Багровая заря - Елена Грушковская

Вот и всё. Неужели всё? Неужели больше ничего не будет? Твоя щека к моей щеке, твой голос в песне ветра, звёзды в твоих глазах, иней на твоих ресницах — ничего этого уже не будет никогда и ни с кем.

Суровую гармонию природных звуков нарушил чужеродный, искусственный звук — звонок мобильного в моём кармане. Кому я ещё понадобилась? Кто мог звонить — Юля, Оскар, Карина? Мне не хотелось отвечать никому. Я ещё не достала телефон из кармана, но уже знала, что звонила Карина, и что ей сейчас было плохо. Я не могла не ответить.

— Что случилось, куколка?

— Мамочка, это какой-то ужас!

Не успели они с Алексом пожениться, как уже начались проблемы. За внешней сдержанностью командира «волков» скрывался бешеный темперамент, он-то и напугал Карину.

— Мама, ты не представляешь себе, что он сделал с Герхардом! А у нас с ним ничего не было, ну вот ничегошеньки! Мы с ним просто посидели в кафе самым невинным образом, а он такое ему устроил!

— Погоди, погоди. Для начала скажи, что ещё за Герхард?

Герхард был виновен лишь в том, что он учился с Кариной на одном факультете, и она ему нравилась. Карина сказала ему, что она замужем, но не сказала, кто её муж. А если бы и сказала, то Герхард не поверил бы. Их вечерний поход в кафе закончился для Герхарда плачевно: едва они с Кариной вышли на улицу, как на них налетело чудовище с красными крыльями. Оно подхватило Герхарда и взмыло с ним в небо, выше самых высоких небоскрёбов. Подняв его километра на два, оно бросило его, но не дало упасть и подхватило, а потом снова взвилось выше прежнего, снова выпустило Герхарда и снова поймало. Так оно забавлялось с беднягой, пока съеденный им ужин не выпал на землю в виде осадков.

Краснокрылым чудовищем был, конечно, Алекс. Он не причинил Герхарду физического вреда, но поверг его в такой шок, что у парня затмило рассудок. Взлетев в воздух нормальным человеком, обратно на землю он спустился сумасшедшим.

— Мама, я просто в шоке.

— Я во всём разберусь, куколка, не переживай.

И я полетела разбираться.

За окном кабинета дока Гермионы было ещё темно, на столе уютно горела лампа, озаряя блеском чисто вымытые шелковистые волосы дока, склонившейся над какими-то бумагами. Карина сидела на диване, обхватив руками колени.

— Что с парнем? — спросила я у дока.

— С ним всё будет в порядке, — ответила она, подняв на меня взгляд. — У него психическая травма, но думаю, что нам удастся сделать так, чтобы он не страдал от её последствий. Мы сотрём этот эпизод из его памяти.

— А где наш ревнивец? — усмехнулась я.

Док улыбнулась.

— Улетел. Они с Кариной дуются друг на друга, как малые дети.

Я подошла к Карине и погладила её по русалочьим волосам, распущенным по спине. Она доверчиво прильнула щекой к моей руке.

— Мамочка… Я даже не подозревала, что он такой жестокий. Он даже не позволил мне ничего объяснить. Ведь у нас с Герхардом ничего не было!

Я заглянула ей в глаза.

— Уже жалеешь, что вышла за него замуж?

Она вздохнула.

— Не знаю… Он такой сильный и по-настоящему меня любит. Но порой он меня пугает. Откуда он знал, что я в кафе с Герхардом? Мне кажется, он следит за каждым моим шагом. А если он за мной следит, значит, он мне не доверяет!

Алекса я нашла в двух кварталах отсюда, на крыше высотки. Он угрюмо стоял на краю крыши и созерцал с высоты городской пейзаж. Отблеск вечерних огней города озарял его нахмуренный лоб.

— Натворил ты дел, — сказала я, опуская руку ему на плечо.

Он мрачно молчал. Я слегка сжала его плечи.

— Ну, чего ты, старина? Неужели ты сам не мог понять, что у Карины с этим парнем ничего нет? Разве обязательно было так неистовствовать?

Он проговорил с горечью:

— Она меня боится.

— Сам виноват, — сказала я.

— Знаю, — вздохнул он.

— Ты что, правда за ней следишь? — спросила я.

— Да не слежу я, — мрачно отозвался он. — Дел у меня, что ли, других нет? Просто хотел сделать ей сюрприз… — Он достал из кармана свёрток. — Вот, подарок ей нёс. А когда увидел, что она с этим парнем, у меня в голове как будто всё вскипело.

Я усмехнулась.

— «Вскипело»… У тебя что, вместо головы чайник?

Уголок его рта дрогнул в усмешке.

— Да нет, просто… девчонка она ещё. Может, не перебесилась…

— А кто тебя заставлял жениться на девчонке? — Я провела ладонью по его гладкому затылку. — Остуди свой чайник, старик, и лети скорее к ней мириться.

Он неуверенно пожал плечами. Я сказала:

— Если хочешь покорить её сердце, будь не жестоким и неистовым, а нежным. Ведь ты умеешь, если захочешь. У тебя это так трогательно получается.

Я вернулась к Карине. Она сидела, нахохлившись, как грустный воробышек, и думала об Алексе. Вскинув на меня взгляд, она робко спросила:

— Он очень на меня сердится? Я знаю, мне не надо было идти с Герхардом в кафе.

Сердился ли Алекс? Полагаю, слово «сердиться» здесь не очень подходит. Его не было два часа, и Карина вся извелась. Мы с доком успокаивали её, как могли, но она не успокаивалась, пока за дверью не послышалась поступь того, о ком она думала. Он вошёл, неуклюже и робко прижимая к груди букетик эдельвейсов, за которыми он летал высоко в горы. Увидев его, Карина порывисто вскочила, но не решалась сделать шаг ему навстречу. Он тоже замер, вглядываясь в неё: боится или нет?

— Ой, какая прелесть, — сказала Карина, протягивая руку к эдельвейсам. — Это мне?

— Тебе, малыш. — Алекс шагнул к ней и вручил ей букетик.

Карина схватила цветы и прижалась к груди Алекса.

— Прости меня, я тебя очень люблю, — выпалила она скороговоркой.

— Это ты меня прости, моя маленькая. — Алекс с неуклюжей нежностью обнял её.

— Удивительно, как суровые скалы могут производить на свет такие нежные цветы, — проговорила док Гермиона задумчиво.

Глава 11. Может быть, мне это удастся

Шестиклассница Лена осталась дома одна и решила побаловаться с сигаретой. Она вышла на балкон в своей квартире на девятом этаже. Конечно, она не могла знать, что по краю крыши соседнего двенадцатиэтажного дома разгуливает худая и бледная женщина в чёрном облегающем костюме. Её сапоги с высокими каблуками ступали по парапету в такой опасной близости к краю, что у Лены ослабели коленки и похолодело в животе, а сигарета застыла между пальцев. Женщина между тем заметила Лену, остановилась и присела на корточки, облокотившись на колени. Она находилась в таком шатком, леденящем кровь равновесии, что качнись она чуть вперёд, и… Подумать страшно. Чёрная щель её рта растянулась в улыбку, и она сказала: