По следам тунгусской катастрофы - Николай Владимирович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дух захватывает при одной мысли о том, что, может быть, вот эти вздыбленные холмы, петляющие в заболоченных долинах речки, эти красноватые скалы видели в иллюминаторы космического корабля пришельцы «оттуда» — в последние мгновенья своего существования.
И если так, то, что случилось с ними, понятно нам, людям. Пройдут годы, и в иллюминаторы наших земных космических кораблей заглянут каналы Марса, грозовые облака Венеры, ледяные бездны Юпитера. Человечество, запустившее спутники, пойдет на штурм других планет. Колумбы, спящие сейчас в колыбелях, поведут могучие корабли к звездам. Этот путь не будет легким. Будут и неудачи, будут и жертвы. Но ничто не сможет остановить человека, стремящегося все познать.
Самолет сильно встряхивает Лес расступился, внизу видна широкая, кое-где морщинистая лента реки, на ее крутом скалистом берегу разбросаны, точно спичечные коробки, сотни две домиков. Снижаемся.
Здравствуй, Ванавара!
9 июля
Ванавара — не глушь и не медвежий угол. Я всерьез начинаю сомневаться, существуют ли у нас на севере «медвежьи углы», о которых с таким упоением пишут любители ложной романтики. Ванавара — это, прежде всего, советский райцентр. Здесь есть все необходимое для культурной жизни: клуб, газета, радио, с любовью подобранная библиотека, школа-десятилетка, великолепный интернат для детей эвенков, больница, санаторий. На улицах — много детворы. Бросается в глаза, что поселок интенсивно строится. По направлению к лесу вытянулась целая улица свежих срубов.
Нет, не глухомань здесь, не медвежий угол, а форпост, где человек всегда может организовать свою жизнь так, чтобы она была насыщенной, полной и интересной.
Когда я прохожу по улицам поселка, слышу рев трелевочных тракторов на ближней просеке, стук моторных лодок на Подкаменной, веселое пение пионерского горна близ эвенкийского интерната, мне вновь приходят на ум очерки Смирнова, написанные тридцать с лишним лет назад.
«Число анаварцев, — писал он, — невелико: кроме заведующего — два человека… При слове «фактория» в вашем воображении, вероятно, рисуется ряд больших построек, магазины, склады, десятки служащих… Нет, в данном случае это нечто гораздо более скромное. Две маленьких бревенчатых избы, три покосившихся сарая, человек с цыганской бородой, именующийся заведующим, человек с повязанной щекой, исполняющий хозяйственные обязанности, и маленькая женщина в огромных пимах, стряпающая обеды и ужины — вот что носит название фактории Анавар…». Всего 30 лет прошло с той поры, а как неузнаваемо изменилась жизнь.
Сразу с аэродрома я направился в райком комсомола. Зная, что Саша Мочалов задержался в Красноярске, разыскал второго секретаря — Николая Брюханова. Он невысокого роста, коренаст, плечист и, как большинство жителей здешних мест, немногословен. Познакомились, разговорились. К нашему разговору с видимым интересом прислушивалась сидевшая за соседним столом худенькая скуластая черноглазая девушка, Зина Первушина, инструктор райкома по пионерской работе. Рассказал о нашей экспедиции, — кто, что, откуда и зачем. Меня интересует ряд прозаических вопросов: проводники, олени, закупка продовольствия. Узнаю, что закупка продуктов никакого труда не составляет, но что касается проводников и оленей, то, во-первых, время страдное — скоро сенокос, во-вторых, всех свободных людей и оленей уже взяли геологические партии. Что же делать? Один за другим рассматриваем и отвергаем несколько вариантов. Не придя ни к чему, резонно заключаем, что «утро вечера мудренее», и прощаемся до утра.
…В дверь постучали, и в комнату вошел средних лет седоватый мужчина с умными серыми глазами на загорелом лице. Это был Геннадий Иванович Расторгуев, первый секретарь райкома партии. Допоздна просидели мы с ним, снова и снова обсуждая различные варианты работы экспедиции. Хотя в каждом его слове видно искреннее желание нам помочь, совершенно ясно, что ни проводников, ни оленей достать в Ванаваре невозможно. Лошади же по Куликовой тропе не пройдут. В связи с этим предлагается «водный вариант» маршрута: добираться лодками по Подкаменной, по Чамбе и далее вверх по Хушме, насколько только будет возможно (к несчастью, лето сухое, и река здорово обмелела).
Райком партии собрал совещание руководителей районных организаций об оказании помощи нашей экспедиции. Этим делом непосредственно занимаются секретари райкома партии Расторгуев и Быков и предрайисполкома Михненко. Даже как-то неловко, что мы доставляем столько хлопот.
Во второй половине дня встретился с Зиной Первушиной и начал розыски и расспросы ванаварских старожилов. Их оказывается, не так уж мало, но без Зины я, наверное, ничего бы от них не добился, так как по-русски они говорят неважно. Зина — сама эвенка и служит мне одновременно переводчиком и консультантом по части местных обычаев и нравов.
Падение метеорита хорошо помнит бабушка Зины, но разговаривать с ней трудно, так как ей уже около ста лет и она ничего не слышит. Ее сын, Егор Данилович Шигильдичин, Зинин дядя, рассказывает со слов матери, как все это произошло. Чум их стоял в то время на Тэтэрэ (это — километров сорок к востоку от Ванавары). Дело было рано утром, все спали. Внезапно послышались звуки, напоминающие выстрелы из винтовки. Тем, кто был в этот момент на улице, показалось, что «небо раскололось надвое» и через него прошла с востока на запад светлая полоса. В народе говорили потом, что при падении метеорита многие теряли сознание, а некоторые — оглохли.
Побывали у старых эвенков Будушкиной, Анучиной, Данилиной. Как и все эвенки сейчас, они давно уже живут оседло, в избе, но во дворе дома стоит чум. Летом старики почти все время проводят в нем, жалуясь на то, что в избе слишком душно. Когда мы зашли в избу, все трое, сидя на высоких лавках, вышивали мелким цветным бисером какие-то узоры на плотной матерчатой основе. Позднее Зина объяснила мне, что вышивание узоров бисером — старинное эвенкийское народное искусство, в котором некоторые эвенки достигают изумительного мастерства. На наши вопросы старушки прореагировали очень бурно, оживленно заговорив между собою по-эвенкийски. Ничего не поняв из их разговора, я все
