Дым - Иван Тургенев

Значительность их сказывалась во всем: в их сдержанной развязности, в миловидно-величавых улыбках, в напряженной рассеянности взгляда, в изнеженном подергивании плеч, покачивании стана и сгибании колен; она сказывалась в самом звуке голоса, как бы любезно и гадливо благодарящего подчиненную толпу. Все эти воины были превосходно вымыты, выбриты, продушены насквозь каким-то истинно дворянским и гвардейским запахом, смесью отличнейшего сигарного дыма и удивительнейшего пачули. И руки у всех были дворянские, белые, большие, с крепкими, как слоновая кость, ногтями; у всех усы так и лоснились, зубы сверкали, а тончайшая кожа отливала румянцем на щеках, лазурью на подбородке. Иные из молодых генералов были игривы, другие задумчивы; но печать отменного приличия лежала на всех.

Каждый, казалось, глубоко сознавал собственное достоинство, важностъ своей будущей роли в государстве и держал себя и строго и вольно, с легким оттенком той резвости, того "черт меня побери", которые так естественно появляются во время заграничных поездок. Рассевшись шумно и пышно, общество позвало засуетившихся кельнеров. Литвинов поторопился допить стакан молока, расплатился и, нахлобучив шляпу, уже проскользнул было мимо генеральского пикника .

- Григорий Михайлыч,- проговорил женский голос,- вы не узнаете меня?

Он невольно остановился. Этот голос... Этот голос слишком часто в былое время заставлял биться его сердце... Он обернулся и увидал Ирину.

Она сидела у стола и, скрестив руки на спинке отодвинутого стула, склонив голову набок и улыбаясь, приветливо,почти радостно глядела на него.

Литвинов тотчас ее узнал, хотя она успела измениться с тех пор, как он видел ее в последний раз, десять лет тому назад,хотя она из девушки превратилась в женщину.

Ее тонкий стан развился и расцвел, очертания некогда сжатых плеч напоминали теперь богинь, выступающих на потолках старинных итальянских дворцов. Но глаза остались те же, и Литвинову показалось, что они глядели на него так же, как и тогда, в том небольшом московском домике.

- Ирина Павловна...- проговорил он нерешительно.

- Вы узнали меня? Как я рада! как я... (Она остановилась, слегка покраснела и выпрямилась.) Это очень приятная встреча,- продолжала она уже по-французски.- Позвольте познакомить вас с моим мужем. Vаlеriеn, мсье Литвинов, un ami d'enfance; Валериан Владимирович Ратмиров, мой муж.

Один из молодых генералов, едва ли не самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или не столько насупились, сколько углубились на миг каждый в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие в пикнике, сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на лицах.

- Вы... вы давно в Бадене? - спросил генерал Ратмиров, как-то не по-русски охорашиваясь и, очевидно, не зная, о чем беседовать с другом детства жены.

- Недавно,- отвечал Литвинов.

- И долго намерены остаться? - продолжал учтивый генерал.

- Я еще не решил.

- А! Это очень приятно... очень.

Генерал умолк. Литвинов тоже безмолвствовал. Оба держали шляпы в руках и, нагнув вперед туловище и осклабясь, глядели друг другу в брови.

- "Dеux gendarmes un beau dimanche" ,- запел, разумеется, фальшиво,- не фальшиво поющий русский дворянин доселе нам не попадался,- подслеповатый и желтоватый генерал с выражением постоянного раздражения на лице, точно он сам себе не мог простить свою наружность . Среди всех своих товарищей он один не походил на розу.

- Да что же вы не сядете, Григорий Михайлыч, - промолвила наконец Ирина.

Литвинов повиновался, сел.

- I say, Valerien, give me some fire,- проговорил другой генерал,тоже молодой, но уже тучный, с неподвижными, словно в воздух уставленными глазами и густыми шелковистыми бакенбардами, в которые он медленно погружал свои белоснежные пальцы. Ратмиров подал ему серебряную коробочку со спичками.

- Аvez-vous des papiros? - спросила, картавя, одна из дам.

- Dе vrais papelitos,comtesse.

- "Deux gendarmes un beau dimanche",- чуть не со скрипом зубов затянул опять подслеповатый генерал.

- Вы должны непременно посетить нас,- говорила между тем Литвинову Ирина.Мы живем в Ноtel dе L'Europe. От четырех до шести я всегда дома. Мы с вами так давно не видались.

Литвинов глянул на Ирину, она не опустила глаз.

- Да, Ирина Павловна, давно. С Москвы.

- С Москвы, с Москвы,- повторила она с расстановкой .- Приходите, мы потолкуем, старину вспомянем. А знаете ли, Григорий Михайлыч, вы не много переменились .

- В самом деле? А вы вот переменились, Ирина Павловна .

- Я постарела.

- Нет. Я не то хотел сказать...

- Irene? - вопросительно промолвила одна из дам с желтою шляпкой на желтых волосах, предварительно нашептавшись и похихикавши с сидевшим возле нее кавалером .- Irеnе?

- Я постарела,- продолжала Ирина, не отвечая даме, - но я не переменилась. Нет, нет, я ни в чем не переменилась .

- "Deux gendarmes un beau dimanche!" - раздалось опять. Раздражительный генерал помнил только первый стих известной песенки.

- Все еще покалывает, ваше сиятельство,- громко и на о проговорил тучный генерал с бакенбардами, вероятно намекая на какую-нибудь забавную, всему бомонду известную историю, и, засмеявшись коротким деревянным смехом, опять уставился в воздух. Все остальное общество также засмеялось.

-What a sad dog you are, Boris! - заметил вполголоса Ратмиров. Он самое имя "Борис" произнес на английский лад.

- Irene? - в третий раз спросила дама в желтой шляпке. Ирина быстро обернулась к ней.

- Eh bein, quoi? que me voules-vous?

- Je vous le dirai plus tard ,- жеманно отвечала дама. При весьма непривлекательной наружности она постоянно жеманилась и кривлялась; какой-то остряк сказал про нее, что она "minaudait dans le vide" - "кривлялась в пустом пространстве".

Ирина нахмурилась и нетерпеливо пожала плечом.

- Маis que fait donc monsieur Verdier? Pourquoi ne vient-il pas? воскликнула одна дама с теми для французского слуха нестерпимыми протяжными ударениями, которые составляют особенность великороссийского выговора .

- Ах, вуй, ах, вуй, мсье Вердие, мсье Вердие ,- простонала другая, родом прямо уже из Арзамасa.

- Тranquillisez-vous, mesdames,- вмешался Ратмиров, - monsieur Verdier m'a promis de venir se mettre a vos pieds.

- Хи, хи, хи! - Дамы заиграли веером.

Кельнер принес несколько стаканов пива.

- Байриш бир? - спросил генерал с бакенбардами. нарочно бася и притворяясь изумленным.- Гутен морген.

- А что? Граф Павел все еще там? - холодно и вяло спросил один молодой генерал другого.

- Там,- также холодно отвечал тот.- Мais c'est provisoire. Serge, говорят, на его место.

- Эге!- процедил первый сквозь зубы.

- Н-да,- процедил и второй.

- Я не могу понять,- заговорил генерал, напевавший песенку,- я не могу понять, что за охота была Полю оправдываться, приводить разные там причины... Ну, он поприжал купца, il lui a fait rendre gorge... ну, и что ж такое ? У него могли быть свои соображения.

- Он боялся... обличения в журналах,- пробурчал кто-то.

Раздражительный генерал вспыхнул.

- Ну, уж это последнее дело! Журналы! Обличение! Если б это от меня зависело, я бы в этих в ваших журналах только и позволил печатать, что таксы на мясо или на хлеб да объявления о продаже шуб да сапогов.

- Да дворянских имений с аукциона,- ввернул Ратмиров .

- Пожалуй, при теперешних обстоятельствах... Однако что за разговор в Бадене, au Vieux Chateau!.

- Mais pas du tout pas du tout! - залепетала дама в желтой шляпе.- J'adore les questions politiques.

- Мadame a raison,- вмешался другой генерал, с чрезвычайно приятным и как бы девическим лицом.- Зачем нам избегать этих вопросов... даже в Бадене? - Он при этих словах учтиво взглянул на Литвинова и снисходительно улыбнулся.Порядочный человек нигде и ни в каком случае не должен отступаться от своих убеждений . Не правда ли?

- Конечно,- отвечал раздражительный генерал, также взбрасывая глазами на Литвинова и как бы косвенно его распекая,- но я не вижу надобности...

- Нет, нет,- с прежнею мягкостью перебил снисходительный генерал.- Вот наш приятель, Валериан Владимирович, упомянул о продаже дворянских имений. Что ж? Разве это не факт?

- Да их и продать теперь невозможно; никому они не нужны! - воскликнул раздражительный генерал.

- Может быть... может быть. Потому-то и надо заявлять этот факт... этот грустный факт на каждом шагу. Мы разорены - прекрасно; мы унижены - об этом спорить нельзя; но мы, крупные владельцы, мы все-таки представляем начало... un principe. Поддерживать этот принцип - наш долг. Рardon, madame,, вы,кажется, платок уронили. Когда некоторое, так сказать, омрачение овладевает даже высшими умами, мы должны указывать - с покорностью указывать (генерал протянул палец), - указывать перстом гражданина на бездну, куда все стремится. Мы должны предостерегать; мы должны говорить с почтительною твердостию: "Воротитесь, воротитесь назад..." Вот что мы должны говорить.

- Нельзя же, однако, совсем воротиться,- задумчиво заметил Ратмиров.