Багровая заря - Елена Грушковская

— Здравствуйте, Корнелий Эмильевич, — поздоровался с ним Сергей. — Смотрите, с кем я познакомился!

Были времена, когда Корнелий Эмильевич звался Корнелием Эмилией и более или менее придерживался вековых порядков Ордена, но с появлением «Авроры» он одним из первых примкнул к ней, сумел уцелеть в войне и теперь возглавлял ячейку «Авроры» в моём родном городе. Увидев меня, он встал, и девушка тоже поднялась.

— Не верю своим глазам! Неужели Аврора? Какая честь для нас! — Он почтительно сжал мою руку. — Позволь представить тебе Ксению, мою юную протеже.

Я сидела во главе овального стола, Корнелий — на другом конце, напротив меня, а справа и слева на меня были устремлены по три пары глаз. Шесть молодых неофитов, у двоих из которых ещё даже не выросли крылья. Сергей и Ксения скромно сидели на диване: они были единственными людьми на этом собрании.

— Друзья, сегодня нас посетила Аврора. Я уже предоставил ей полный отчёт о работе нашей ячейки, но наша встреча была бы неполной без знакомства с личным составом… Сегодня, ребятки, исповедь будет принимать у вас Аврора. Вот так. Трепещите.

И они трепетали, по очереди подходя ко мне. Их сердца были у меня как на ладони.

— Ну, как ты их находишь? — спросил меня Корнелий.

Что я могла сказать?

— Они молодцы.

— Осмелюсь спросить тебя, Аврора, — обратился ко мне Корнелий, — не будет ли для тебя удобнее расположиться на отдых у кого-нибудь из нас?

— Мне всё равно, где отдыхать, — сказала я. — За особым комфортом я не гонюсь. Ценя ваше гостеприимство, я всё же не хочу никого обременять.

Корнелий округлил глаза за сиреневыми линзами:

— О чём ты говоришь, Аврора? Как ты можешь кого-то обременить? Каждый из нас почтёт за счастье принять тебя в своём доме.

Я посмотрела на Сергея.

— Я уже побывала в гостях у этого юноши, и мне у него понравилось. Если он не будет возражать, я бы хотела побывать под его гостеприимной крышей ещё раз.

Сергей встал, и на него обратились завистливые взгляды его соратников по ячейке.

— Моё жилище к твоим услугам, — сказал он.

А худенькая Ксения, похоже, ревновала его ко мне, но под моим взглядом засмущалась и попыталась сделать вид, что очень рада за своего товарища.

Уже нет школы, в которой я училась, снесён дом, в котором я жила, а мой университет переименован и реорганизован. По всем официальным документам я мертва, существует свидетельство о моей смерти и моя могила на кладбище.

Короче, меня нет, как и многих, кто гулял на свадьбе Карины, которая состоялась в июле на базе «чёрных волков». Юля предлагала провести её в клубе для членов «Авроры», но Карина настояла на базе, поскольку это был дом и место службы её жениха.

Юля сделала всё, чтобы на время свадьбы сделать мрачное «волчье» логово чертогом праздника. На украшение базы ушли сотни белых и красных воздушных шариков, сотни белых и алых роз, сотни метров белой и красной материи для драпировки стен. Полы были устланы красными дорожками с белыми продольными полосками по краям, столы покрыты красными скатертями с белой полосой посередине, а все «волки» получили к своему обмундированию парадные детали — белые рубашки, белые перчатки и чёрные галстуки. К куртке на груди справа у каждого был приколот белый атласный бантик. Алекс остался в форме, надев только белую рубашку и галстук. От остальных «волков» он отличался только белым бутоном на груди и золотой эполетой на плече.

Карина опять поразила меня, выбрав вместо белого платья красное, с красной фатой и длинными, выше локтя, красными атласными перчатками. Единственной белой деталью в её туалете были ленточки на запястьях. Её лицо было бледным от пудры, а губы кроваво алели.

Я и не представляла себе, сколько лакомств можно изготовить из крови: пирожные, желе, мороженое, коктейли, мармелад, зефир, даже шипучку вроде шампанского. Был и свадебный торт — красный с белыми сахарными узорами и прослойками из воздушного сливочного крема. Наверное, для Карины это свадебное угощение было бы настоящим кошмаром, но выход из положения был найден. До свадьбы они с Алексом ни разу не целовались, а теперь поцелуй оказался не только уместным, но и просто необходимым, иначе Карина оказалась бы в глупом положении — не смогла бы взять в рот ни одно из угощений. Когда бледные суровые губы Алекса приблизились к алым губам Карины, моё сердце ёкнуло: нет, только не это! Но было уже поздно: они слились в долгом поцелуе.

Маленькая красная перчатка на большой белой: Карина и Алекс резали торт.

— Жена будет тобой командовать, Алекс, — засмеялся Цезарь. — Её рука была сверху.

На это Алекс ответил, что готов подчиниться любимой.

— Но ты же подчиняешься только Авроре, — заметил с усмешкой Каспар.

— Теперь — Авроре и моей половине, — уточнил Алекс.

Рука Алекса, которая, казалось, была предназначена только для меча, осторожно держала маленькую тёплую руку Карины: они танцевали посреди зала свой свадебный танец. Карина с искусственно наведённой бледностью на лице внешне казалась одной из нас, она даже охотно пила кровавые коктейли и пробовала все виды угощений, но при этом от неё за километр пахло человеком, и в один этот аромат можно было влюбиться.

Алые крылья Алекса раскинулись и унесли молодожёнов в кругосветное свадебное путешествие: Карина непременно желала увидеть самые красивые места на земле.

Моя тоска звала меня на север, к скалам у холодного моря, озарённым розовыми лучами восходящего северного солнца.

Я сидела в одиночестве на холодном камне, слушая рокот прибоя внизу. Чёрная кошка по-прежнему устремляла никогда не спящий взгляд на восток, к восходящему солнцу. Чего или кого я ждала в этом памятном месте? Нет, некому было прилететь сюда, кроме призрака давно минувшего прошлого, призрака боли, выточенной беспрестанной лаской холодных волн. Всё кануло в эту суровую воду, легло на тёмное дно, подальше от моего сердца. И хорошо, что так.

Над моей головой кружились птицы, в небе застыли перламутровые облака. Рассвет набрал силу.

От долгого глубокого вдоха у меня напряглась грудь. В ней холодным камнем висело ненужное сердце, ленивое и тяжёлое. Вырвать бы его совсем, а то оно одно весит больше, чем всё остальное тело, так что моим крыльям трудно его нести.

Вот и всё. Неужели всё? Неужели больше ничего не будет? Твоя щека к моей щеке, твой голос в песне ветра, звёзды в твоих глазах, иней на твоих ресницах — ничего этого уже не будет никогда и ни с кем.