся заговорщики никого не выдают королю, и его фанатичная вражда к легитимистам вынуждена довольствоваться тенями вместо реальности.

– Надеюсь, господин Лекок, вы не собираетесь меня оскорблять?

– Ни в коем случае, господин маркиз, я пытаюсь пояснить вам сущность моей идеи. Признаете вы, что главная слабость короля именно такова, как я ее описал?

– Пожалуй, если вам угодно…

– Да или нет? На моем деле вы можете добиться того, что от вас ускользало всю жизнь: богатства!

В пристальном взгляде господина Лекока, в его хладнокровном и решительном тоне, во всем его облике, наконец, была настоящая убедительность. Маркиз де Гайарбуа, поразмышляв какое-то время, ответил с видом наставника, вынужденного отрабатывать свое жалованье:

– Я могу вам дать по этому вопросу точную информацию. Король мною изучен основательно, и кое в чем вы действительно правы: он недолюбливает легитимистов, хотя старается побороть свое злопамятство. Республиканцы его беспокоят мало – он не верит в радикальную оппозицию. Более того, он верит, что радикальная оппозиция даже нужна его правительству. Во Франции любят настоящих королей. Наш король не со всем настоящий[25]. Среди его министров есть замечательные умы, и сам он достаточно умен, но между правительством и королем нет согласия по двум причинам: во-первых, король трактует политику как дело чисто семейное, как будто речь идет о процветании его собственного предприятия.