Бриллианты на пять минут - Лариса Соболева

Граф полулежал на полу у стены. Рубашка на его груди была окровавлена, кровь продолжала сочиться сквозь пальцы руки, которой он зажимал рану. Во второй руке Свешников сжимал дуэльный пистолет. Стоял страшный шум, кто-то требовал доктора, визжали дамы, некоторые падали в обмороки. Склонившись над Арсением Сергеевичем, я потрясенно выговорил:

– Как же так… друг мой… Зачем?!

– Честь… я доказал… не виноват…

Он умер. Что я испытал, стоя над его телом? Стыд. Огромный, непередаваемый. Защемило сердце, я чувствовал себя виноватым, а самое страшное – теперь я верил графу.

Кто-то тронул меня за плечо, крикнув:

– Посторонись!

Я сбросил чужую руку, отдернув плечо, обернулся и прорычал в ответ:

– Пошел вон, дур-р-рак!

– Где женщина? – послышался громкий и командный голос. – Та, что подходила к арестанту… Кто-нибудь знает эту женщину?

Я поспешил к Мари, запрыгнул в карету, крикнув кучеру:

– Гони, Прошка!

Карета понеслась по улицам Петербурга. Я запрокинул голову назад и ехал некоторое время, закрыв глаза. А видел окровавленную грудь Арсения Сергеевича, его пальцы, сквозь которые сочилась кровь, перекошенное болью лицо… Боль застряла и в моей груди.

– Он застрелился? – услышал я несмелый голос Мари.

– Да, – ответил я.

– Господи, прости нам наш грех, – сказала она и перекрестилась.

– Постойте, постойте… – Я уставился на Мари, которая тихо плакала. – Мария Павловна! Вы… вы передали ему пистолет?

– Да, – созналась она. По щекам ее бежали одна за другой слезы.

– Но как?! Как вам это удалось?!

– В записке, что вы мне отдали, Арсений Сергеевич просил найти человека, который бы передал ему пистолет, когда его поведут в суд. А кого я найду? Где? Я взяла пистолет у папа€ в кабинете… с ковра сняла… зарядила… спрятала в муфту. А потом… потом сунула пистолет ему за сюртук, когда целовала. Я не могла поступить иначе. Влас Евграфович, не осуждайте меня… прошу вас…

Она упала мне на грудь и горько зарыдала. Я же обнял ее за плечи, поражаясь самоотверженности этой девушки. Но что теперь предстояло стерпеть ей!

– Ах, Машенька, Машенька… – сетовал я. – Натворили вы…

Потом я велел кучеру ехать к Белозерским, где передал Мари с рук на руки его светлости князю-отцу, сказав:

– Что бы ни случилось, рассчитывайте на мою помощь.

Он поблагодарил, хотя ничего не понял.

Долго я не мог прийти в себя от потрясения, связанного с самоубийством графа. Ничем не занимался, казнился тем, что не сделал все возможное для его спасения. К тому же я ведь нечаянно стал участником заговора против графа, который он сам изобрел против себя же. Ввечеру я отправился к Никодиму Спиридоновичу, желая высказать ему накипевшее.

Пристав принял меня безотлагательно. Выглядел он усталым и разгневанным.

– Ну вот, – сказал я ему, – вы удовлетворены? Теперь-то граф Свешников доказал вам, что невиновен?

– Кому и что он доказал? – зарычал тот, подскочив. Затем бросил писарю: – Подите вон, любезный. – Тот мигом сбежал, а пристав снова повернулся ко мне: – Граф совершил глупость! Непростительную глупость!

– Граф Свешников решился умереть, доказывая свою невиновность, – отстаивал я покойного. – В его нынешнем положении это был единственный достойный выход, как ни жестоко с моей стороны так говорить. Однако человек, желающий избежать позора путем смерти, разве не заслуживает уважения? Помнится, вы сами говорили…

– Я дурак был-с! – развел в стороны руки Никодим Спиридонович, исполнив шутовской поклон. – А знаете ли, сударь, что графа должны были отпустить из зала суда?

– Как! – изумился я его словам. – Что вы такое говорите!

– Да-с! Нашлись свидетели, которые видели, как он заходил в дом ювелира после выстрелов. После! Мальчонка, что отнес околоточному записку, очень быстроногий. Он вернулся к дому ювелира, ибо работает напротив в трактире половым, и видел графа Свешникова, как тот вошел к ювелиру. А записку мальчишка получил сразу же после выстрелов, которые тоже слышал! И соседка ювелира, мещанка Колтунова, заслышав выстрелы, глядела из окна на улицу. Она подтвердила, что граф Свешников приехал на извозчике после выстрелов в доме ювелира. После! Следовательно, граф не стрелял. Каково, а?

Я был сражен. Я ощущал в сердце пулю, которая убила Арсения Сергеевича. Красивого, молодого и благородного человека не стало, и кого в этом винить?

Никодим Спиридонович ходил по кабинету, заложив руки назад и нахмурив брови.

Несмотря на потрясение, я все же полюбопытствовал:

– Но почему все-таки должен был состояться суд? Разве вы не обязаны были отпустить Арсения Сергеевича, имея такие факты? Вы сказали ему о свидетелях?

– Нет-с! – всплеснул он руками и снова заложил их за спину. – Не успел. Да и свидетели нашлись накануне, суд уж никак нельзя было отменить. Это вам, сударь, чудится, будто разбирательство легкое дело. Ан нет! Покуда околоточный отыскал мальчонку… Он ведь не знал его имени, не знал, где искать мальчика! К тому же на основании показаний ребенка подозреваемого освобождать нельзя. Покуда опросили всех, кто живет поблизости… А там народу много. Мещанку Колтунову вообще нашли только позавчера. У сестры гостила, в Туле. Роковое стечение обстоятельств! Ко всему прочему, имена свидетелей мы храним в тайне до нужного часа. И час этот должен был пробить в суде. А девчонка… Думаете, мы не знаем, что это княжна Белозерская передала графу Свешникову пистолет? Ишь, удумала: поцелуй герою подарила! А вместе с поцелуем пистолет подсунула! Да-с, нам все известно. Поступок ее аморален!

– Что будет с княжной? – испугался я за Мари.

– А вот этого я не знаю! – вновь он развел руки в стороны и наклонился ко мне. – Не знаю-с! Да такого сроду не бывало, чтоб княжна… Нет, это скандал, какого еще не знавали в свете! Княжна… Собственными руками… Вот что теперь с ней делать, а? Задрать бы ей юбку да выпороть розгами!

– Я прошу вас, оставьте княжну в покое.

– Отчего ж я должен оставить ее в покое? – Никодим Спиридонович оперся о стол руками и навис надо мною. – Барышня совершила проступок, пускай теперь и отвечает. Княжна, маркиза, мещанка – мне все равно-с. И на допрос обязательно вызову.

– Да как можно? Молодую девушку, княжну… на допрос?! Вы окончательно погубите ее репутацию.

– Простите, сударь, но она сама погубила свою репутацию.

– Не сама, а с моею помощью.

Я рассказал Никодиму Спиридоновичу все, что мне стало известно со слов графа Свешникова, рассказал, как служил почтальоном между ним и Мари, о своих сомнениях и подозрениях. Он упал в кресло и прикрыл ладонью глаза, задумался, затем произнес:

– Ежели б вы мне рассказали все с самого начала…

– Да, граф Свешников остался б жив, – вынужденно признал я. О, как больно было сознавать, что и я повинен в его смерти! – Теперь-то вы не вызовете княжну? Умоляю вас…

– Я должен подумать, – раздраженно бросил пристав.

– Никодим Спиридонович, я желаю загладить вину. Все, что хотите, сделаю, но истинный виновник должен быть найден.

– Полагаете, мы не знаем, что нам делать? – рассердился он. – Есть у меня один свидетель, главный. Но об этом умолчу покуда. И помощь ваша, возможно, понадобится.

На том мы расстались.

Прошло две недели со дня гибели графа Свешникова, однако свет не терял интереса к этой истории. Впрочем, о несчастном графе упоминали лишь в связи с именем княжны Белозерской. Уж для нее не жалели ни слов осуждения, ни ядовитых насмешек. Я не понимал людей, откровенно порочивших прекрасную девушку. Да кто им дал право на это? Белозерские не выезжали, никого не принимали – переживали скандал, закрывшись на все замки. Пару раз я пытался добиться свидания с Мари, но мне сказали, что она больна, а князь и княгиня не принимают. Да и кто я такой, чтоб меня принимать? Виделся я только с Дмитрием Белозерским у баронессы, но он всячески игнорировал меня. Впрочем, я тоже не горел желанием говорить с ним. За дневными делами я, конечно, забывал об Арсении Сергеевиче и о Мари, но вечером… Вечером я ехал туда, где мог услышать последние новости о княжне, или навещал Агнессу Федотовну.

Меня интересовала эта дама. Что же она за человек? Поскольку Никодим Спиридонович не связывался со мной, а желание узнать истинного виновника теперь уже четырех смертей было огромным, я посвящал свободные минуты попыткам разгадать загадку. Я чувствовал, что баронесса связана с трагическими событиями, но какова ее роль – не находил ответа. Либо она была сообщницей в грязном деле, либо жертвой (то есть, возможно, ее кто-то использовал). Я наблюдал за нею и ее окружением, стараясь замечать малейшие подробности. Двое молодых людей решительно мне не нравились – князь Белозерский и штабной офицер Юрий Васильевич Сосницкий. Оба отличались спесивостью, оба постоянно нуждались в деньгах, оба соперничали за благосклонность баронессы. На обоих пало мое подозрение. Однако баронесса не отдавала никому из них предпочтения, во всяком случае на людях. Разве что я пользовался ее особой благосклонностью, но то, что выделяла меня среди прочих, не очень-то волновало. Изредка Сосницкий занимал у меня деньги, и я давал ему ссуды, желая расположить к себе и надеясь, что он как-нибудь проболтается. Просила денег и Агнесса Федотовна, обещая вернуть через две недели, когда барон получит перевод. Я не дал, сказав, что не одалживаю денег красивым женщинам. Она рассердилась, но на следующий день простила меня.