Дороги. Часть вторая. - Яна Завацкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черная девочка с пятнышком подошла к Ильгет, оставив игру, и начала ластиться.
— Что же мне, тебя взять? — Ильгет приласкала щенка. Взяла на руки — собачонка замерла. Ильгет снова опустила щенка на землю. Поймала рыжую, что оказалось не просто — собачонка была на редкость наглой и изворотливой. Даже на руки не хотела идти. Ильгет перевернула ее на животик, и рыжая стала бурно извиваться, выражая свое возмущение. Укусила ее за палец мелкими острыми зубками.
— Тебя-то я и возьму, — сказала Ильгет, — дэггеров кусать будешь.
С щенком на руках она вышла из вольера.
Мать собаки звали Нидаран 475 Искатель (приставка государственного питомника), отца — Пан Серый Волк, сама рыжая щеня получила при рождении имя Норрис Волк Искатель 2020. Ильгет решила сократить ее кличку до Ноки.
Забот резко прибавилось. Теперь на все прогулки Ильгет таскала с собой Ноки, как раз такая нагрузка полагалась рабочему щенку двух с половиной месяцев. Да и дома Ноки постоянно играла в садике, то одна, то с соседским песиком, которого Ильгет охотно брала к себе время от времени. К чистоте Ноки привыкла сразу, как всякий щенок, которого выпускают в сад. Кормить ее пока полагалось четыре раза в день, ежедневно расчесывать, просто чтобы приучить к процедуре, заниматься хотя бы четверть часа основными командами. Кроме того, рабочая собака нуждалась в обилии впечатлений для развития интеллекта, ей нужно было общаться с людьми, с другими собаками, с лошадьми, с разными животными, ездить в разных машинах, приучаться к резким звукам, купаться в море, играть с хозяйкой в палочку и канатик.
Ильгет написала Арнису о новом приобретении, и вскоре от него пришло восторженное и радостное письмо.
Кажется, у Арниса все было благополучно.
Ильгет уже в сентябре начала работать.
Дело было, конечно, не в деньгах, Арнис об этом позаботился. Хотя почти весь подарок они истратили на Артикс, оставалась, как выяснилось, еще заначка, у Арниса был счет «на всякий случай», и этой заначки Ильгет могло хватить на жизнь до рождения ребенка, а там пособие станет таким, что на него тоже можно жить. Впрочем, умереть с голоду Ильгет бы не дали ни в коем случае, существуют же социальные пособия, тем более — для беременной.
Конечно, неплохо было подзаработать еще, например, чтобы для ребенка купить все лучшее, а не по экономичному классу. Но дело даже не в этом. Работа как-то незаметно сама нашла Ильгет.
Ежедневно она проводила по нескольку часов в Сети. В последнее время совершенно не шло творчество. После Артикса — как отрезало. Притом Ильгет чувствовала себя хорошо, могла писать публицистику и критику, но вот сочинять... Однако это типично для беременных и кормящих мам, творчество сильно завязано на гормоны, а во время беременности гормональный фон резко меняется, все тело занято иным творчеством.
Поэтому Ильгет не беспокоилась, понимая, что это бесплодие временно. Она с удовольствием читала чужие произведения, участвовала в дискуссиях. И вот однажды прочла предложение Службы Информации об очередном наборе контролеров.
Она подала заявку, прошла тест — и вскоре ее приняли на работу. Работать нужно было не выходя из дома, в Сети.
Платили ей за это всего 300 кредитов в месяц, но этого полностью хватало на жизнь ей и собаке, так что заначку Арниса можно было и не трогать.
Служба Информации — та самая инстанция, которая формирует таинственный ментальный фон, господствующий на Квирине. Тот самый фон, на котором некоторые так неуютно чувствуют себя — земля героев, мечтателей и ученых.
Никакой цензуры на Квирине не существует, свобода творчества и самовыражения — полная. Но каждое произведение, попадающее в Сеть (а туда попадает все — литература, музыка, спектакли, картины, фильмы...) или иным образом продемонстрированное публично, просматривается наблюдателями СИ, обычно такими, как Ильгет — эстаргами, которые временно не работают, или пенсионерами. Работа эта — будто не вполне полноценная, однако тоже полезная обществу.
Ильгет, конечно, специализировалась на литературе. Ее задачей было — прочесть произведение, определить его направленность по основным параметрам и подсознательно-психологическое послание, которое эта вещь содержит. И занести в соответствующий раздел статистики.
Этому приходилось учиться. Такие вещи могут быть определены только человеком, машинному анализу они недоступны. Первое время Ильгет училась, тренировалась на вещах, уже отклассифицированных опытными наблюдателями, но уже через месяц, по точности ее работы, ей доверили оценивать вещи самостоятельно.
Кроме того, Ильгет должна была написать аннотацию к произведению и определить точно его поджанр, с чем, впрочем, автор мог и не согласиться.
Вся работа Службы Информации была «подводной», авторам незаметной и недоступной, и служила только для статистики. Ильгет предполагала, что подобный тотальный контроль мог бы привести к жестокой диктатуре — при которой авторы неугодных государству произведений репрессировались бы, а произведения запрещались. Но этого не было даже в малейшей мере, собственно, в статистику поступали безличные анонимные сведения, об авторе и самой книге знала только Ильгет. В циллосы СИ, и на столы руководства поступали обобщенные данные, без имен и конкретных содержаний, из этих данных формировались графики информационных потоков, и дальше формулировались требования — усилить тот или иной противопоток. Невозможно было ослабить какой-то поток, это противоречило бы свободе самовыражения. Всегда только — усилить противоположный, то есть найти авторов, пишущих в ином ключе, с иным мировоззрением, выдвинуть их на первые страницы сетевых библиотек, прорекламировать каким-то образом.
И это было по-своему, наверное, несправедливо...
Но эти минимальные усилия государства по воспитанию граждан были необходимы хотя бы из-за сагонской угрозы.
Нельзя недооценивать информационную угрозу. Надо поддерживать фон. Надо постоянно поддерживать в обществе желание рожать детей, заниматься наукой, работать, лететь в Космос и в новые колонии, внушать, что быть ученым или воином-героем — это хорошо, а обывателем, владельцем ресторанчика — скучно и мелко. На том стоит Квирин, в отличие даже от планет Федерации. Что наркотики и разврат — это зло, однозначное зло, а спорт и искусство — прекрасно.
Ильгет, проходившая основы информационной войны, все это отлично понимала. Сагонам ничего не стоило бы захватить Квирин, если бы не существовало Службы Информации. Создать поток произведений, рекламирующих индивидуализм, мещанство, антигосударственные настроения, да просто наркотики и разврат — ничего не стоит, тем более, что такие произведения на Квирине есть всегда. Если бы такой поток хлынул — а организовать это сагонам несложно — дух квиринцев очень скоро оказался бы подорван, герои растерялись бы, не зная, за что сражаться, чистые оказались бы развращены, ученые потеряли остроту мысли и творческие способности, возможные лишь при предельном напряжении души и тела. Сагоны получили бы доступ даже на сам Квирин.
Они именно потому здесь и не появлялись — им не за что было зацепиться.
По сути дела, то, чем занималась Ильгет в СИ — было той же самой профилактикой сагонской инвазии. Что несколько успокаивало ее — пусть так, но она выполняет ту же работу, что и ее товарищи в ДС.
Малышка росла и развивалась, и вскоре Ильгет ощутила легкие толчки в живот. Эти ощущения наполняли ее счастьем. Миран еженедельно осматривал ее и поражался — беременность протекала так, будто у Ильгет никогда не было никаких проблем со здоровьем.
Как-то незаметно подступило Рождество. Праздник Ильгет встречала вместе с Беллой, но у себя дома — она взяла к себе и крестников.
— Весело у тебя теперь, — сказала Белла, глядя на малышей, возившихся на полу с четырехмесячной собакой, Ноки была постоянной любимой живой игрушкой.
Они вернулись из церкви, весело поужинали все вместе. Молились и пели песни, потом играли с детьми в новую электронную игру. А вот теперь малыши возились с собакой, а старшие присели на диван, Белла — с бокалом вина, Ильгет — персикового сока.
— Скоро их будем укладывать, — сказала Ильгет, — и так им сегодня попозже разрешено... У бабушки они ложатся в восемь.
— Они долго у тебя пробудут?
— До самого Нового Года. А что — пусть... мне веселее. Я вообще никогда не знала, что с детьми так здорово может быть. Может, я сама на ребенка чем-то похожа, не знаю...
— Да уж.. дитя мое. Иль, а что твоя мама, кстати? Ты ведь ей писала?
— Она отказалась ко мне приехать. Вроде, там у нее своя жизнь... Поблагодарила за подарки, попросила прислать фильм о малышке, когда родится.
— Ты, кажется, не слишком расстроена.