В прятки с «Прятками» (СИ) - "Ежик в колючках"

— Эрик, пора, — толкает меня в плечо Рей, а я опускаю взгляд на перебинтованные кулаки. Не надо было этого делать, когда руки свободны, я их лучше чувствую, но заказчик настаивает… Да и вопросов потом меньше, от Макса и от Сэма, они за мной следят, о, да, только и ищут на чем бы подловить. Если узнают о моем сегодняшнем выступлении… Всем не поздоровится.

Мое появление вызывает в толпе ажиотаж. Я и не думал, что столь популярен, однако, это даже в какой-то степени… приятно. Я только ухмыляюсь, не показывая вида, легко запрыгиваю на площадку, которая, как и наши ринги, находится на небольшом возвышении. Стаскивая с себя майку и разминая мышцы, я еще раз оглядываю толпу, пытаясь найти в ней знакомые лица, но, по счастью, не вижу никого. Сброд и отребье, как и всегда. Почему вдруг это стало важно я не успел понять, потому что на ринг карабкается мой соперник. Я медленно оглядываюсь на Рея, который облокачивается о перила ринга и лишь пожимает плечами. На то они и бои без правил, против тебя может выйти даже изгой, которого я сейчас имею удовольствие наблюдать.

Мышечная масса развита неплохо, очень неплохо. Ничего себе голодающие у нас изгои! Видимо, он не первый год участвует в битвах, если успел так... отъесться. Может, не так уж неправа Джанин, когда обвиняет Отреченцев в превышении полномочий, вон изгой, а отъелся, как кабан!

Прозвучал гонг и афракционер бросается на меня со всей возможной ненавистью, что они питают к членам фракций. Я не успел увернуться от него, потому что его атака была мощной, но совершенно топорной. Мышцы он накачал, а вот техники боя у него никакой нет, поэтому он просто схватил меня в захват, намереваясь вышибить дух мощными ударами в корпус. Прессуха не подводит, и мне удается отклонившись немного в сторону, высвободить руки и перехватить его поперек туловища. Я мог бы избавиться от него за считаные минуты, просто напросто свернув шею или сломав позвоночник, но люди платят за зрелища, а не за смерть изгоя, поэтому я просто играю с ним, как ребенок играет в солдатики.

Приподняв могучее тело, я швыряю его в противоположный конец ринга под завывания и улюлюканье толпы. Кровь, они хотят крови и они ее получат, клянусь. Изгой недолго валялся, он почти мгновенно вскочил и бросился в атаку снова, без промедления, но на этот раз я готов ко всему. Мой кулак встречает эту тупую груду мышц, когда мне он не успевает нанести никакого урона. Ухватив дернувшегося противника за шею, я впечатываю кулак в его лицо снова и снова, не сдерживаясь и только чувствуя еще больше азарта от его беспомощности.

Едва я отпустил его, как он попятился, еле оставаясь на ногах, толпа ревет, чувствуя поражение и отыгрывая свои деньги. Никто в этом зале не сочувствует этому изгою, все ставки сделаны на меня, это понятно. Он знает, что стоит ему «лечь», они порвут его, они хотят зрелища, а не капитуляции. Поэтому он встает, так есть хотя бы призрачный шанс остаться в живых. Он еще не знает, что это точно не сегодня. Участь его уже решена, меня все чаще посещает темная пелена, туман, застилающий мой разум, когда все мое существо чувствует жертву. И сейчас я точно знаю, ничто его не сдержит. Зверь вырвался на свободу, полностью поглотив разум, оставив только животные инстинкты и запах скорой победы…

Он бросается на меня, с криком, рыком, пытаясь перетянуть ситуацию на свою сторону, запугать, взять верх хоть как-нибудь, но у него нет шансов. Я только начал играть с тобой, изгой. Только вышел на охоту, и не откажу себе и зрителям в удовольствии посмотреть, чего мы оба стоим. Отщепенец выбрасывает кулак вперед, а у меня все чувства обострены и кажется, что он двигается в замедленной съемке. Увернуться совсем нетрудно, и одновременно с этим вмазать по ребрам, пробивая солнечное и выпуская из него дух. Противник сгибается, хватая воздух ртом, пытается восстановиться, и я позволяю ему сделать это. Пока. Кулаки вверх, шумное скандирование моего имени, все это сливается в один монотонный гул в ушах и уже ничего не хочется, только крови… боли и… смерти.

Изгой, поменяв тактику, несмотря на боль в явно сломанных ребрах, подкатывается под меня, надеясь снести с ног. Толпа неистовствует, и я понимаю, им неинтересно избиение младенца, им не нужна легкая победа. Намеренно позволяю уложить себя на обе лопатки и пропускаю довольно ощутимый удар по почкам. В теле сразу отзывается привычная боль, но адреналиновое сумасшествие не дает прочувствовать ее в полной мере, а только еще больше распаляет и толпу, и моего зверя. Откатившись так, чтобы кулак его не размозжил мне черепушку, я рывком вскакиваю на ноги и снова намеренно пропускаю пару ударов по роже, так что отчетливо чувствуется во рту привкус крови. Отшатнувшись, но быстро восстановив равновесие, я подаюсь корпусом вперед и налетаю на него с разбега, опрокидывая тяжелое тело на ринг, принимаясь работать кулаками, не контролируя и уж тем более не раздумывая, куда приходятся мои удары. Голова изгоя только мотается из стороны в сторону, пока я продолжаю избиение, но рев толпы снова подталкивает меня прекратить, они еще не насладились.

Последний раз пнув уже почти безжизненное тело, я поднимаюсь с него, разминая кулаки и приветствуя бесстрашных. Рефери фиксирует поражение, но изгой встает из последних сил. Один глаз у него подбит и заплыл совсем, челюсть запала, явно сломана. Голова чумная, ничего не соображает. Это будет легкая победа, но от этого не менее кровавая. Выброшенный кулак перехватывается налету, и я выворачиваю ему руку, заставляя упасть на колени. Ногой при этом пробиваю ему живот, раз, другой, третий, до тех пор, пока он не остается висеть на своей же руке в самом из неудобнейших положений. Он жалок в своей беспомощности, в своей излишней самоуверенности, что он может выйти против бесстрашного, против меня и победить. Рука ломается с хрустом, выворачивая на всеобщее обозрение беловатую кость и заливая ринг кровью. Мучительный стон раздаётся в стенах подвала, и ему вторит… резкий женский крик, на который я оборачиваюсь настолько резко, что кажется сместились шейные позвонки.

На верхнем уровне, почти перевешиваясь через перила, отчаянно визжала мелкая девица, занимающая почти все мои мысли последнее время. Встретившись со мной глазами, она стала мелко-мелко мотать головой, и выставляя вперед руку, будто отгораживаясь от всего того, что она увидела сейчас. Что, не ожидала? Так бывает, девочка, жизнь Бесстрашия не только эффектная форма… И снова, уже в который раз, вдруг, внезапно посетило чувство, что все это уродство вокруг, это то, чего следует опасаться и стыдиться. Не ЭТО жизнь бесстрашия, ЭТО уродство, гнусь, падаль, в которую мы все хотим Бесстрашие превратить!

Тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, я снова смотрю на балкон, встречаясь глазами с ее полным ужаса взглядом и ухмыльнувшись, ломаю шею изгою. Все свое презрение, всю ненависть и жажду я вложил в этот последний рывок, изгой упал на ринг и больше не поднялся. Она закрвает ладонью рот и пятится куда-то вглубь толпы. Злость на себя, изгоя этого недоделанного и на всю эту погань вытеснила все остальное, что было в этой черной субстанции, которую кто-то когда-то обозвал душой. Рефери поднимает мою ручищу вверх, но я выдергиваю ее и иду в раздевалку. Никого сейчас не хочу видеть. А если кто полезет… окажется там же, где этот уродский афракционер.

В раздевалке меня ожидал сюрприз. Да не просто какой-нибудь там, а самый настоящий сюрпризище! Развалившись в кресле, на меня с ухмылкой глядел не кто иной, как Макс, и с самодовольной рожей качал головой в такт своим словам.

— Молодой лидер Бесстрашия развлекается. Браво, Эрик, это именно то, что нам сейчас необходимо. Ты что, бл*дь, совсем ебн*лся!!!

Я понимаю, что влип, это залет, самый настоящий, но лучшая защита, нападение, а уж отбрехаться я всегда смогу…

— Да брось, Макс, ты сам участвовал в подобном, это всего лишь способ немного заработать!

— Что ты говоришь, неужели? Тебе мало того, что о тебе говорят, Бесстрашие и так превратили в сборище адреналиновых наркоманов, а ты… Что ты вытворяешь! В таком участвовать – позорить фракцию!