Бульвар рядом с улицей Гоголя - Герман Канабеев

бутылки вина и, как солому, подожгла мужчину в экипировке. Кадр получился замечательный. Я выбежал на улицу. Странные люди все-таки жили со мной в одном доме. Этот пожар — самое красивое, что было в их жизни, но выглядят они такими несчастными.

— Нравится? — спросил меня дедок, стоящий рядом.

— Красиво, — ответил я, не в силах оторваться от огня.

— Аркадий Вениаминович, — представился мужчина и протянул мне руку.

Совсем уж какой-то архетипический дед. Длинная, спутанная, совершенно седая борода, пожелтевшая на подбородке от никотина. Черный вязаный свитер с горлом, поверх серый жилет с многочисленными карманами, армейские штаны галифе образца середины прошлого века, хромовые, до блеска начищенные сапоги. Меня поразили его ручищи. Огромные маховики. Не руки, а какое-то недоразумение, которое можно применять как оружие массового поражения.

Я хотел его сфотографировать, но старик выбил у меня телефон из рук.

— Ты не вздумай, — сказал он.

— Что? — спросил я.

— Все! Но если хочешь сфотографировать что-то по-настоящему красивое, сфотографируй сиреневого ворона. И пусть он сдохнет, раз уж вся твоя красота умирает.

— Ты вообще кто? — спросил я.

— Аркадий Вениаминович, — ответил дед и снова уставился на пожар.

— И где искать твоего ворона?

— Нашего, — ответил дед. — В последний раз его видели на Курском вокзале, но есть мнение, что теперь он на Ленинградском.

— Сиреневый? Ворон?

— Сиреневый, с белыми без зрачков глазами, — ответил дед.

— Красиво.

— Еще бы!

Суперагент

«Новокосино»

Как же я был рад, когда желтую ветку прорубили дальше «Новогиреево». И не только потому, что мне теперь стало удобнее ездить из Реутова в Москву, но и потому, что я, как дурак, надеялся, дескать, все «они» останутся в Новогиреево.

Они — те странные люди, что стоят на конечных платформах метро и ждут, когда приедет пустой поезд. Они порциями залетают в вагон, кидаются к сиденьям, а кому сидячих мест не досталось, стеной встают перед открытыми дверями и ждут следующий поезд, чтобы оказаться среди счастливчиков, усадивших задницы.

Несчастные, которые просто хотят зайти в вагон и поехать, не важно как — стоя, сидя, — должны с боем пробиваться через эту стену. Самое удивительное, что их еще и не пускают. Вроде как ты посмел не хотеть ехать сидя.

Но они, походу, все переехали в Реутов и теперь стоят на платформе «Новокосино».

Каждое утро я тщательно начищаю ботинки перед выходом. Когда спускаюсь в метро, включаю на телефоне трек Moby к фильму про Джейсона Борна — Extreme ways, ту самую, что играет в самом конце фильма, и подхожу к людской стене у открытых дверей вагона.

Удивительная штука музыка. Она придает сил или наоборот лишает. Вдохновляет или повергает в депрессию. И вот я с первых аккордов чувствую себя Джейсоном Борном — самым лучшим суперагентом. Я неуязвим, стремителен, беспощаден и ловок. Я прорываюсь сквозь людскую стену с каменным лицом, расталкивая всех локтями, чувствуя свою неуязвимость и сокрушающую правоту.

И вот я в вагоне. С презрением смотрю в толпу на платформе, чтобы поймать хоть чьи-то глаза, дабы испепелить несчастного.

Обычно Moby в этот момент доходит до строчек: «Oh baby, oh baby, then it fell apart, fell apart». Я ищу в вагоне какую-нибудь «baby», к которой мог бы обращаться Moby, чтобы случайно встречаться с ней взглядом, пока не доеду до своей станции. Я смотрю на ботинки, и, конечно, они уже не так безупречно блестят.

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Новогиреево».

«Новогиреево»

Вот они. Злые суки. Я даже их понимаю. Теперь у них нет пустого поезда и нет смысла стоять стеной. Они врываются в вагон так, словно хотят убить всех, кто живет в Реутове. Ведь из-за них они лишены счастья выбора. Лишены размеренного образа жизни. Они же годами рассчитывали алгоритм своих поездок. Они точно знали, сколько простоят на платформе, пока попадут в пустой поезд и успеют сесть. Они выходили из дома с определенным запасом времени, и тут на тебе!

Они ненавидели меня, когда я прорывался сквозь них в «Новогиреево», но теперь принимают за своего, когда видят, что из «Новокосино» я приехал стоя. Но это не мешает им пару раз наступить на мои ботинки. Мои начищенные ботинки.

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Перово».

«Перово»

Ненавижу эту станцию. Причем совсем недавно ненавижу. Именно здесь у меня кончились три бесплатных месяца в приложении «Boom» от «ВКонтакте». И все. Музыка в фоновом режиме доступна для прослушивания ограниченно. А платить я почему-то не хочу. И по старинке загонять на карту памяти телефона музыку альбомами с трекеров тоже не хочу.

Теперь я слушаю один трек на репите, пока еду. Он как раз надоедает, пока не кончится отведенное приложением время для прослушивания.

Еще здесь вагон окончательно утрамбовывается людьми. Эти уже просто ненавидят всех подряд. И тех, кто из Реутова, и тех, кто из Новогиреево. Их ненависть такая чистая, что кажется мне великолепной.

Главное, стоять с каменным лицом. Главное, стойко смотреть в глаза и не отводить взгляда. Как Джейсон Борн — самый лучший суперагент.

Мне бы дотерпеть до «Марксистской». Большинство людей выйдет для перехода на кольцевую, и зайдет она. Такая красивая и волшебная. Она всегда едет в этом вагоне. Всего одна станция. Следующая конечная. Центр. Почему-то на конечных станциях утром красивых девушек почти не бывает. Не то чтобы они там не живут. Живут. Но их нет в метро. А на «Марксистской» они уже в изобилии.

Она заходит в вагон. Прижимается к боковым поручням возле дверей, достает книгу и смотрит по сторонам бездонными глазами, прежде чем начать читать.

Каждый раз хочу подойти к ней, но мои ботинки на «Марксистской» уже превращаются в истоптанное говно. Я чувствую себя каким-то грязным, бомжеватым что ли, и подойти не решаюсь. Может, сегодня?

Вытер левый ботинок о правую штанину, правый об левую. Moby повторил в наушниках: «Oh baby, oh baby, then it fell apart, fell apart».

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Шоссе Энтузиастов».

«Шоссе Энтузиастов»

А может, хоть раз сесть в другой вагон? Вдруг там совсем другие люди? Правда, там не будет ее, на «Марксистской».

На «Шоссе Энтузиастов» я перешел в другой вагон.

На удивление здесь было почти пусто. Куча свободных мест. У дверей, облокотившись на боковые поручни, стоял совсем уж какой-то архетипичный дед.

Длинная, спутанная, совершенно седая борода, пожелтевшая на подбородке от никотина. Черный вязаный свитер с горлом, поверх серый жилет с многочисленными карманами, армейские штаны галифе образца середины прошлого века.

В наушниках что-то крякнуло, и Moby