Покойник «по-флотски» - Наталья Лапикура

Я позвонил майору из спортроты и попросил разрешения еще раз, напоследок, допросить его людей.

– Неужели вышли на след, и справедливость восторжествует, как и положено в детских сказках и детекч тивах для взрослых? А я думал, что наши слоны из прокуратуры все перетоптали…

Восхищения в голосе майора я не почувствовал, но разрешение получил. В виде благодарности я пообещал показать ему протоколы.

В этот раз я уже не игрался в вежливость и отстраненность. Без «здравствуйте» и «садитесь» зачитывал прапорщикам показания их бывших подчиненных, а потом рявкал приблизительно так:

– Ну что, гондон, допрыгался? Думаешь, обойдется службой на Кушке? А о такой статье, как «удовлетворение сексуальной страсти в извращенной форме», слышал? До восьми лет светит!

Прапорщики перетрухали и сразу начали «сыпать» пропавшего коллегу – только успевай записывать. Когда я ловил их на том, что они приписывают другим свои сексуальные изобретения, краснели, как те воспитанницы монастырской школы, которым впервые объяснили значение и назначение предмета, который на три буквы. В конце каждый дрожащей рукой подписывал: «Про распутные, извращенские действия прапорщика такого-то с моих слов записано верно».

Майор прочел первый протокол до половины, отложил, поднял трубку внутренней связи и сказал:

– Я есть только для командующего округом и для Тарасовской. Для остальных я – где угодно, и позвонить туда невозможно. Отбой дам сам. Дальше молча и внимательно дочитал все бумаги, вернул мне и спросил куда-то в пространство:

– Кто бы меня просветил: чем я командую – спорт-ротой или военно-полевым борделем армии Мобуту?

– Все, что могу вам посоветовать – подписать ваших сексуальных страдальцев на журнал «Здоровье».

– Издеваетесь?

– Нет! Собственными глазами видел цитату из письма в редакцию: «Ваши статьи на тему полового воспитания укрепляют воинскую дисциплину…»

От автора: На улице Тарасовской в Киеве в те годы находилось военное КГБ – Особый отдел штаба округа. А относительно Мобуту, – то когда в начале 60-х годов большинство колоний в Африке стали независимыми государствами, в них сразу начали возникать военные перевороты. Особливо могучий резонанс заимела заваруха в Республике Конго (столица Леопольдвиль). Ее провернул полковник с абсолютно невообразимой для европейских ушей фамилией – Мобуту Секе Соко Куку Мвага зу Венда. В переводе это обозначало приблизительно следующее: бесстрашный воин, которому нет равных, ибо один его вид повергает наземь всех врагов! Согласитесь, в конголезских именах присутствует какая-то своеобразная лаконичность.

Утвердиться в качестве военного диктатора в своей стране на много лет «Бесстрашному воину…» способствовала армия белых наемников, состоявшая исключительно из подонков, извращенцев и авантюристов.

Алексей Сирота:

Майор спросил: «Пить будешь?» И, не дожидаясь ответа, извлек из шкафа пятизвездочный коньяк, а из холодильника – нарезанный лимон. Мы засосали по стакану и зажевали плодом советских субтропиков, от которого свело челюсти.

– Статья на эту трахомудь есть? – поинтересовался майор.

– Есть, но редко возбуждается (каламбур!). Требуется заявление потерпевшей либо показания как минимум двух посторонних свидетелей. Плюс медэкспертиза – возни много, но суть не в этом. А в том, что согласно моим наблюдениям, возмездия требует максимум одна жертва из десяти. Это притом, что закон не делает никакой разницы между проституткой, случайной знакомой или законной супругой. Состав преступления содержится в самом факте извращения, а не в социальном статусе потерпевшей.

– Так они что – боятся?

– Стыдятся, товарищ майор, стыдятся.

– А чтоб им! – майор выругался и добавил: – Когда ее петрушат, как ту кобылу, да еще мордой в студень, так ей не стыдно! А заявиться ко мне и хотя бы устно пожаловаться, так ей воспитание не позволяет!

– Выходит, не позволяет.

Майор налил еще по стакану, дерябнул, не переводя дыхания, и ударился в воспоминания:

– Что такое «сто дней до приказа», знаешь?

– Знаю, служил.

– Так вот, имеется один гарнизон в провинции, где офицерам платят надбавку «за дикость». У нижних чинов – свои развлечения. До приказа о дембеле сто дней, служить уже облом, а творческая мысль бьет ключом. В основном – по голове. И вот несколько «дедов» сидят себе в оружейке. А оружейка эта не простая, потому как часть – ракетная. И солдатики тоже не пальцем деланные, поскольку в свое время их вытурили из политехнического и техникума радиоэлектроники.

– Знаю, послужил и вместе с такими. На что они способны, можно догадаться.

– А вот и не догадаешься, что мои халдеи изобрели. Не скрипи мозгами, сам скажу. Приспособление для автоматического подмахивания – для облегчения местным шлюхам условий их нелегкого труда. За бутылку столковались с одной, можно сказать, штатной, после отбоя перетянули ее через забор и привели в мастерскую для обкатки изобретения. Но надобно ж беде случиться, что в самый разгар ходовых испытаний через тот же забор перелез полковник Шелест. Слыхал про такого?

– Слыхал. Проверяющий из штаба округа. О нем еще говорили: «Приедет Шелест, наделает шороху!»

– Воистину! Итак, перелезает Шелест через забор и незамеченным продвигается к мастерской… Начальник караула на следующий день отбыл для дальнейшего прохождения службы на Землю Франца-Иосифа. Но он оказался единственным пострадавшим в этой катавасии и знаешь, почему? Пока начальство сочиняло объяснительные записки и отстирывало исподнее, кто-то украл главное вещественное доказательство – этот самый станок. Поэтому изобретатели получили «губу», начальник оружейки – предупреждение о неполном служебном соответствии, а барышню сдали в ЛТП. Но Шелест не был бы Шелестом, если бы не прописал всему гарнизону ежедневный кросс – три километра. А в воскресенье перед увольнениями – все пять. Тех, кто пытался «закосить», припугнули дисбатом. Бегали все – и салаги, и деды. Ровно сто дней! До самого приказа… Так поверишь – этих вот кулибиных, говорят, последний раз избили в день увольнения в запас. На дорожку!..

Я еще раз подивился нереализованному потенциалу советского человека и провозгласил, что мы, все-таки, самые умные в мире. Кажись, коньяк подействовал. Майор согласился со мной и подвел итоги:

– Ну, спасибо тебе, Сирота, за честность! В твои дела не вмешиваюсь, но догадываюсь, что в моей роте теперь вакансия?

– Будь уверен. Если прапорщик к тебе и вернется, так только во сне.

– Типун тебе на язык, – отмахнулся майор и достаточно уверенно перекрестился. Ну-ну…

Потом проигнорировал мои слабые возражения и с форсом подвез меня на личной «Волге» под самый парадный ход в Управление. На прощание предложил:

– Надеюсь, когда выгонят из милиции, придешь ко мне? Кстати, как у тебя отношения с войсковыми особистами?

– Никак!

– Это хорошо, что никак. Поскольку КГБ дергать можно, а с этими лучше не заводиться.

Я поблагодарил за совет и направился в свой кабинетик. При этом старался не дышать в сторону проходящих коллег. Добравшись до родного закутка, встал у окна и обратился вслух к бронзовому Богдану Хмельницкому на площади:

– Слушай, Бодя, ситуация хреновая! Если это козлище с бицепсами никому не проболталось про свою любовницу, то это означает, что таковой не было вообще. Иначе расхвастался бы. Следовательно, ревнивого мужа несуществующей приятельницы также не существует. С другой стороны, товарищ гетьман, и у прапорщиковой супруги никого не было. Ибо, кроме заверений врачихи, а также бабушек, имеются показания дембелей: покойный со своей жены ни на миг глаз не сводил. Тем солдатикам из роты, которые после травм в госпиталь попадали, обещал золотые горы за то, что они там будут потихоньку следить за его благоверной. Ноль по фазе! Итак, мы не имеем ни мотивов, ни трупа. Почему молчите, уважаемый гетьман?

– А он вспоминает, что у него в войске проделывали с казаками, которые в походе к чарке прикладывались.

Это Старик прорезался. Зашел давно, но я его не заметил.

– За что пили, Сирота?

– За упокой души прапорщика несокрушимого и легендарного дважды Краснознаменного Киевского военного округа. Сокращенно – ДККВО.

– Сам придумал?

– Нет, прочел на стенде по месту службы покойника.

– Ага, уже покойника! И по какой статье? С заранее обдуманными намерениями, без оных, в состоянии аффекта, в результате неосторожности или несчастного случая, с отягощающими или смягчающими? А вдруг – в составе преступной группы и способом, свидетельствующим об особой жестокости и цинизме обвиняемых? Так вот этого нам не надо – отчетность портит. Ну, а если без шуток?

– А если без шуток, то пора колоть подозреваемых.

– Так вызывай и работай!

– Относительно «вызывай» – думаю, что лучше брать тепленькими, дома, в привычной для них обстановке.