Цицианов - Владимир Лапин

Бесцеремонное отношение войск к чужому имуществу на стоянках нередко превращалось в настоящий грабеж во время маршей. Если при стационарном положении частей обиженный обыватель имел хотя бы возможность найти обидчика, пропавшую вещь, пожаловаться офицеру, то при движении больших соединений комментарий к любому такому инциденту был один: «ищи-свищи!» При отсутствии технических средств связи догнать вора было делом практически невозможным, особенно если таковым оказывался кавалерист. Со времен петровских самыми строгими выражениями предписывалось ограждать население от своеволия служивых, за мародерство грозили самыми суровыми карами, но зло оказывалось неискоренимо.

Заботой полкового командира являлось также обеспечение своих подчиненных продовольствием и обмундированием, а полковых лошадей — фуражом и упряжью. Формально все выглядело просто: чиновники провиантского департамента и их собратья из департамента комиссариатского в полном соответствии с законодательно установленными нормами и сроками поставляли в войска все необходимое. Командиру и его помощникам по хозяйственной части оставалось только все принять, распределить по ротам и отчитаться. На практике же без активных самостоятельных действий полковника полк обрекался на превращение в толпу оборванцев, а затем — на смерть от голода. В воспоминаниях А.П. Ермолова описан смотр одной из дивизий в 1807 году в условиях крайнего «некомплекта» в обмундировании: «Выбрав в полках людей менее голых, пополнили с других одежду и показали их под ружьем. Обнаженных спрятали в лесу и расположили на одной удаленной высоте в виде аванпоста. Тут увидел я удобный способ представлять войска и как уверяют государя, что они ни в чем не имеют недостатка»[40]. Подобным примерам нет числа. Если бы русский полк, по выражению одного иностранца, не представлял собой подвижной город, в котором трудились ремесленники трех десятков специальностей, если бы не заработки солдат, не разного рода вольности самого командира с казенными суммами, армия просто перестала бы существовать.

Главный доход полковника составляла разница между так называемыми справочными и реальными ценами. Казна выдавала ему на руки деньги на закупку чего бы то ни было по «справкам», составленным местной администрацией, которая за «свой процент» обычно указывала фантастическую стоимость муки или сена. Об этих финансовых фокусах (официально именуемых «экономией») прекрасно знали все — от императора до рядового, но решительных мер не предпринималось, поскольку, во-первых, реальных средств для борьбы с этим явлением не имелось, а во-вторых, это было освящено традицией и являлось средством адаптации неповоротливого административного механизма к жизненным реальностям, проявлением конфликта жизненных реалий и «штатно-табельной» системы снабжения военнослужащих. Все предметы и вещи, оплачиваемые из казны, имели определенный срок службы. Поскольку устав по определению не делает различий между предметами одушевленными и неодушевленными, последним предписывалось служить строго нормированное время. Им фактически запрещалось раньше положенного срока портиться, теряться и становиться добычей вора. Шинель выдавалась на три года, панталоны и мундиры — на два года, рубахи и сапоги — на год и т. д. Металлические предметы униформы считались бессрочными и находились на особом учете. При составлении описания беглых солдат в особой графе «Не сделал ли при побеге какого злодеяния» у егерей-«эриванцев», покинувших часть в 1842 году, указано: «…при побеге снесли с собой казенные вещи с полным числом медных пуговиц»[41]. При описании походов в Дагестане 1830-х годов солдат-мемуарист бесстрастно вспоминал, как у выбившегося из сил служивого забирали ружье, срезали пуговицы с шинели, а самого оставляли на произвол судьбы. Бабы еще солдат народят, а за «железки» начальство строго спросит! В военное время потерянное, сожженное по неосторожности у походного костра и даже пропитое легко списывалось. После одной боевой операции на Кавказе при Ермолове был представлен внушительный реестр материальных потерь, породивший обоснованные подозрения в том, что это был просто способ объяснить вскрывшуюся недостачу «амуничных вещей». В мирное время «списание в расход» казенного имущества оказывалось делом гораздо более сложным, приходилось «исхитряться». Отчасти проблему решала солдатская артель, представлявшая собой кооперативную организацию. Но и в этом случае приходилось ловчить, поскольку тратить артельные деньги официально разрешалось только на улучшение пищи нижних чинов и на наем подвод для перевозки ротного имущества во время похода. В принципе полковник мог подать рапорт с обоснованием необходимости выделения экстраординарной суммы, затеяв тем самым утомительную переписку, чрезвычайно раздражавшую начальство, но далеко не всегда приносившую желаемый результат. Гораздо проще было завысить цену на приобретаемый товар, а образовавшуюся разницу пустить на нужное дело, не предусмотренное «табелью». Так, известный мореплаватель М.П. Лазарев во время кругосветного плавания в 1822—1825 годах хотел перед приходом в заграничный порт покрасить свой корабль лишний раз и для того предложил в финансовой ведомости указать, что закупленный в Англии ром стоил в два раза дороже, чем это было в действительности.

Начальство не принимало никаких объяснений неприглядного вида солдат. Какое кому дело, что они побывали под проливным дождем, что мундиры полиняли, а новых ждать еще целый год? Где деньги найти? Думай, командир, на то ты и полковник! Захворали обозные лошади, поставщик подсунул прелую упряжь, два офицера проигрались «в пух» и задолжали всем трактирщикам и портным в округе, музыканты пропили кларнет и валторну — все это оборотная сторона счастья видеть на собственных плечах эполеты полковника! В отечественной историографии об огромном числе военных, занимавших административные должности в дореволюционной России, говорится с явным негативным оттенком. Действительно, генералы и полковники вносили в канцелярии соответствующий стиль управления, но представлять их людьми не подготовленными к управлению городами, губерниями и даже ведомствами было бы неверно. Армия оказывалась школой для администраторов. Плохой или хорошей — другой вопрос, перед постановкой которого следует подумать: а была ли вообще другая школа для управленцев? В 1813 году Александр I доверил генерал-майору князю Николаю Григорьевичу Репнину временно управлять целым королевством — Саксонией, и тот справился. Десятилетие в должности помощника командира полка, затем командира полка, бригады и дивизии сделали из П.Д. Цицианова человека, вполне подготовленного к самостоятельному управлению губернией или иной территориально-административной единицей.