В прятки с «Прятками» (СИ) - "Ежик в колючках"

— Какую фракцию, Макс? То, что вы с Джанин собираетесь сделать, ликвидирует нас всех как фракцию в одночасье! – слова сами складывались в предложения, против моей воли. Сказался то ли безумный поединок, то ли напряжение последних дней никак не отпускало, но меня просто разрывало от желания вывалить ему все как есть, пусть даже ценой его доверия ко мне. – Моделирование сотрет нас как фракцию с лица земли, так не все ли равно, одним изгоем больше, одним меньше.

Взгляд лидера стал совсем ледяным. Нижняя челюсть выпятилась вперед и мне на минуту показалось, что он меня сейчас ударит. Не то чтобы я этого боялся, просто это как-то необычно. У меня в планах не было драться с Максом, но вот от его позы мне вдруг стало не по себе.

— Это не твоего ума дело, Эрик. Твое дело следить за порядком и тренировать новобранцев. Именно поэтому тебя сделали лидером, а не за твои какие-то заслуги или достижения. А ты сам, первый нарушаешь дисциплину. Вот что, я тебя арестовываю, в камеру, конечно, не посажу, но объявляю тебе домашний арест. До финального теста ты не выйдешь из Ямы, под страхом смерти, ясно? Я спрашиваю, ЯСНО?

Я чувствую, как моя грудь вздымается, воздуха мне не хватает. Легкие горят от невозможности напитаться кислородом, из горла рвется полный ненависти бессильный крик. Я ничего, просто ничерта не могу сделать с этим. Мне не дадут машину, оружие не взять, не выехать на дороги… Арест, пока фракция в том виде, в котором она сейчас, дело серьезное, а вот так пропадать ни с х*я у меня намерения не было. Летят все мои планы, и теперь совсем неочевидно, что я буду нужен во время моделирования и не буду под ним. Ну ладно, Макс, посмотрим кого из нас двоих она выберет…

— Я все понял лидер. Разрешите идти, — как можно покорнее говорю я, высоко задрав подбородок.

— Иди. И, Эрик… Это было в последний раз.

— Так точно, — рапортую и выхожу из помещения. Есть у меня одно дело, поважнее терок с лидером.

====== «Глава 5» ======

Эшли

— Мелкая, три круга вокруг тренировочной площадки! Бегом! — орет блондинчик, сурово глядя на то, как я на карачках пытаюсь поймать выпавшую из рук гантельку, которая, сука такая, резво катится по полу.

— Но Джойс, у нас перерыв, — гундосю я отдуваясь.

— Тогда пять, для профилактики, — не сжалившись, выдает этот ирод. — Нехрен инвентарь ронять. Это приказ!

Тяжко выдыхаю, понимая, что не отделаться. И чего он меня так не любит, а?

— Вот бегемотина, — тихо ворчу себе под нос, — гиппопотам гребанный. Вот вставлю тебе в пирсинг на носу веревочку и буду водить за собой...

— Не слышу ответ? — словно расслышав мои злобные угрозы, еще суровей поинтересовался он. Вот привязался-то!

— Так точно, командир! — гаркнула я во всю глотку, что Джойс поморщился от моей громкости, а чуть задремавший на лавочке Ворон, аж подпрыгнул, несчастный, смешно вскинув длинные ноги.

— Бл*, Крошь, не вопи, оглохнуть можно.

— Дома спать будешь, — огрызаюсь обиженно. Вот он мог бы и заступится, между прочим.

— Пошла, — скомандовал блонди под гогот мужиков, — или еще добавлю.

Ну уж нет, лучше пять, чем все десять. Бл*дь, щедрость гиппопотама не знает границ, поэтому послушненько отправляюсь наворачивать круги по Яме. Тренировки кажутся бесконечностью, до финального теста остались считанные дни, а инструктора не дают нам даже продохнуть. Вернее, инструктора-то дают, а вот остальные командиры, с какой-то волшебной радости торчащие в зале безвылазно последнее время, подключаются от скуки, выматывая нас доиздоха. То Ворон в тире коршуном над душой нависнет, пиная нас по ногам, выправляя стойки, то злыдень изголяется, теперь и бегемот пополнил надзирательскую братию. А если еще и лидера черт принесет... до коек будем ползти на брюшках, в прямом смысле слова. Зато все паршивые мысли отменно из головы вышибает.

Нет, не все. Стоит только прикрыть глаза, как перед взором снова, и снова встает до жути парализующее воспоминание: беловатый обломок сломанной кости; неправдоподобно алые брызги крови, окропляющие кожаные маты; нечеловеческий стон оглушающей боли, вползающий в душу обледенением; оскаливающаяся приумноженным презрением ухмылка; обезумевший от ярости, затопленный до самого дна жаждой мучений и крови сумрачный взгляд... В нем больше нет инкрустированного серебра, оно словно выветрилось из Эрика полностью. Из его сгинувшей души. Не оставив и малейшего следа. Совершенно дикий, расползающийся повсюду кристально-черной ненавистью и пылающим стремление уничтожать. Звериный. Даже страшнее. Чудовище, наслаждающееся чужими страданиями. Безжалостный убийца. Слишком опасный.

Сердце панически начинает отбиваться, заходясь бешеной морзянкой. Оно сейчас на куски разобьется об грудину. Вот-вот, сейчас. Главное обойтись без истерии. Дышать. Это скоро пройдет. Но, боже ты мой, как же это... я даже слова не могу подобрать присущего тому иному облику, что я там ярко увидела. Бесчеловечно? Отвратительно? Бессмысленно жестоко... Зачем он это сделал? Для удовольствия? Эрик убил его не в равном бою, не защищая кого-то как воин. Он же бесстрашный, как только мог... Нет, я не настолько наивна чтобы не понимать, что того мужика на ринг никто насильно не гнал и он должен был осознавать весь риск, принимая участия в подобных боях, но... Но ведь и Эрика не принуждали, лидер прекрасно осознавал, что гораздо опытнее и подготовленнее его и, получается, осознанно шел убивать. Господи. Вот так вот, просто взять и убить с небрежной легкостью. Я кричала от осознания такого ужаса, надеялась, что он остановится, очнется от слепящей ярости, но увы. Он смотрел мне в глаза своей кошмарной сущностью, издевательски, таким озверевшим взглядом, словно за человеческой оболочкой скрывается чудовище.

— Что же ты за монстр, Эрик? — не выдержала я, задыхаясь от отчаяния и сжимая кулачки, чтобы только не ударить по монументной грудине. — Как в тебе уживаются два полярных человека?

Столкнувшись с ним в коридоре, почти сразу после увиденного, я даже забыла, что меня в подвале вообще не должно было быть. Впечатления от того образа, что мне посчастливилось разглядеть в лидере, смели все остальные чувства, кроме горечи и отвращения, полностью поглотив инстинкт самосохранения на корню. Уже потом я подумала, что Эрик по идее должен был размазать меня по стенке коридора за то, что я оказалась на этом отвратительном шоу, но он только возвышался надо мной неприступной надменной скалой и окинул равнодушным, с долей отвращения, взглядом.

— Ответишь на этот вопрос — свистни. — нехорошо усмехнулся мужчина, безразлично пожимая плечами. А я все еще ищу, ищу в его глазах то, дающее понять, что он может быть другим. Всматриваюсь. Надеюсь.

— Держись от меня подальше!!! — еле прошептала, на мгновение оторопев. И на секунду вокруг воцарилась оглушающая тишина, разбавленная нашим дыханием.

— Да не вопрос, только ты сама прибежишь ко мне! — отрезал со злобным огоньком во внезапно почерневших радужках и развернулся, размашисто шагая в густоту теней ходов. Каждый его мерзкий поступок, превращал в тень все мои чувства, но ему раньше удавалось разгонять ее теми человеческими качествами, которые выделялись на фоне жесткости. А теперь эта тень поглощала его фигуру, как и саму душу. Что же с ним случилось?

— Ошибаешься, лидер, — только и хватило воздуха выдохнуть, в глазах защипало...

Это не тот человек, которого я полюбила. Не тот. Кто угодно, но не он. И я не хочу любить того, кто разрушает всё вокруг в прах и пепел, истирая мерзостью, калеча свою жизнь, и жизни тех людей, кто находится рядом, иначе он меня попросту погубит. Больше не могу, для меня это потеряло всякий смысл. Ни запала не осталось, ни веры, только отвращение и страх. Страшно по-настоящему. А еще тоскливо. Это невыносимо. Но в моей чаше отчаяния все же есть края... Он сам по себе, пусть живет как желает. Я — тем более. Закончится инициация, постараюсь устроиться как можно дальше, чтобы не видеть, не помнить, не чувствовать... Да, это единственно верное решение. Только почему мне так плохо и внутри всё тоненько дрожит? Холодный ком, который зародился где-то под сердцем, начал расползаться в разные стороны, заполняя пустоту в душе. И нельзя уже ничего исправить. Пусть так и будет. Какую же ужасную душу надо иметь, чтобы переступить ту черту, из-за которой не возвращаются обратно... Он всё разбил вдребезги, отторгнув от себя. Ведь несущий смерть, на смерть и обречен.