Развод.com - Ольга Сергеевна Рузанова

— Когда ты скажешь ему о беременности?

Поправив разошедшиеся в стороны полы халата, я неопределенно веду плечом и делаю глоток воды, который встает в горле колючим комком.

— Сразу после развода.

— Он может затянуться, — замечает Ден резонно.

Я не хочу об этом думать, но и не думать совсем тоже не могу. Рано или поздно, до развода или после, Рома узнает и тогда мне предстоит ответить, почему молчала так долго. Эти мысли терзают ночами и не дают спать. Каждый раз, когда малыш напоминает о себе пока ещё слабыми шевелениями, в мое сердце приходится укол вины.

Я обязана ему сообщить, но пока не представляю, как справлюсь с его реакцией, какой бы они ни была.

— Расскажу скоро.

— Думаешь, он обрадуется? — налив вина, он салютует мне бокалом и выпивает все одним махом.

— Надеюсь, что нет, — мямлю тихо, воспроизводя в памяти образ той девушки.

За ребрами начинает ворочаться хорошо знакомое едкое чувство. Кто она?... Наверняка из ближайшего окружения, если называет его Ромой.

— Вообще-то, ему сейчас на руку наличие жены и ребенка. Про тот скандал с Ильяной через пару месяцев никто не вспомнит, а вот репутация добропорядочного семьянина...

— Подожди! — перебиваю не слишком деликатно, — Хочешь сказать, он будет использовать меня и моего ребенка в своих целях? Как когда-то эту?...

— Я не знаю, Наташ! Это всего лишь предположение.

— Пусть только попробует!... Он охренеет от того, на что я способна!...

В этот момент в дверь громко стучат. Переглянувшись, застываем, как застигнутые на месте преступления. Скользнувший по моим обнаженным ногам морозец забирается под халат и усеивает кожу колючими мурашками. Щеки опаляет жаром.

Это не кто-то из персонала. Это Березовский. От его энергетики трещит в ушах.

— Гайка! Открывай!... — несдержанный удар по дверному полотну, — Я всё равно войду!

Глава 11. Наташа

— Чёрт тебя дери, гений, — шепчу, потуже затягивая пояс на халате. Руки лихорадочно кружат вокруг лица: приглаживают волосы, касаются горящих щек, потирают их с досадой.

Денис, глядя на меня, усмехается и тоже смотрит на дверь. По тому, как напрягается его тело, понимаю, что он волнуется. Я тоже волнуюсь. Разъяренный Березовский — совершенно не тот человек, которого я хотела бы сейчас видеть.

И уж точно, я не смогу ему противостоять.

Я — загнанная в угол ревностью и обидой, беременная женщина. Сильная в своей слабости и слабая в бессилье.

Я не смогу…

— Не будешь открывать, Наташ?

— Не знаю…

На выдохе тело от макушки до кончиков пальцев пробивает неподдельный испуг. Денис поднимается и направляется к выходу.

— Ладно, я тогда сам открою… Не будет ведь он меня бить? Что за бред?... — говорит он, пока открывает, и первым же делом получает кулак в лицо. Сгибается пополам. — Бля-ядь…

Гребаный псих Березовский!...

— Ты сдурел? — возмущенно на него кричу, вскакивая с места. — Пошел вон отсюда, — пальцем указываю ему дорогу.

— Иди-ка погуляй, — кое-как вытолкав Дениса за дверь, закрывается на замок.

Я пытаюсь прорваться на помощь к другу, но Рома мягко и уверенно, схватив за плечи, тянет меня назад.

— Убери свои руки, — шиплю.

— Развлекаешься здесь? — выплевывает он, переводя разъяренный взгляд с бутылки вина на вырез моего халата. Многозначительно ухмыляется и снимает пиджак, отправляя его в кресло. — Весело тут у вас… жена.

Ненавижу!...

— Видали и повеселее, — его же тоном отвечаю, стягивая полы халата в районе груди. — Куда мне до тебя, муж?!

Содрогаюсь внутренне. Было время, когда эти слова имели какую-то особую сакральность для нас обоих. Сейчас же «муж» и «жена» звучат как унизительный плевок в воздух. Тошно. Больно. Противно.

И всему виной только он один.

— Кто-кто, а ты точно знаешь толк в развлечениях, Ром. Трахаться на камеру я пока не додумалась!...

— А вообще, трахаться, то есть додумалась? — скалится.

— Это не твое дело, — шепчу. — С кем я сплю…

В почти прозрачных, ошалелых глазах столько всего: злость, боль, разочарование, снова злость. Сменяясь калейдоскопом, эмоции проникают в мое убитое предательством сердце и заставляют его больно стучать о ребра.

— Какая ты жестокая, Гайка, — хрипит Рома и на секунду прикрывает глаза, а затем делает то, к чему и совершенно не готова.

Схватив меня за локти, тянется за поцелуем, накрывает дрожащие от возмущения губы горячим ртом и жадно целует. Набрасывается зверем и терзает, терзает, терзает. Я, продолжая придерживать халат на груди, словно статуя цепенею.

Может ли быть больнее, чем сейчас?...

В момент, когда ты спустя три месяца, снова ощущаешь на себе губы единственного любимого человека? Чувствуешь его неповторимый запах? Слышишь, как ожесточенно бьется его сердце…

Сильные ладони накрывают мои бедра, грубо сминают ягодицы, прижимают к твердому телу. В эти движениях столько отчаяния и тоски, что я не могу не реагировать. Я приподнимаюсь на цыпочки, подставляю свои губы, и как маленькая, никому не нужная девочка, сжимаюсь в комок в крепких, мужских объятиях.

Сознание отключается, а внизу живота становится приятно тесно, будто туда снова заселили невесомых бабочек. Они порхают, кружатся и все вспоминают…

Рома мягко накрывает мои руки, чтобы развести их в стороны, но я собираю все остатки здравого смысла и не позволяю ему этого сделать.

НЕТ!...

С силой отталкиваю его от себя.

— Что ты делаешь? — шумно дышу и вытираю губы тыльной стороной ладони, словно все случившееся мне противно.

— Давай поговорим, Наташ… — просит тихо.

Смотрит на меня выжидающе.

— О чем нам разговаривать?

— Мы должны обсудить то, что произошло той ночью. Выслушай меня. Пожалуйста, — давит твердым голосом. — Я в ту ночь бухой был. Нужно было отработать с американцами программу по Москве. Они захотели в клуб, мы все поехали туда. Я… блядь, в общем, я выпил…

— И, конечно, ты ни в чем не виноват, потому что был пьяный? И вообще, ничего не было, я все придумала, я права?

Пытаюсь скрыть за сарказмом свою уязвимость. Сама же просто мечтаю услышать, что ничего не было.

Я ошиблась.

Видео — дурацкий монтаж.

Это был не Рома.

Все что угодно.

Пожалуйста, любимый…

Мои напрасные надежды рушатся, когда я вижу, как Рома сникает. Его плечи опускаются, а лицо становится серым.

— Было… Гайка, — прикрывает