Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826» - Харальд Хорф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бомбардировщики Советов на горизонте! — доложил он.
— Дерьмо! — выругался капитан и приказал: — Телефонируйте всем батареям: приготовиться к отражению воздушной атаки!
Телефонист принялся вращать ручку электрогенератора полевого телефона, собираясь передать полученный приказ кому положено, как вдруг телефон вновь зазвенел. Телефонист торопливо сорвал трубку, выслушал нервный доклад и выпалил, устремляя на обер-лейтенанта испуганный взгляд:
— Господин капитан! Солдаты обер-лейтенанта Клюге атаковали наши зенитные батареи!
Капитанская рука рванулась за пистолетом, но было уже поздно. Обер-лейтенант чётко выверенным акцентированным ударом отправил его в нокаут и метнулся к стоящему у входа часовому, на ходу принимая боксёрскую стойку. Часовой схватился за автомат, но выстрелить не успел. Кулак обер-лейтенанта врезался ему в подбородок, и солдат потерял сознание, выпуская из рук оружие. Обер-лейтенант выхватил автомат у падающего часового, рванул затворную раму и открыл огонь. Очередь срезала телефониста и унтер-офицера, хватающих стоящие в углу винтовки, и оба фашиста рухнули на пол, истекая кровью. Ворвавшийся в блиндаж снаружи второй часовой сходу перечеркнул помещение длинной автоматной очередью, но обер-лейтенант оказался быстрее. Он рухнул наземь, пропуская поток пуль над головой, и поразил противника одиночным выстрелом в сердце. Патроны нужно поберечь, бой предстоит тяжёлый.
В трёх тысячах метров над окружённым фашистами блиндажом к району нефтепромыслов приближалось сорок семь советских тяжёлых бомбардировщиков под прикрытием вдвое большего количества истребителей. Устремившиеся им навстречу истребители противника неожиданно обнаружили отсутствие огневой поддержки со стороны прикрывающих направление советского авиаудара зенитных батарей и оказались не в состоянии удержать надвигающуюся армаду краснозвёздной авиации. Будучи в меньшинстве, вражеские истребители быстро потеряли инициативу и вскоре были связаны боем с советскими истребителями. Воздушное сражение, закипевшее на подступах к нефтепромыслам, начало смещаться вглубь укрепрайона, и советские бомбардировщики прорвались к нефтеперерабатывающим предприятиям.
— Вижу нефтеперерабатывающий завод! — Командир тяжёлого четырёхмоторного бомбардировщика с красными звёздами на плоскостях, возглавляющий плотный атакующий строй, докладывал по рации своему командарму. — Начинаю бомбометание!
— Врежьте им там! — откликнулся в эфире командарм. — За Родину! За Сталина!
Бомбардировочный авиаполк принялся засыпать нефтяные сокровища фашистов смертоносным грузом, и густая сеть строений внизу исчезла в десятках разрывов.
— Есть попадание! — доложил лётчик. — Сопротивление противника не встречаю, продолжаю продвижение вглубь заданного района!
Командующий уничтожением нефтепромыслов советский командарм переключился на частоту истребителей и вызвал командира истребительного полка:
— «Сокол», что у тебя?
— Воюем, товарищ «Первый»! — ответил истребитель. — Противник не ожидал отсутствия огня своих зениток, без поддержки с земли их сил недостаточно для уверенного сопротивления! Бегут, черти полосатые! Мы зажали их со всех сторон! Им сейчас не до бомбардировщиков!
— Товарищ командарм! — Находящийся на командном пункте офицер со знаками различия полковника Красной Армии негромко спросил: — Что-нибудь слышно о роте старшего лейтенанта Кузнецова?
— «Сокол»! — Командарм вновь вышел в радиоэфир. — Что видишь на земле, в районе позиций немецких зениток?
— Ничего, товарищ «Первый»! — Слова истребителя тонули в треске авиационных пулемётов. — Когда мы приближались, там шёл бой. Сейчас внизу видимость ноль, бомбардировщики всё засыпали, там один сплошной пожар и чёрная копоть, дымная шапка поднялась уже метров на пятьдесят!
— Понял тебя, «Сокол», продолжай работу! — Командарм вышел из эфира и обернулся к полковнику: — Диверсионная рота Кузнецова поставленную ей Родиной задачу выполнила! Всех представлю к награде!
— Выжил бы кто-нибудь… — почти беззвучно прошептал полковник.
— Кто-нибудь выживет! — отрезал командарм. — Остальных наградим посмертно! От этой операции зависит перелом в войне! Мы собрали для неё лучших людей, преданных коммунистов и комсомольцев! Они знали, на что шли! — Тон командарма немного смягчился: — Не дрейфь, полковник! Там сейчас авиаполк утюжит нефтепромысел так, что противнику не до наших диверсантов! Потери, конечно, будут, но вернётся твоя рота, никуда не денется! Молодцы, мужики! Настоящие герои! Лично каждому руку пожму!
6 декабря 1939 г. Москва, Научно-исследовательский институт мозга
— Это ещё что такое? — Молотов остановился перед входом в лабораторию и бросил демонстративный взгляд на укреплённую на двери табличку.
Надпись на табличке гласила: «Лаборатория кибернетики».
— Лаборатория кибернетики, товарищ Молотов, — ответил Сеченов.
Ответа на письма, отправленные в Академию наук и Молотову, пришлось ждать больше месяца. Вполне возможно, что ответа не последовало бы вообще, но в дело вновь вмешалась фортуна. С момента начала войны Сталин работал по 16 часов в сутки, затянувшееся переутомление вызвало у вождя народов головные боли, и он пожелал пройти осмотр у Сеченова, отказавшись от услуг прочих врачей, ибо патологически им не доверял.
Сам по себе медосмотр прошёл вполне благополучно. Сеченова привезли в Кремль вместе с массой медицинского оборудования, телохранители Сталина проверили всё раз двадцать, потом дважды обыскали самого Сеченова, после чего он был допущен к проведению осмотра. Как и в первый раз, в ходе медицинских процедур Сеченов применил медтехнику собственного изобретения, основанную на уникальных свойствах полимеров, и ему удалось купировать головные боли вождя полностью. Сталин остался доволен результатами и даже поинтересовался, не требуется ли что советской науке. В ответ Сеченов попросил о снисхождении к Вавилову и Королёву, а также рассказал о создании прототипа водородной ячейки.
Судьба арестованных учёных вождя народов интересовала мало, в ответ на ходатайство он лишь лениво обронил, что партия подумает над этим. А вот открытие в области создания топливного элемента Сталин воспринял благосклонно. И даже поручил Молотову лично выяснить подробности. Почему данное поручение было дано председателю Совнаркома вместо, например, наркома промышленности или руководителя Академии наук, оставалось загадкой, но для проекта так было даже лучше. В назначенный день в НИИ мозга вместе с Молотовым явилась целая делегация, состоящая из научных и кремлёвских чиновников высоких уровней. И все как один демонстрировали заинтересованность в бурном развитии советской науки. Особенно тех её отраслей, которые могут помочь СССР одержать победу в войне, оказавшейся совсем не столь простой, как это ожидалось поначалу.
С первого же шага, сделанного комиссией по институту, стало ясно, что все её представители, как один, смотрят в рот Молотову и если даже имеют собственное мнение, то вряд ли станут противопоставлять его мнению председателя Совнаркома. В итоге все объяснения имело смысл давать только Молотову, и на остальных членов комиссии Сеченов даже не смотрел. Но Молотов не являлся ни техническим, ни научным специалистом, и Сеченов всерьёз опасался, что председатель Совнаркома попросту не сможет осознать всю глубину открывающихся перед наукой перспектив и не сумеет дать их открытию реальную оценку. И первая реакция Молотова подтверждала небеспочвенность этих опасений.
— Я умею читать, товарищ Сеченов! — Молотов укоризненно нахмурился. — И мне известно, что такое кибернетика! Это роботы, не так ли? А у вас здесь медицинский институт, живущий
