Храмы ночью закрыты. Книга 1. И весь мир тебе должен - Софи Гид

– Лёвчик, здравствуй, – услышал он позади себя её голос в коридоре.

– Привет, Аллочка, привет, звезда востока! О, а наша звёздочка округлилась!

– В моём положении это звучит как комплимент, – улыбнулась Магомаева, чмокая его в щёку. – Я на шестом месяце!

– Ну, я потерплю с поздравлениями месяца три, так уж и быть, – рассмеялся Арутюнов. – Кого ждём на этот раз?

– Аааа, муж сказал – без сына из роддома можешь не возвращаться, – пошутила цветущая от своего положения женщина – ей шла беременность. – Ты к нам, или просто в гости забежал?

– Когда это было, чтобы я заехал в Кировабад, а к тебе не зашёл?

– Алла, вас к телефону, – раздался чей-то голос в конце коридора. – И кто это вас обнимает? Кажется это не ваш супруг!

– Марина, это же мой Лёвчик приехал, не узнаешь? Я иду!

Марина Неёлова работала секретарём в отделе у Магомаевой, и Арутюнов ей тоже уже был знаком. Высокая русоволосая девушка пошла к ним навстречу:

– То-то я удивилась, кто это посмел мою начальницу за талию тронуть? Здравствуйте, Левон Сергеевич.

– Здравствуйте, Маша. И ещё я даже чувствую уверенность в себе, когда она опирается на мою руку, как сейчас. Не красней так, Аллочка, мы все знаем, что ты у нас добрая и ласковая, можешь даже не пытаться хмуриться. Маша, я просто решил измерить – на сколько сантиметров её талия изменилась с моего последнего приезда. Давно не обнимал беременных женщин, тем более университетских подруг.

– Можно подумать, тебя это когда-то останавливало! А твоя Аида не собирается третьего рожать? У вас два пацана, пора бы и дочь заиметь! – сказала Алла, уже добираясь до телефона в своём отделе.

Лёва показал ей на трубку – поговори по делу, потом продолжим. Тихонько поздоровался за руку со всеми остальными работниками отдела писем. Он и их всех знал – люди здесь менялись не часто. Когда телефонный разговор Аллы был завершён, Арутюнов отвёл её к отдалённому столу:

– Я всё-таки здесь по делу.

– Знаешь, а я как-то и не сомневалась. Оказывается, быстрая карьера однокашника плохо сказывается на его свободном времени.

– Я знаю, Аллочка, но что поделаешь? Когда мы сможем поговорить?

– Прямо сейчас и начнём. Что тебя интересует, какая сторона многогранной жизни советского человека?

– Меня интересуют хлопок и всё, что связано с его производством.

– Почему тогда наш отдел, может, лучше к производственникам отведу? Или тебя интересуют кляузы на хлопкоробов?

– Нет, там они будут располагать только официальным материалом, а у меня несколько другая специфика, ты же знаешь.

– Что-нибудь свежее подобрать, или будем начинать с архива?

– Меня интересует материал где-то с 75 года.

– Ого, это серьёзная работа. Но я сама уже не выдержу необходимых тебе усилий, – женщина подняла руки и ласково погладила свой солидный животик.

– — Кого посоветуешь, с тем и побеседую, Аллочка. Я же не садист, чтобы мучить тебя и ребёнка.

Магомаева взяла его за локоть:

– Я знаю, кто тебе нужен. Самед, будь добр, подойди сюда!

К ним подошёл Самед Гасаноглы, парень лет двадцати семи, темноволосый, с типичными для республики усиками тех времён.

– Да, Алла-ханым!

– Какая я тебе «ханым»18, Самед! Никак его не могу избавить от этой привычки, Лёва, – пожаловалась ему со смехом Магомаева. – У нас газета как называется? Он и на партсобраниях меня величает «товарищ коммунист Алла-ханым»!

– Парень тебе уважение выказывает как женщине и начальнику, на что тебе обижаться? – улыбнулся Арутюнов.

– А ну тебя! Так, Самед. Поручаю тебе товарища Арутюнова, ты его уже видел. Он работает в аппарате ЦК партии, на большой должности. Приехал к нам из Баку, его интересует жизнь наших жителей – и города, и района – как бы изнутри, не по парадным статьям нашей газеты за последние четыре года. Особенно его интересуют хлопкоробы – чем живут наши труженики, на что жалуются.

– Алла-ханым, – приподняв левую густую бровь, возразил Гасаноглы, – но ведь все письма, на которые было необходимо отреагировать, у нас забирают в другие отделы. Их отбираете сначала вы, а потом главный редактор.

– А ты точно определила мне нужного человека из всего отдела, – рассмеялся Лёва. – Самед, где мы сможем расположиться, чтобы остальным не мешать?

– Самед, иди в архив, вот тебе ключи, а мы тебя догоним, – скомандовала Магомаева.

– Вот тебе и простачок Самед! – заметил Арутюнов, глядя в спину уходящему парню.

– Парень точно не глуп и сможет тебе помочь не хуже меня. Он служил в армии, потом у себя в селе работал именно на хлопковых полях, поступил заочно в технологический, а пока что почему-то застрял у нас. Я вас оставлю в архиве, там тихо, никто не помешает и весь материал будет под рукой. Вот только захвачу с собой журналы входящей корреспонденции, чтобы вам было удобнее.

– Это для тебя уже большая тяжесть, – перехватил у неё из рук Арутюнов толстые рукописные журналы. – Пойдём, доведёшь меня до вашего архива, а я тебе пока свежий анекдот расскажу.

– Политический?

– В ЦК и Совмине они самые распространённые. Кстати, про хлопкоробов. Ну, так вот, слушай. В одном их наших сёл собрались работники райкома партии…, – прислушавшиеся работники отдела, к их глубокому сожалению, расслышали только это начало крамольной истории – Магомаева и Арутюнов скрылись за дверью в коридоре.

Они спустились в цокольный этаж здания редакции, где и находилась дверь с надписью «Архив» на русском и азербайджанском языках.

– Фух, мне уже и спускаться по лестнице стало тяжело, Лёвчик, а теперь обратно подняться надо, – тяжело дыша, опустилась на первый попавшийся стул Алла. – Я отдышусь, а ты пока дорасскажешь мне анекдот.

– Может мне проводить тебя обратно? – спросил Лёва.

– Нет, мне это даже полезно. Давай, трави дальше. Самед, а ты пока закрой ушки! – пошутила Магомаева.

– Ну так вот, а хлопкороб и отвечает секретарю: «Так ведь корову где-то пасти надо, а как это сделать, если у нас в совхозе хлопок чуть ли не до ворот дома сажают? Корова – это вам не ГАИ-шник, чтобы её у асфальтовой дороги привязать, а она при этом и толстеть будет, да ещё и молоко давать».

Алла от души рассмеялась, придерживая свой животик, махнула на Лёву рукой:

– Ну тебя, шкодник!

– А неполитический анекдот послушаешь?

– Нет, – вскочила на ноги Магомаева. – Иначе я и до туалета не добегу! Вот тебе архив, вот тебе Самед – их и мучай дальше. Всё, я наверху.

– Сколько я тебя знаю, ты всегда мне отказываешь, и во всём! – засмеялся и крикнул Лёва ей уже вдогонку.

– Нахал! – раздался Аллин голос уже за дверью.

В архиве было темновато, хотя и горел свет. Экономили на электричестве – здесь всё равно никто не задерживается надолго. Воздух спёртый, сухой из-за того, что проветривали помещение не часто. Человеку с улицы сразу ударял в нос тяжёлый запах хранимых бумаг. Сейчас в архиве, кроме них двоих, никого не было.

– Самед, – обратился Арутюнов к парню, пока не очень понимающему, чего от него может хотеть этот бакинский партработник. – Меня интересуют обращения граждан примерно за последние пять лет, которые напрямую или косвенно связаны с нашим хлопководством и теми предприятиями, которые потом этот собранный хлопок используют. Но хлопок – это вещь, продукт, а меня интересуют люди, которые с ним связаны. Понимаешь примерно, какой материал в письмах в вашу редакцию меня может заинтересовать?

– Судя по тому, как я это понял – проблемы в этой отрасли и с работающими там людьми, которые не получили должной реакции ни в нашей газете, ни в партийных или государственных органах.

– Я бы и не смог точнее сформулировать, – удивился Арутюнов. – Тебя комитетчики к себе на работу ещё не приглашали? И такой кадр работает в отделе писем третьестепенной газеты! Шучу, шучу. У вас здесь все такие… сообразительные?

– Спасибо, – с улыбкой ответил парень.

– Тогда дай-ка мне подшивку вашей газеты за осень прошлого года, а сам попробуй мне подготовить подборку материалов, которые меня могут заинтересовать. Алла мне сказала, ты и сам работал на хлопковых полях? – спросил Арутюнов, устраиваясь с плотными пачками газет, прошитых и закреплённых вместе с одной стороны деревянными планками.

– Да, – отозвался Самед, – хлопок – это моя любимая сельхоз культура.

– Странная любовь! А почему, скажем не пшеница? Или гранат?

– А это с тех пор, как родители мне купили первые джинсы за 200 рублей при общей их зарплате в 310 рублей. Какие джинсы могут обойтись без хлопка? Это родилось из чисто потребительского любопытства. Я даже кучу книг прочёл – сначала о том, как появились эта «капиталистическая зараза» в Америке, а потом – по технологии изготовления. От посадки зерна хлопчатника до пошива. А я знаю, как всех желающих одеть в такую одежду по цене в тридцать рублей – и молодёжь будет довольна, и страна получит с каждой пары брюк доход в пять рублей. Вот ваши дети просят у вас купить им джинсы?