Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

— Ты не встречался с ним, оттого тебе вряд ли будет ясна причина, — безрадостно хмыкнул Иголка. — Но я видел его, я наблюдал, как он победил моего Учителя, я сам дрался с ним. Он одержимый. Его страсть — убийство себе подобных. Он ненавидит расу, к которой принадлежит. Он ненавидит нас!

Еж закашлялся. Когда приступ удушья прошел, он продолжил тихим но очень злым голосом:

— Причем здесь Змея? Я скажу тебе. Она его женщина. Его порода. Я это сразу понял, как только увидел ее. А сегодня убедился окончательно. Ее характер, ее манера говорить, драться — всюду чувствуется его влияние. Она просто отражение этой скотины. А теперь представь, насколько она дорога ему — бесценная, идеальная игрушка, божественная и прекрасная кукла, единственное существо в мире, которое уже превзошло Учителя, но все равно всегда будет под полным его контролем. Теперь ты понимаешь, почему я так хочу убить ее? Это причинит ему невыносимые муки ярости, неудовлетворенного желания, боли. О, да! Я хочу, чтобы ему было так же больно, как и мне.

— Что ж, это твое право, — пожал плечами Сокол, — вот только кое в чем ты ошибся. Она не убийца, и она уже не его женщина.

— А чья же? — криво усмехнулся Еж.

— Моя, — тихо и без особой радости произнес Пернатый, с тоскою глядя в стену. Раненый йок громко и с надрывом захохотал, но его смех быстро превратился в булькающий кашель, после которого он смолк, страдальчески кривя губы.

— Да, моя, — тихо, как бы самому себе, подтвердил Сокол.

Дверь отворилась, впустив холод со двора и запах — тонкий, но столь знакомый и волнующе-горьковатый аромат полыни. Сокол обернулся, удивленно и в то же время недовольно сдвинув брови.

Змея некоторое время стояла у порога, сквозь прищур рассматривая лежащего на кровати нелюдя, тот в свою очередь сверлил гостью недовольным и злым взглядом. Потом она все же присела на кровать, мягко оттеснив с места Сокола, и принялась зрячими пальцами изучать повреждения. Еж зарычал:

— Я не желаю…

— Умолкни, — резко оборвала его Змея, не прекращая вдумчиво прощупывать рану.

— Если бы не ошейник, — тихо проговорила она, отводя ладонь, — я бы, возможно, могла что-то сделать так, без операции. Но раз его невозможно снять, — она коротко глянула на Сокола, но тот ничего не ответил, — то придется резать.

Она сняла с себя четыре печати, но Змей даже и не думал просыпаться. К Олге вернулась ее былая подвижность, ловкость и скорость, частично — сила, частично — возможность видеть людей и нелюдей насквозь, но умение исцелять до сих пор полностью подавлялось. Повторить то, что она сделала на озере с Даримиром, ей вряд ли удастся, особенно с треклятым ошейником, что мешал в высшей степени не только лечить, но и дышать нормально. Но то, чему обучили Олгу монахи, никуда не делось. Знания и умения, что вбивались в шкодливый детский ум, всегда были при ней. Мотылек разложил на столе острые бритвы, отточенные ножи, иглы и нитки, принес бутыль со спиртом. Змея отхлебнула, прополоскала рот и, сплюнув, склонилась к шее раненого. Еж вздрогнул, и, брезгливо морщась, попытался отстраниться, заметив удлинившиеся клыки под нежными и мягкими губами ненавистной девки, но Олга схватила того за нос и с силой всадила сочащиеся ядом костяные жала в дрожащую под тонкой кожей артерию. Еж только и успел, что удивленно ойкнуть, и обмяк. Змея довольно ухмыльнулась и, вымыв руки, приступила к операции.

* * *

— Великолепна!

Намма, стоя на взгорке, наблюдал за тем, как щенки, скалясь и подбадривая себя воинственными криками, вертятся вокруг проворной Змеи, пытаясь пробить ее защиту. По уши вымазанные в грязи, напряженные, веселые и злые, мальчишки как мячики отлетали от копейного древка, со свистом рассекавшего воздух, тут же вскакивали и снова кидались на чересчур ловкого противника. Над толпой, как стая ворон над помойкой, летали гневные окрики: Чурбан ты этакий! Крепче держи меч! Я тебя, дурень, так учила? Выше и локти сведи, идиот! Ты что, совсем кретин, в лоб идти на противника, что сильнее тебя? Обводи, тьма тебе в печень!

— Даже в печатях и с ошейником ее навыки чище, чем, скажем, у тебя.

Намма повернулся к Соколу, тот лишь смиренно пожал плечами, вдумчиво любуясь боем.

— Знаю.

— Как давно ты допустил ее к щенкам.

— Как только снег сошел. Второй месяц она их мутузит.

— Да уж, — Медведь запустил пальцы в густую, отросшую за долгое время странствий бороду и со скрипом почесал. — И как успехи?

Сокол поглядел на намму и улыбнулся:

— Она великолепна!

Тот нервно хмыкнул, сурово сведя густые брови к переносице, и вновь глянул на площадку. Правила игры изменились: Ученики принялись колошматить друг друга, а Змея, прохаживаясь между парами, изредка прикладывала особо ленивых палкой по крестцу, но неизменно попадала чуть ниже, при этом довольно скаля белые зубки.

— Хочешь отстранить ее от тренировок? — поинтересовался Пернатый.

— Нет. Пусть учит. Если встретят Лиса, хотя бы будут знать, с кем имеют дело. Это полезно.

— Я тоже так подумал.

— А ты… — он осекся, — ты исполнил то, ради чего мы ее здесь оставили.

— Нет, — холодно ответил Сокол, — она не врала, когда говорила, что бесплодна. Я осмотрел Змею. У нее внутри и правда все мертво. Холод и пустота.

Змея наконец отправила мальчишек в лес на пробежку и, подняв голову, встретилась глазами с главою клана, что даже не снял еще походной торбы и амуницию, вернувшись в поселок. Некоторое время они пристально изучали друг друга, после чего Змея молча поклонилась намме, как того требовали приличия, и направилась в кухню распорядиться, а то и помочь с обедом. Медведь задумчиво проводил ее взглядом.

— Что ж, ничего хорошего в этом нет… Ты за ней по-прежнему приглядываешь?

— Издалека. Зимою у нас вышел небольшой разлад. Теперь она живет одна.

Медведь удивленно приподнял бровь и ухмыльнулся.

— Разлад? Удивительно… — потом вновь стал суров и задумчив. — Я вот никак не пойму. Имея такую силу и мастерство, почему она до сих пор не сбежала?

— Может, ей просто некуда бежать, — проговорил Сокол, умолчав о том, что пытался выгнать её прочь. В голосе его прозвучала чуть заметная грусть.

Ящер, что стоял чуть поодаль, позади своего Учителя, накручивая длинные усы на тонкие пальцы, не сводил пристального взгляда с поединщиков, и его единственный глаз лучился жгучей ненавистью.

* * *

— Эй, вы здесь? — Мотылек, чуть приоткрыв дверь, просунул голову в образовавшуюся