Корни гор - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Она так давно никого ни о чем не просила, но ей помнились времена, когда она и правда была маленькой и добиться чего-то от своих суровых родителей могла только так. Мягким послушанием можно было усыпить бдительную строгость матери, и отец, Бергтор Железный Дуб, делался мягче воска от умильного взгляда своей миловидной дочки.

– Я? – Гельд поднял брови, но тут же как бы сообразил и взялся за подбородок. – Конечно, дело это нелегкое…

– Но разве ты с ним не справишься?

Ласковый взгляд выражал убежденность, что он справится с чем угодно. Теперь Гельд понял злополучного Вильмунда конунга: пылкий, но не слишком дальновидный парень с опытом всего лишь восемнадцати лет жизни не мог устоять перед гибкими и льстивыми приемами этой женщины.

– Пожалуй… – сдаваясь, протянул Гельд. – Но я не хотел бы, чтобы из-за моей неудачливости ты понесла какой-то убыток. Если у меня хватит средств, я заплачу тебе за весь товар сейчас. У тебя останется товар, а дальше я уж сам буду торговать, как сумею. И если мой корабль разобьет о камни, это уж будет моя неудача.

Далла радостно улыбнулась. Это даже лучше, если ей не грозит убыток. Ее пальчики скользнули по золотому обручью Гельда и ласково, с намеком его погладили. На бледном лице появился румянец, глаза игриво заблестели. Гельд вздохнул про себя. Да, с обручьем придется прощаться. Сколько же у нее железа? Хватит на весь тот товар, что он привез с собой? Ну если окажется, что он тут месяц ломается ради двух-трех криц…

До самого вечера Гельд, Бьёрн и прочие барландцы занимались пересчетом железа и своих товаров. Две большие клети во дворе были набиты железными крицами до самой крыши, так что Гельд с тревогой думал, как они все это повезут. Первым делом Далла потребовала в уплату золотое обручье и, конечно, получила его. Потом в дело пошел красный шелк с золотистыми цветочками, потом застежки, потом гребень с драконами на спинке, потом медные большие блюда с чеканным узором из диковинных листьев и плодов. Переглядев все сундуки, Далла в итоге получила все и сами сундуки в придачу. Сумеречное будущее богатство мигом превратилось в богатство настоящее, и уже этим вечером хозяйка Нагорья сидела на лежанке, покрытой новым ковром из разноцветных кусочков меха, с золотым обручьем на руке и новыми круглыми застежками на груди.

Лицо ее сияло ярче золота, и сейчас она казалась почти красивой. Она была богата и счастлива. А до тех пор пока Бергвид вырастет и ему понадобится оружие, она раздобудет новое железо. Ведь огниво остается у нее! Так почему же матери будущего конунга не порадовать себя, если время его подвигов еще не пришло? Разве она мало сделала для своего сына?

Гельд предупредил ее, что ему придется уехать прямо завтра, но она была так полна своим счастьем, что вовсе не огорчилась. Гельд вздыхал про себя, сам же над собой смеясь: уж не думал ли он, что эта женщина и вправду его полюбит? Кажется, вполне разобрался, что она умеет любить только себя саму, а всех других – лишь в той мере, в какой они могут быть ей полезны. От Гельда же она теперь получила все, что хотела. Понимая это, он, однако, не мог избавиться от чувства разочарования. Видя чужие недостатки, мы в глубине души все-таки ждем, что для нас будет сделано исключение. Такова уж человеческая природа. Сколько сил он ей отдал – и все зря?

Нет, не все. Завтрашнего дня для Даллы не существовало, но сегодня Гельд был для нее вовсе не лишним.

– Посиди со мной! – звала она Гельда, который даже в темноте все еще бегал по двору, распоряжался, проверял то ноги лошадей, то прочность волокуш, на которые грузили железо. – Ведь только норны знают, когда мы теперь увидимся!

«Скорее всего, никогда!» – мысленно отвечал Гельд и вздыхал при этом совершенно искренне. Он был рад, что завтра наконец вырвется из «страны свартальвов», стремился отсюда всей душой и уже ощущал дуновения свежего морского ветра. Но ему было жаль оставлять Даллу, хотя, конечно, хорошего в ней мало. Он просто привык к ней и ко всем ее недостаткам, как привыкал к любому человеку, с которым проводил сколько-то времени. В этом и была простая тайна тех любви и дружбы, которые он внушал самым разным людям. Он готов был каждого принять в свою душу, умел понять нрав и заботы каждого и сочувствовал им, как своим собственным. Он был искренен в своем дружелюбии, и потому любовь доставалась ему вовсе не задаром. Глядя на довольную Даллу, он жалел ее, потому что она-то оставалась здесь, и это отравляло ему радость от исполненного поручения, от освобождения из этого унылого места, даже от будущей встречи с Эренгердой. Он лучше самой Даллы понимал, каким недолгим будет ее счастье, принесенное золотым обручьем. Разве дракон Фафнир на ложе из чистого золота был счастлив хоть на волосок? Холодно там и жестко, ну его совсем…

– Посиди со мной! – просила Далла, ловя его за руку, и он наконец послушался, сел рядом с ней.

Больше месяца они играли в хитрую и дурацкую игру: он хотел раздобыть железа и делал вид, будто добивается ее любви, чтобы когда-нибудь она сама предложила ему железо. А она хотела его любви, но скрывала это, чтобы он и дальше ее добивался. И раз уж она исполнила его желание, почему же ему не исполнить ее? Иначе будет просто нечестно. А он уже достаточно долго был нечестным!

Рано утром, еще в сумерках, барландцы выехали из ворот усадьбы Нагорье. Каждая из запасных лошадей тащила волокушу, нагруженную железными крицами. Как раз хватит, чтобы корабль не потонул.

Гельд ехал последним и позевывал на ходу, передергивая плечами от утреннего холода. Он не хотел оглядывать на дом, где осталась хозяйка Нагорья. Ему нужно было ехать, и ехать быстрее, чтобы не лишиться добычи, за которую он честно заплатил настоящим золотом, серебром и шелком. Это золото не злое и не доброе, оно просто золото, а принесет ли оно счастье своей новой хозяйке, будет зависеть только от нее.

Уже на перевале он все-таки не выдержал и оглянулся. Четыре дома, составленные углами, темнели на склоне, и даже дым не указывал на то, что это обиталище живых людей. Жаль оставлять ее там одну. Но ничего тут не поделаешь. Эта женщина никогда не найдет себе настоящего защитника. Если бы такой и явился, она не сможет его оценить. А значит, ей придется прожить жизнь с той единственной ценностью, которую она ценить умеет – с самой собой. И в любом месте обитаемого мира она будет одна.

Когда Кар Колдун вернулся в усадьбу Нагорье, ему не пришлось долго раздумывать, какое же женское предательство предсказали ему руны.

– Хозяйка продала все железо! – боязливо шепнул ему старый Строк, принимая коня возле ворот.

– Кому? – изумился Кар. – Разве Ингвид Синеглазый опять был здесь?

– Нет. Она продала барландцу… – Строк оглянулся на двери хозяйского дома. – Гельду. И он сразу уехал.

Кар промолчал, потом двинулся к дому.

– А, вот и ты! – с унылой приветливостью встретила его Далла, сидевшая на лежанке с каким-то долговременным шитьем на коленях.

В последнее время она рукодельничала еще неохотнее обычного. Делая стежок за стежком, она то и дело по привычке бросала взгляд на то место, которое столько дней занимал Гельд, и пустота этого места была для нее как удар, не слишком сильный, но причинявший каждый раз все новое разочарование. Мрачный и ворчливый Кар был плоховатой заменой Гельду, но после десятидневного отсутствия его возвращение внесло хоть какое-то оживление, и Далла не была огорчена.

Не ответив на приветствие, Кар остановился напротив нее и внимательно осмотрел хозяйку вместе с лежанкой. Поняв, что самое главное он знает, она приподняла руку и повертела перед ним золотым обручьем.

– Видел? – горделиво спросила Далла. – Вот что я приобрела, хоть ты и не верил! А ведь ты мог бы и вовсе не застать меня в живых!

– Не знаю, не к лучшему ли это было бы! – сурово ответил Кар.

Далла перестала улыбаться и изумленно раскрыла глаза. Что за наглость?

– Я вижу, ты свихнулся там, на Раудберге! – резко ответила она. – Если тебе не нравится что-то в этом доме, зачем было возвращаться? Оставался бы там, с великанами!