Приют Грез - Эрих Ремарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь свое, — попросил Фриц.
— Хорошо. — Эрнст откинул голову, чтобы отбросить волосы со лба, и вновь склонился над клавиатурой. Мощный аккорд оглушил всех. Еще один — и целая баррикада аккордов взгромоздилась следом. Мрак. Но за ним — дерзкая беззаботная трель рассыпалась серебряным смехом и вдруг, жалобно стеная, бросилась вниз, преследуемая демоническим хохотом. Непрерывное нагнетание мощи, упорный труд на глубине, строительство — все выше и выше, и вдруг крушение, за ним — восстановление, сизифов труд, настигающая поступь дьявола. Потом — мрачное, глубоко прочувствованное пение. По-детски радостное щебетанье ласточек, легкие танцевальные ритмы, баюканье, тихий смешок — и внезапно дьявольский хохот по всей клавиатуре сверху вниз, режущий диссонанс, обрыв…
Эрнст быстро встал и бросился в кресло.
— Эрнст… — Фриц был так потрясен, что не смог договорить.
Элизабет тихонько поднялась, подошла к роялю и добавила к еще реющему в комнате заключительному диссонансу глубокую, прекрасную и гармоничную концовку.
Эрнст вскочил на ноги: глаза горят, лицо застыло как маска.
Элизабет подошла к Фрицу. Тот погладил девушку по голове и вдруг заметил слезы в ее глазах.
— Миньона, — сказал он мягко. — Все хорошо. А теперь спойте мне на прощанье нашу старую песню, любимую песню-жалобу, которую моя душа не может избыть. Ее песню…
Элизабет опять села за рояль, сыграла простое вступление и запела:
Слышу до сих пор, слышу до сих порПесню юности моей —Сколько рек и гор, сколько рек и горРазвели нас с ней!Ласточка в мой дом, ласточка в мой домПрилетала каждый год —А теперь о чем, а теперь о чемОна поет?
Фриц всем телом вжался в кресло. Эрнст, взволнованный до глубины души, безумными глазами глядел на Элизабет. В мерцающем пламени свечей она казалась ему белым ангелом.
Милый отчий край, милый отчий край,В заветной сторонеХоть разочек дай, хоть разочек дайПобыть — пускай во сне.Как прощался я, как прощался я,Думалось, весь мир отныне — мой,А вернулся я, а вернулся яС пустой сумой.
От кресла, в котором, съежившись, сидел Фриц, донесся короткий сдавленный звук, похожий на сдерживаемое рыдание. Эрнст прошептал себе под нос: «Миньона, настоящая Миньона», — его кулаки при этом машинально сжались и разжались.
Ласточка летит, ласточка летитВ свой скворечник по весне,Кто же оживит, кто же оживитПустое сердце мне?Ах, не принесет, ах, не принесетСчастье ласточка с собой.Но она поет, но она поет,Как той весной.
Фриц сидел неподвижно. Эрнст чувствовал, что его глаза пылают. Он вскочил, подошел к Элизабет и молча повел ее из комнаты. Фрид и Паульхен последовали за ними. Один Фриц остался в темной мастерской, заполненной ароматом роз и красными отблесками свечного пламени в вине.
— Пусть он побудет один, — сказал Эрнст, выйдя на улицу. — Давайте прощаться.
Фрид отправился проводить Паульхен, а Эрнст с Элизабет пошли бродить по ночным улицам.
Звезды мерцали во всем своем великолепии. Элизабет остановилась и прошептала:
— Звезды…
«А ты — золотая арфа, на которой природа наигрывает свои напевы», — подумал Эрнст.
Свет фонарей блуждал по их лицам. В воздухе стоял густой аромат садов. Эрнст взял Элизабет под руку и свернул в липовую аллею на городском валу. Сонно урчала река. Липы шумели кронами.
Элизабет опять замерла на месте и прошептала:
— Эти липы…
Эрнсту показалось, будто все неузнаваемо изменилось — звезды, река, липы. Будто он их никогда и не видел раньше. Внезапно по его телу пробежала дрожь, а душу охватила невыносимая тоска. Все его мысли словно получили серебристое обрамление. Он остановился как вкопанный и с трудом выдавил:
— Элизабет…
Она молча глядела на него.
Это длилось долго.
— Элизабет… — Он опустился перед ней на колени.
Его захлестнуло темной волной и понесло куда-то к неведомым землям, серебряным землям любовной жажды.
Вдруг он ощутил на своем лбу ее слезы.
— Элизабет! — воскликнул Эрнст и заключил ее в свои объятья. — Ты! Ты! Ты — ночной покой и звезда моей тоски! Обними грезами своей души мою безумную жизнь!
Продолжая плакать, она прижалась головой к его груди. Эрнст почувствовал себя королем, у ног которого лежали чужие короны. Его родная земля неизмеримо раздалась во все стороны, и над ней замерцали мирные звезды.
Так он стоял под стенами собора, вслушиваясь в бурные откровения своей души. Внезапное осознание выпавшего ему счастья окатило его стремительной волной, Эрнст с торжествующим воплем подхватил Элизабет на руки и бросился в темноту.
— О мой светоч… Мое блаженство… Моя мечта…
Он бережно опустил ее на землю и заглянул в глаза.
А она вдруг сказала:
— Я люблю тебя…
И крупные слезы выкатились из ее глаз.
В мансарде Фрица перед портретом Лу горели темно-красные свечи. Пламя их колебалось и дрожало, так что казалось, будто прекрасные глаза изображенной на нем женщины поблескивали, а розовые губы вздрагивали.
Фриц углубился в чтение старых пожелтевших писем. На его лице ясно читались мучившие его чувства. Потом он уставился невидящим взглядом в пространство, подперев голову рукой.
Тихо открылась входная дверь. Вошел Эрнст. Он тотчас понял, чем был взволнован друг, и крепко обнял его.
— Фриц…
Фриц вздрогнул от неожиданности и страдальчески улыбнулся:
— Дорогой мой мальчик… Жизнь безумна и удивительна… Но еще безумнее и удивительнее душа человеческая…
Эрнст помог Фрицу встать.
— Фриц, ты часто подбадривал меня в минуты отчаяния. Неужто теперь ты отчаялся сам? Посмотри, звезды светят нам в слуховое окно, наше Окно Сказок. Это наши звезды…
— Если бы можно было вырвать из груди сердце и на его место вложить холодную звезду, — горько улыбнулся Фриц, — было бы куда лучше… А подчас и легче…
— Фриц, разве не ты однажды сказал, что лишь страдания придают нашей жизни ценность? Что ты и не хотел бы прожить жизнь без страданий.
Фриц молча глядел в одну точку. Потом взял себя в руки и сказал:
— Ты прав, мой мальчик. Я просто раскис. Прости. Закури сигарету и побудь еще немного со мной. Ты проводил Элизабет до дома?
— Да… И она меня.
— Я так и думал.
— Я хочу вернуться на родину!
— Элизабет — твоя половинка. Это не шаблон, каким пользуются обывательницы, сватая своих детей. Нет! По большому счету, по глубинной сути вы и впрямь подходите друг другу.
— Я ее очень люблю.
— Не забывай ее! Ведь ты знаешь, что верность не приобретается и не отбрасывается вместе с обручальным кольцом. Ты молод. Жизненные бури еще будут бросать тебя из стороны в сторону, ибо само понятие верности изменчиво, оно вовсе не так однозначно, как понимают его филистеры, у которых в жилах не кровь, а теплая водица. Венцом твоей верности будет, если ты в конце концов возвратишься к Элизабет. Ибо она — твоя половинка! Помни об этом! Может быть, мой совет пригодится тебе, когда над моей могилой уже давно будет веять ветер.
— Сердце мое полно любви к ней, Фриц…
— Охотно верю…
— Она так чиста душой…
— И любит тебя. Я уже давно это понял — вернее, почувствовал. Ты скоро уедешь. И увезешь с собою драгоценное сокровище: родину, заключенную в сердце женщины.
— Для меня родина — это ты, Фриц.
— Это разные вещи. Юность должна жить в женском сердце. Дарить себя Ей и у Нее же черпать новые силы.
— Чтобы стать человеком…
— Чтобы из людей получилось человечество.
— Однако на свете много людей, но как мало среди них человеков!
— Мы слишком любим самих себя. Эгоизм считается плохим качеством. Никто не хочет прослыть эгоистом, но каждый — законченный эгоист. Мы очень дорожим своим «я»! Каждый стремится найти свою мелодию, свой тон, свое звучание. Все идут разными путями, а нужно пройти через многих людей, прежде чем найдешь путь к самому себе, и нет пути труднее этого. Ведь надо сбросить с себя груз тщеславия, завышенной самооценки и самомнения, а это процесс болезненный. От Я к Ты — великий путь человечества. Может, мы никогда и не сумеем свершить этот путь, а все же — и тем не менее! — стремимся. От Я к Ты, к великому Ты! И потом уже — от Ты к Все! Путь обращения в чувство — к великому Оно! Человечество! Что значат названия? Звук пустой! Чувство — это все! Чувство без слов и образов… Глубокий покой…
— Это смерть. Я вообще не могу ее себе представить, — признался Эрнст. — Сам не знаю почему, но я ощущаю ужас, стоит мне только подумать о ней. Я верю, что никогда не умру.
